Страница 39 из 42
Повторил это безнадежное сообщение в 1902 г. и автор первой монографии о творчестве Левицкого Сергей Павлович Дягилев. Тоже прекрасный знаток живописи, хорошо информированный о частных и государственных коллекциях! Похоже было, что портрет пропал навсегда, если такие признанные искусствоведы не могли обнаружить его следы и оповестили о своей неудаче просвещенную публику. Никаких откликов не последовало. Вероятнее всего потому, что портрет действительно погиб. Поэтому все, интересующиеся творчеством великого Левицкого и славной памятью княгини Дашковой, поверили в его печальную и безнадежную участь.
Никому не было ведомо, что именно книга Дягилева вызвала первую и совершенно неожиданную весточку о совсем, казалось бы, затерянной картине. Она, эта весточка, осталась незамеченной, поскольку содержалась в сугубо личном письме. Историк и архивист, секретарь Русского исторического общества Александр Александрович Голомбиевский, кстати, принимавший активное участие в составлении «Русского биографического словаря» и знаменитых «Русских портретов», сообщил 29 октября 1910 г. искусствоведу Николаю Николаевичу Врангелю о том, что портрет Дашковой, написанный Левицким и упоминавшийся Дягилевым… сохранился! Даже указал его нахождение: заброшен он, дескать, на чердаке дома некоего Ильина, проживавшего в селе Быкове близ Москвы.
Уж как узнал вездесущий Голомбиевский о картине? Вспоминаю, что он часто «откапывал» невесть как и откуда прелюбопытные сведения о тайнах художественных произведений. Был у него острый интерес ко всему непознанному, интригующему в истории изобразительного искусства. Считался, по авторитетному суждению, «большим знатоком портретов, и указания его в этой области особенно ценны».
Почему же Голомбиевский не написал о своей находке самому заинтересованному лицу - непосредственно Сергею Павловичу Дягилеву, которого неплохо знал? То ли не решился по каким-то нам неизвестным причинам, то ли отношения у них не способствовали переписке.
Вскоре, в августе 1913 г., скоропостижно, в поезде скончался Голомбиевский в возрасте 56 лет. Тремя годами позже не стало и Врангеля. Не успел он использовать в какой-либо из своих многочисленных публикаций сведения о портрете Дашковой. Проживи он немного - непременно бы обнародовал факт его местопребывания, и загадки картины не существовало бы…
Врангель пристально интересовался творчеством Левицкого. Еще в 1914 г. в Париже вышел большой альбом «Сто русских деятелей искусства», в котором Врангель написал о художнике: «В истории русской живописи Левицкий одно из самых замечательных явлений. Крайне индивидуальный и самостоятельный талант, он один из немногих наших живописцев XVIII века может стать в ряду с лучшими портретистами Франции и Англии. Левицкий, как все большие мастера того времени, умел не только передать черты лица и характер изображенного па портрете, но и всю ту окружающую их обстановку, которая неразрывно связана с духом его эпохи».
Как высоко, как справедливо оценивал Врангель творчество своего соотечественника, которого, несомненно, любил, творчество которого превосходно знал!
Он договорился с издательством И. Н. Кнебеля об издании шести больших монографий о русских художниках. Одна из них посвящалась Левицкому. Уж в нее вошли бы сведения о портрете Дашковой, которые он получил от Голомбиевского! Но Врангель ушел из жизни и унес то, что узнал о картине…
Поэтому в 1923 г. академик Игорь Эммануиловнч Грабарь в каталоге юбилейной выставки произведений Левицкого, состоявшейся в Москве, в залах Государственной Третьяковской галереи, опять-таки повторил, что «местонахождение портрета Дашковой неизвестно». Он напишет: «Портрет известен только по гравюре И. Майе-ра, воспроизведенной в монографии Дягилева «Левицкий». А в своей блестящей статье о выставке, опубликованной в журнале «Русское искусство» № 2 - 3 за 1923 г., добавит, что «счастливая мысль отметить знаменательную годовщину устройством большой выставки произведений Левицкого возникла в московских музейных кругах…» (подчеркнуто мною. - В. К.). «…Мы, московские музейные деятели, устроили ее просто сами для себя, и была она чудесным, самым драгоценным подарком нашей музейной елки 1922 - 23 года… Мы знали, что для нас, немногих «одержимых», эта выставка нужнее всего другого, ибо давно уже назрела потребность разобраться, наконец, в том обильном и разнообразном материале, который так или иначе связан с именем Левицкого.
