Страница 55 из 64
Вот так — кому-то ни здрасьте, ни до свидания, а ему сразу всё, но от этого не легче…
Вадим походил по квартире — своей любимой, отгороженной от всех и вся крепости, чьи ворота он сам, по доброй воле, открывал за одни сутки сразу двум практически малознакомым людям, и решительно взялся за телефон.
— Слушаю, — отозвалась Рита. — У вас появилось ко мне дело, Вадим Юрьевич?
— Появилось, — сказал он. — Во-первых, я не хочу, чтобы ты на меня дулась…
— Дулась? — фыркнула она. — Мы что, детсадовцы? Отдавай мои конфетки — забирай свои игрушки?
— Нет. Мы не детсадовцы, и даже не студенты. Мы взрослые люди, причем в достаточно солидном возрасте.
— Это я в солидном возрасте. А вы ещё вполне можете охмурить какую-нибудь студентку. Детсадовку, правда, уже вряд ли.
— А я не хочу студентку. Я хочу…
Он вдруг обрадовался, что можно "зацепить" разговор, а потом превратить его в беседу, а затем…
— Вы сказали "во-первых", — оборвала Рита. — У вас есть что-то "во-вторых"?
Ему тут же захотелось с досады плюнуть на пол — на отличный паркет, по которому до нынешней ночи не ступала нога человека, если не считать самого Вадима. Но он, конечно, не плюнул. Просто потому, что никогда не плевался.
— Да, есть, — сказал он со злостью. — Мы нашли того, кто поставил твоему ненаглядному Феклистову "жучок".
Рита слушала внимательно, ни разу не прервав и почти не дыша, и только после завершающей точки произнесла с усталой обреченностью:
— Клавка всегда была мерзавкой. — И через короткую паузу: — А за то, что вы за нас заступились, спасибо.
Её голос нельзя было назвать слишком теплым, однако и прежнего холода в нём тоже не было, и Вадим сделал попытку:
— Я хочу тебя увидеть. Просто так…
— Нет, — сказала она.
— Да! — рявкнул он и первым оборвал связь.
Казик позвонил почти через три часа, застав Борисевича на работе за изучением последних сводок с "театра военных действий".
Никаких особых действий, впрочем, не происходило.
Что касается квартиры племянника Анны Григорьевны, то оттуда никто не выходил и туда никто не заходил, хотя внутри явно кто-то был. Сквозь самую обычную деревянную дверь время от времени просачивались звуки телевизора.
Квартира бывшего любовника Ксении тоже, несмотря на будний, а потому рабочий для большинства людей день, не пустовала. Оттуда периодически вырывался хоть и приглушенный, но весьма энергичный грохот музыки. И опять же ни туда, ни обратно — ни одного человека. Вернее, почти ни одного.
Полчаса назад с "наблюдательного пункта" сообщили: к подъезду подъехал пикап с надписью "Пицца на дом". Из машины вылез парнишка в фирменной одежде с четырьмя внушительными коробками и направился прямиком к квартире экс-хахаля. Дверь открыли довольно быстро, однако тут же её прикрыли и в квартиру парнишку не запустили: хозяин дома (тот самый, Ксенин), в домашних джинсах, футболе и растоптанных шлепанцах вышел на площадку, сунул деньги, расписался на какой-то бумажке, сгреб коробки и снова исчез. Слежка за посыльным показала, что тот вернулся в свою пиццерию, где и находится по настоящий момент.
— Интересно, зачем человеку, который живет один, сразу четыре здоровенные пиццы? — задал Борисевич вопрос, и тут же услышал ответ Валеры Зубова:
— А он там, может, не один.
— Вот именно, — кивнул начальник и отдал распоряжение усилить наблюдение.
Казик позвонил в тот самый момент, когда Вадим решил, что толстяка пора уже побеспокоить. Впрочем, "побеспокоить" — это было бы слишком деликатно, а правильнее — выдернуть из насиженного домашнего кресла и призвать к ответу. Если, конечно, этот ответ имелся, в чём Борисевич сильно сомневался.
