Полное собрание заблуждений

— На что вы намекаете? — Плахов напрягся.

— На государственные интересы, которые переплелись с личными. У Грибанова личные интересы. Если его дочь действительно похитили ради выкупа, то выкуп назначат не на тысячи рублей, а на многие, многие тысячи долларов. А может, и не на тысячи. Да, Грибанов богатый человек, но он не хранит крупные суммы в тумбочке — они в обороте. Из оборота деньги не вытащишь за считанные дни, а похитители явно не собираются ждать месяцами. Значит, он будет вынужден срочно найти очень крупную сумму.

— Есть варианты: банк, партнеры, друзья… — предположил Плахов.

— Разумно мыслите, полковник. Только, во-первых, нужно будет предоставить гарантии, что деньги вернутся кредиторами, а во-вторых, и это самое главное, сами деньги нужно будет вернуть.

— Можно подумать, Грибанов живет на жалованье и посадит семью на хлеб с водой, — буркнул полковник.

— В том-то и дело, что не посадит, — покачал головой Лагутин. — Я знаю Грибанова много лет. Он крохи от своего бизнеса не отдаст. И он вывернется. Но тут-то и возникают государственные интересы, которые я представляю. Средства на строительство конгресс-холла — надежнейшая гарантия и одновременно отличный способ восстановить потерянное.

— Но вы же сами сказали, что здесь всё будет под вашим контролем.

— Сказал. Но я вам скажу и другое: любая стройка полна черных дыр. Здесь существует масса различных схем, как внешне совершенно легально можно наворовать приличные суммы. А если речь идет о масштабной стройке… Допустим, потом можно провести различные экспертизы, ревизии, аудиты… и кое-что вытащить на белый свет. Но это будет потом. И разбираться придётся задним числом. И неизвестно, к чему эти разбирательства приведут. А я отвечаю за государственные средства сейчас. И обязан сделать всё, чтобы они были использованы на то, на что предназначены, а не на решение личных проблем господина Грибанова.

— Что вы от меня хотите? — Полковник потер переносицу, на которой резко обозначились глубокие волны.

— Я хочу, Григорий Васильевич, — Лагутин подался вперед, словно сокращая дистанцию взаимопонимания, — чтобы вы помогли выяснить: кто похитил дочь Грибанова. В случае, если выкуп будет выплачен и Грибанов попробует задействовать государственные деньги, эти деньги можно будет вернуть.

— Отнять у похитителей?

— Разумеется. Но необязательно. Если найдем похитителей, то Грибанов, который наверняка будет тщательно скрывать свои неприятности, сам что надо из них вытрясет. Деваться ему некуда. А если не вытрясет, то всё равно его финансовые схемы не сработают. И ему придется любым способом вернуть деньги государству. А вы ведь, полковник, такой же государственный человек, как и я, не правда ли?

— Вы всё-таки предлагаете начать официальное расследование?

— Нет. Я предлагаю начать расследование неофициальное.

— Вот как? — Плахов помолчал, потом покачал головой. — Это сложно. Совсем в тайне, я имею в виду от Грибанова, это сохранить трудно. У него хорошая служба безопасности и у него есть в нашем ведомстве свои люди. Да и вообще… у нас в управлении могут начаться ненужные разговоры… А я ведь не могу этим расследованием заняться самолично.

— То есть вы отказываетесь? — сухо осведомился Лагутин, наблюдая, как глубокие волны пошли уже по всему лицу Плахова.

— Я этого не сказал, — набычился полковник. — Есть вариант. Причем совершенно неофициальный.

— Я готов его выслушать. — Голос Лагутина слегка помягчел.

— Есть один человек, к нашему ведомству отношения не имеет. Он психолог. Кажется, доцент педуниверситета.

— Психолог?! Доцент?! Вы шутите?

— Я вообще редко шучу. А сейчас и подавно. Сам я с ним не знаком, но я хорошо знаю подполковника Орехова из городского уголовного розыска, а тот, в свою очередь, знает этого человека. Так вот этот человек помогал Орехову, конечно, совершенно неофициально, раскрывать убийства. Причем оч-чень заковыристые убийства, скажу я вам.