Это имя, подобно многим другим славным именам, давно уже обросло легендой, исказившей его первоначальный смысл. До сих пор еще не произведена работа по окончательному определению подлинных и неподлинных Веласкесов, Рембрандтов, Ван-Дейков, - что же говорить о старых русских мастерах, к изучению которых мы приступили только со вчерашнего дня. Здесь все смутно, все еще впереди, здесь ожидают нас самые невероятные сюрпризы, и наш долг перед Левицким принять все меры к новому, очередному пересмотру как его несомненных произведений, так и тех, которые ему с большими или меньшими основаниями приписываются старыми преданиями и литературными источниками. Речь идет о новом пересмотре потому, что он дважды уже был сделан, в обоих случаях С. П. Дягилевым: в первый раз в 1903 году, когда он выпустил в свет классическую книгу о Левицком, во второй раз в 1905 году, когда организовал знаменитую портретную выставку в Таврическом дворце, на которой ему удалось собрать 75 портретов мастера…»
Во всех этих пересмотрах творчества Левицкого портрет Дашковой, однако, оставался вне поля зрения специалистов и общественности, хотя комитет по устройству выставки произведений Левицкого ставил перед собой задачу «собрать портреты мастера, рассеянные по государственным и частным собраниям Москвы и ее окрестностей». Такое удивительное совпадение: портрет в тот, 1923 г., находился совсем неподалеку от Третьяковской галереи, директором которой был Игорь Эммануилович Грабарь, - в часе езды на трамвае. В московской квартире Ильиных, тех самых, о которых писал в 1910 г. Го-ломбиевский Врангелю.
Вдруг в 1939 г. портрет Дашковой оказывается в коллекции переводчика и литератора Сергея Васильевича Шервинского (и до сего времени там). Но и это событие прошло в то время незамеченным. О местонахождении картины стало известно искусствоведам только в 1950-х годах, когда Наталия Михайловна Гершензон-Чегодаева собирала материал для своей монографии о Левицком и заинтересовалась частными коллекциями.
Еще одно неожиданное открытие сделала она. В отделе рукописей Русского музея обнаружила… письмо Голомбиевского! Да, слишком поздно оно сыскалось. Ныне оно интересно лишь в том отношении, что показывает, какими непредвиденными зигзагами идет поиск, какие сюрпризы и досадные неожиданности его подчас ожидают, как часто необходимые сведения находятся не там, где их усердно разыскивают.
Наталия Михайловна сообщила в своем фундаментальном труде лишь факт о пребывании портрета Дашковой в коллекции Шервинского. Но как и при каких обстоятельствах он туда попадает, - то, что меня больше всего интересует, - она не написала. Да и не входило это в ее задачу, Поскольку Наталии Михайловны нет в живых, вероятно, придется обратиться к самому Сергею Васильевичу. Узнаю его телефон, звоню. Отвечает отнюдь не старческий голос. Вначале даже не поверил, что к телефону подошел именно он. Ведь Шервинскому должно было быть, по моим скромным подсчетам, около 90 лет. Со мной же говорил человек с бодрым голосом, хорошей памятью, а главное - живым отношением к действительности, любезностью потомственного москвича и доброжелательным вниманием к моим хлопотам.
- Да, мне действительно исполняется 90 лет… Что вы хотели бы узнать о картине Левицкого? Купил я портрет в 1939 г. при содействии старого москвича Льва Владимировича Гарнунга… Кстати, все подробности покупки вы можете узнать непосредственно от него. Запишите номер его телефона…
От Гарнунга я и услышал историю любопытную, уходящую в седую отдаленность. Притом разговор наш проходил своеобразно. Я звонил Льву Владимировичу и задавал ему свои вопросы. Он молчал некоторое время, потом медленно говорил: