Полное собрание заблуждений

— Здравствуй, Николай Фомич, — отозвался он, прикинув, что пока лучше помолчать, а там видно будет.

— Тут, значит, ситуация такая…

В трубке повисла пауза, и Лагутин вдруг совершенно явственно ощутил тяжесть этой паузы, и мгновенно представил каменную плиту, которая опускается на него, Виктора Эдуардовича, — а ведь у него никогда не было болезненного воображения.

— В общем, непростая ситуация, — произнес наконец Мишанин. — Наш главный решение тут принял… Считает Шинкаренко, что на твоё место нужен другой человек. Понимаешь, структура-то наша такая, что мы должны быть, как жена Цезаря, — вне подозрений. Чтобы полная объективность и беспристрастность. А потому нужен человек совершенно нейтральный и лучше вообще из другого города. Чтобы связями опутан не был, заморочек ни с кем не имел, ни дружбы особой, ни вражды явной — только деловые отношения. Я, сам понимаешь, был против, но главный уперся…

— Я что, плохо работаю? — спросил Лагутин тихо и хрипло. В горле вдруг запершило, и слова стали продираться наружу, словно ежики.

— Да нет, ты, само собой, суперпрофессионал, никто не спорит. Но… Я ведь тебя предупреждал, Виктор, чтобы ты кончал из себя князька удельного строить. Много раз предупреждал, верно? — с досадой проговорил Мишанин. — Сигналы на тебя идут, понимаешь? Разные сигналы, из разных мест. Чиновники кое-какие бурчат, бизнесмены отдельные ворчат… Дескать, руки заламываешь, шеи сгибаешь, а если с какой просьбой, то только на полусогнутых…

— От кого сигналы поступают? — "Ежики" уперлись колючками в язык.

— А я знаю? Они ведь не мне поступают, а Шинкаренко. Про меня и тебя в городе все, кому надо, в курсе, и потому ко мне напрямую не суются. Опять же вся эта катавасия с Сашей Грибановым… Я ведь тебе сто раз говорил: отступись от него. А тебе шлея под хвост попала. Ну вот теперь она тебе горло перетянула. Доложил я Шинкаренко про дочку Сашину. И твои соображения доложил, как ты хотел. И что? У Саши большие покровители в Москве, а у Шинкаренко — хорошая соображаловка. Он сегодня Саше звякнул, вроде как о делах финансовых потолковать, а заодно делами семейными поинтересовался. Дескать, по телевизору у вас там сообщили жути всякие. Так вот Саша телевизионщиков сплетниками обозвал, того, кто им информацию вбросил, — мерзавцем, а себя преподнес, будто он весь в шоколаде да еще со взбитыми сливками сверху.

— Нашёл он вчера свою дочь. Поздно вечером вызволил, — процедил Лагутин.

— Ну да, а я раньше Шинкаренко всё выложил. Да еще и тебя попытался тоже шоколадом обмазать. Дескать, вот какой бдительный мужик Лагутин. А сегодня Шинкаренко взъярился и заявил, что ты, может, и бдительный, а только палки не туда, куда нужно, вставляешь, на тебя жалуются, и Грибанов вроде как последняя капля.

— И что я теперь должен делать? С Сашей замиряться?

Это Виктор Эдуардович никак не мог. Всё, что угодно, но только не это!

— Работу тебе надо искать. Я, конечно, постараюсь у вас кое с кем связаться, но сам понимаешь…

Лагутин почувствовал, как над ним поплыл потолок, а под ним начало рассыпаться кресло, и он вцепился пальцами в край стола, чтобы не упасть, но всё равно понял, что вот она — бездна. И она ждёт его.

Положив трубку, Мишанин долго смотрел на телефон, щурился, морщился и тяжко вздыхал.

Нехорошо, конечно, с Виктором получилось. Как-никак старый товарищ… Но, с другой стороны, он должен был Шинкаренко всё открыто выложить. Про Лагутина с Грибановым и про то, что он, Николай Фомич, много раз пытался отношения их урегулировать, но Виктор Эдуардович тут, как несгибаемый большевик. И ничего не сделать, кроме как узел этот рубить.

Всякие там "сигналы", конечно, были. Но Шинкаренко они не поступали — Мишанин их отлавливал и лично гасил. Однако всему ведь предел есть. И предел этот — Саша Грибанов со своими большими деньгами и высокими связями. Ему, Николаю Фомичу, нужно под этот "каток" попадать?