Он уже наметил свой план, растянутый почти на сутки, но гораздо более надежный: за квартирами, их обитателями и всеми, кто станет крутиться рядом, вести круглосуточную слежку, дождаться завтрашнего самолета с деньгами, и "брать" одну из квартир, когда появится ясность, как похитители намереваются эти деньги получить. В целом всё выглядело так, а нюансы предстояло еще додумать.
— Вадим Юрьевич! Я, кажется, знаю, кто организовал похищение девочки! — сообщил Казик.
— Вы серьезно? — Борисевич вовсе не испытал укола профессиональной ревности или зависти, или еще чего-то в подобном духе. Он просто не слишком поверил.
— Разумеется! Я, кажется, вычислил этого человека.
— Кто он?
— Это не телефонный разговор.
— Мы можем потерять время! — Вадим снова не подумал ни о ревности, ни о зависти. Он подумал лишь о том, что можно не успеть, опоздать, всё потерять.
— Нет-нет, ничего страшного не произойдет, уверяю вас! Ничего не предпринимайте, умоляю вас! Мы должны с вами встретиться и всё обсудить. А потому я попрошу вас договориться о нашей встрече с семьей Грибановых. И обязательно у них дома!
Вадим представил Грибанова, который не слишком-то любит пускать к себе посторонних людей, и подумал, что сам он тоже не любит, однако же вот впустил, и Казика в том числе. Хотя никто его не заставлял, и даже не уговаривал. И еще он подумал, что Александр Дмитриевич в последние дни постоянно устраивает "домашние советы", а значит, устроит его и сейчас, артачиться не станет. Тем более, Казик сказал, что он "кажется, знает".
— Так вы знаете или всего лишь предполагаете? — уточнил Борисевич.
— Предполагаю. Но… — Аркадий Михайлович выдержал паузу. — Почти что знаю. Просто есть несколько моментов, которые я хочу прояснить.
На сей раз беседа протекала в машине — если это, конечно, можно было назвать беседой. Говорил в основном Казик, живо жестикулируя, то повышая, то понижая голос, периодически заглядывая Вадиму в глаза, словно пытаясь убедиться, что Борисевич внятно слышит и нормально соображает.
— Ну как вам моя версия? — спросил он в заключение.
— Фантастическая!
— Вот именно, — с готовностью закивал Аркадий Михайлович. — Но, согласитесь, логичная.
Борисевич согласился. Всё действительно встало на свои места — абсолютно всё! Пасьянс сошелся, мозаика сложилась, концы с концами связались. В принципе он мог сам до этого додуматься. Однако не смог! Потому что есть вещи, которые действительно из области фантастики, а Борисевич конкретный человек, к тому же совершенно определенный человек, и он никогда не верил в фантастику, особенно в такую.
— Вы сами понимаете, — завздыхал Казик, — что никаких доказательств у меня нет. Но я надеюсь их добыть, пообщавшись с семьей Александра Дмитриевича.
— А может, взять квартиры? Сразу обе?
— О чем вы говорите?! — Казик посмотрел с недоумением. — Ну, в одной вы, положим, обнаружите Карину. Причём я вовсе в этом не уверен, я всего лишь допускаю, потому что у вас тоже всё сошлось, но это может быть ошибкой. Однако, положим, девочку вы обнаружите. А что вы скажете хозяину другой квартиры? Как вы, простите, свой налёт объясните? А ведь объяснять придётся. И может случиться скандал. И всякие нехорошие разговоры. А господину Грибанову это уж точно не нужно. Вы согласны?
Вадим вновь согласился. Скандал не нужен. И нехорошие разговоры не нужны. И вообще любые разговоры на эту тему просто губительны, потому что сама тема слишком тонкая, слишком болезненная и, в общем-то, непонятная по последствиям.
— И еще, — продолжил Казик. — Я вовсе не собираюсь в этом деле играть первую скрипку. Но я хотел бы иметь возможность самому вести разговор. Вы же понимаете: сейчас нужен не детектив, а психолог?
Вадим многое что держал в руках, в том числе оружие, но никогда — скрипку. Никакую, а уж тем более — "первую". Да, это расследование было его работой, он был здесь главным, и сделал, что мог, однако же он действительно не психолог. Это не его профессия, и потому он не смог уложить совершенно не укладывающиеся в голове вещи и до сих пор не хотел в них верить, но — верил!