— Я могу более подробно переговорить с вашим Ореховым?

— Не можете.

— Это ещё почему?

— Потому что он в отпуске, где-то в Горном Алтае, забурился основательно, даже мобильная связь там не работает. При особой надобности найти его там, конечно, можно, но зря это. Я Орехова давно знаю: он чужую славу не скрадет, но и свою не отдаст. И если считает, что Казик этот сильно ценный кадр, значит, так оно и есть.

— Казик — это прозвище?

— Фамилия это. Смешная, конечно. Но мужик серьезный. Я в управление вернусь, координаты его найду. А уж договаривайтесь вы с ним сами.

— Дорого запросит?

— Не знаю. По крайней мере с Орехова всяко брать было нечего.

И Плахов посмотрел на часы. Не на свои — на Лагутина. Очень хорошие и очень недешевые часы.

ГЛАВА 9

Вадиму Борисевичу приходилось решать разные проблемы и разводить разные ситуации, но такого он не ожидал. Ничто ничего не предвещало, хотя он умел просчитывать разные варианты, особенно плохие.

Этот вариант он не просчитал. Точнее — смирился с его невозможностью. А если ещё точнее — сам Грибанов заставил смириться.

— Моя жена не отправится к парикмахеру в сопровождении охранника. Моя мать не пойдет к врачу в сопровождении охранника. Моя дочь не станет посещать детский праздник в сопровождении охранника. А я не стану мотаться по стройкам в сопровождении охранника. Мы не заключенные, чтобы рядом с нами постоянно маячили охранники, — жестко и непреклонно пресек в свое время Грибанов инициативу Борисевича приставить к семейству телохранителей.

Сегодня рано утром Вадим уехал в Кемерово — по несложному, но срочному делу. Известие о похищении Карины его застало в тот самый момент, когда в деле была поставлена точка.

Всю обратную дорогу он почти не отрывался от телефона — наушник мобильника превратился в пчелу, которая жужжала и жалила в самый мозг. Три раза он разговаривал с Грибановым. Тридцать три раза — со своим заместителем Андреем Поповым. Вадим ничуть не сомневался, что его ребята сделают всё как надо и насколько в их силах. Попов информировал его о каждом шаге, это были самые разумные шаги, и потому Вадим решил не ехать в салон мод Вениамина Феклистова, а отправиться напрямую домой к Грибанову.

Дверь открыл сам Александр Дмитриевич. Его сухощавое лицо походило на маску, где живыми оставались только глаза — злые и решительные.

— Проходи в гостиную. — Он взял с обувной полочки одноразовые тапочки и протянул Вадиму.

Совершенно машинально взял и совершенно машинально протянул.

Каждый раз, бывая у Грибановых, Вадим получал подобные тапочки. Другие, весьма, впрочем, нечастые, посетители дома их получали тоже. Наверное, одноразовые тапочки закупили оптом.

В гостиной собралась вся семья. Вернее, весь её взрослый состав, который без единственного ребенка был погружен в атмосферу полного сиротства. Лидия Сергеевна полулежала на диване с закрытыми глазами, судорожно сцепив руки на груди. Екатерина Иннокентьевна сидела, опершись локтями на стол и прижимая к щекам платок, — влажный и совершенно мятый, какого обычно у матери Александра Дмитриевича сроду не бывало.

— Может, пройдем… поговорим? — Вадим кивнул Грибанову в сторону двери.

Обсуждать дела в присутствии женщин ему не хотелось. Точнее, он не знал, стоит ли это делать в их присутствии. Он не мог предугадать, как они станут реагировать, чувствовал, что реакция эта будет очень болезненной, и знал, что сейчас не до эмоций, по крайней мере, ему не до этого — он должен работать с трезвой головой и холодным сердцем. Да, вот именно так — с холодным сердцем. А иначе никакой нормальной работы.

— Нет! — Лидия вдруг резко открыла глаза. — Мы договорились!

— Да, договорились! — Екатерина Иннокентьевна скомкала платок и зажала его в кулаке. Будто это был вовсе не кусочек тончайшей материи, а кастет, которым она намеревалась раскроить череп противнику.

— О чем? — не понял Борисевич, обращаясь к главе семейства.