Вот именно, не нужно. А потому, когда Шинкаренко спросил: "Ну что, будем узел рубить и с Лагутиным прощаться?" — Мишанин лишь развел руками.

ГЛАВА 33

"Полное собрание откровений на нашем радио", — раздалось из кухни, и Рита, переступив порог, подумала, что, кажется, именно эти слова она слышала неделю назад, когда всё и началось.

"Полное собрание заблуждений в нашей жизни, — мысленно добавила она, вспомнив все перипетии прошедших дней. — Мы рассчитываем на одно, сталкиваемся с другим, а в итоге вообще выходит третье".

Даже с Ольховниковой получилось совершеннейшее заблуждение. Рита, конечно, не обольщалась по поводу Клавки-мерзавки, но такой поворот в самых жутких фантазиях не держала.

Однако самое большое заблуждение — Вадим. Да, у неё регулярно возникали романы. Часто просто так, "для порядка". Редко — из симпатии. Но уже давно не из-за влюбленности.

С Вадимом получилось "по ситуации". По крайней мере, ей так сначала казалось.

А чуть позже показалось совсем другое — что всё вдруг перевернулось, и стало очень солнечно, и удивительно тепло, и невероятно радостно. И это было так неожиданно, из чего-то давнего, когда она еще умела влюбляться, и не боялась этой влюбленности, и верила в её безграничность.

Но конец наступил мгновенно, словно кто-то взял и выключил телевизор, по которому показывают кино про любовь, где у героини в сорок лет всё только начинается. И даже не выключил, а переключил на другое кино, уже не про любовь, а про бесконечные криминальные разборки с обманом и предательством.

Так ей и надо. Умные женщины в зрелом возрасте не должны заблуждаться.

— Мамуля, мы дома! — прокричала из кухни Галка.

— Веничек пришел? — отозвалась Рита, "спускаясь с каблуков" в домашние тапочки.

— Да, Веник пришел. — Галка появилась в прихожей, отчего-то с ножом в руке. — И еще Вадим Юрьевич.

— Кто? — вмиг растерялась Рита.

— Вадим Юрьевич, — повторила дочь категоричным тоном и повертела ножом. — И не вздумай возмущаться. Он нам всё рассказал.

— Что — всё? — еще больше растерялась Рита и двинулась на кухню.

Галка посторонилась, пропуская мать вперед, и при этом встала со своим ножом у неё за спиной.

За накрытым для ужина столом сидели Феклистов и Борисевич, причем вид у обоих был весьма благостный. Эдакие милые приятели в процессе приятного застолья.

— Вадим рассказал, что у вас роман! — радостно сообщил Веня, и Рита даже к косяку привалилась, чтобы тут же не опуститься на пол. — Это совершенно замечательно! Мы с Галюсей очень и очень приветствуем!

— Да? — пробормотала Рита. — А он вам не рассказал, что…

— И это тоже рассказал! — прямо-таки с телячьей восторженностью перебил лучший друг. — Да-да, он начальник службы безопасности у Грибанова! Потрясающе! Нас защищал сам начальник службы безопасности самого Грибанова! Ритуля, это очень благородно!

— Благородно?!

— Да брось ты, мамуля! — Потеснив мать, Галка протиснулась в дверной проем и придвинулась к мужчинам.

Получилось почти как на баррикаде: с одной стороны — боец-одиночка, с другой — крепко сомкнувшаяся цепь товарищей по борьбе. Причем у двух товарищей лица были довольные и решительные, а у третьего — умиротворенное и вроде как совершенно невинное.

— Он меня использовал… — Рита хотела произнести это возмущенно, а получилось обиженно.

— Ты абсолютно не права! — У Вени как раз получилось возмущенно, причем совершенно искренне. — Человек был на службе — как ты не понимаешь? Ты ведь тоже всем посетителям салона говоришь, как ты им рада, хотя некоторые — фу! Глаза бы их не видели! А всё потому, что ты на службе.

— То есть ты оправдываешь его лицемерие? — уточнила Рита.

— Веня всего лишь пытается тебе объяснить, что у Вадима Юрьевича были серьезные основания не говорить, кто он есть на самом деле, — внесла поправку Галка.