Страница 23 из 39
– Я просто корректор. Накупалась? Поехали дальше?
– Знаешь, – серьёзно сказала Одри, – я поняла, что ты мне хочешь показать. Миры, где ты не справился, где тебя не послушались, и всё кончилось плохо. Чтобы я тебя послушалась, и всё не кончилось плохо у нас. Ведь ты обещал меня вернуть, если я потребую, так?
– Да, примерно так.
– Я не дурочка. И на скелеты я уже насмотрелась. Я не буду проситься назад. Лучше покажи мне мир, где у тебя получилось. Любой. А то мне начинает казаться, что ваш Мультиверсум – просто огромное кладбище.
– Договорились, – улыбнулся Данька. – Одевайся.
***
– Как-то здесь… Обыкновенно, – сказала разочарованно Одри.
Городская улица, едут машины, идут люди, работают магазины. Никто не обращает внимания на двух подростков и ребёнка, сидящего на раме велосипеда.
– А ты чего ожидала?
– Ну… не знаю. Чего-то.
– Ты просто не знаешь, насколько редкой стала в Мультиверсуме вот такая «обыкновенность». Хочешь мороженого?
– Хочу! А что это?
– Сладкая холодная еда. У вас разве нет?
– Может, у богатых есть. Мне-то почём знать? Моя мама делала кукол, мой папа водил грузовик – пока в водители не набрали черноглазых. Тогда он остался без работы. В продуктовых наборах для бедных никакого «мороженого» не было.
– Тогда тебе точно стоит попробовать.
Они зашли в небольшое кафе и сели за столик у окна. Велосипеды поставили в специальную стойку у входа.
– Их не украдут? – с опаской спросила Одри.
– Здесь? – рассмеялся Данька. – Ну что ты! Его Величество Степан Четвёртый не одобряет воровства. А чего не одобряет Его Величество – того и быть не может.
– Тут есть король? – удивилась Васька.
– Бери выше – император!
– И его зовут Степан?
– Его зовут «Ваше Императорское Величество». Но по имени он Степан Степаныч, почему нет?
– Мне казалось, что императоров должны звать как-нибудь более пафосно. Ну, там, Октавиан Август или Карл Великий.
– О, Степан Степаныч вполне велик, не сомневайся. Метр девяносто восемь, насколько я помню. И в плечах как четыре меня. Мастер гиревого спорта.
– Да ты, я вижу, поклонник монархии? – засмеялась Василиса.
– Одной конкретной династии, – отмахнулся Данька. – Так получилось.
Девушка-официантка, она же, видимо, владелица кафе, принесла меню и, отойдя за стойку, принялась сверлить их взглядом. Васька подумала, что они действительно выглядят подозрительно – встрёпанные, чумазые, в запылённой мятой одежде. А вдруг сопрут сахарницу и сбегут? Ах да. Император же не одобряет.
– Тебе какого мороженого? – спросил Данька у Одри.
– А какое бывает?
– Всякое. Тут есть клубничное, ванильное, шоколадное, банановое… Знаешь, что? Закажу тебе ассорти.
– Это как?
– Это когда каждого по чуть-чуть. Сок будешь?
– Буду. Только не спрашивай какой! Любой буду!
– Договорились. А ты что будешь, Вась?
– Мне чай. И пирожное. У тебя есть местные деньги? Нам хватит?
– Хорошо, что напомнила, сейчас посмотрю, сколько…
– Не надо денег, – оказывается, официантка тихо подошла и стоит рядом. – Но если вы распишетесь на меню, я вставлю его в рамочку и повешу на стену. Простите, если моя просьба показалась вам чрезмерной наглостью, принц.
– Ну что вы… – Данька посмотрел на нагрудный бейдж. – …Анджела. Ничуть. Но вам придётся дать мне ручку.
– Принц? – спросила Одри завороженно. – Настоящий?
– Нет. Приёмный. Без права наследования. Просто почётный титул.
Официантка принесла ручку и, кажется, перестала дышать, пока Данька выводил крупными буквами поперёк перечисления кондитерки: «Прекрасной Анджеле и её замечательному кафе, с благодарностью за завтрак – принц Даниил».
– Я сейчас распла́чусь! – сказала официантка и действительно шмыгнула носом. – Считайте, что у вас и ваших гостей пожизненный абонемент. Что вам подать?
– Мороженое-ассорти, стакан мангового сока, чай на двоих, вот это пирожное, и мне кусок яблочного штруделя.
– Сию минуту! – Анджела унеслась на кухню.
– Простите, не думал, что меня узнают, – сказал Данька. – Я тут давно не был.
– А как становятся принцами? – спросила Одри.
– В общем случае – надо родиться у короля и королевы. Но это не про меня.
– А как ты стал принцем?
– Спас принцессу. Это давняя история, я думал, все забыли уже.
– Кино же вышло! – сказала официантка, принесшая большую чашу, полную разноцветных шариков мороженого. – Ваше ассорти, юная леди!
Она поставила посудину перед Одри и указала рукой в окно:
– Вы разве не заметили?
На стене дома напротив огромный рекламный экран, на котором крутится ролик:
«Смотрите в кинотеатрах! Новейший блокбастер «Судьба принцессы Ольги»! Драматическая история великой любви и низкого коварства, благородства и предательства! Великолепные спецэффекты! В главных ролях – сами герои! Потрясающая достоверность внешности, восстановленной по подлинным видеозаписям времён Большого Кризиса!»
Надписи сменились видеонарезкой – видимо, из самого фильма. Рыжая, как огонь, синеглазая красавица смотрит в такие же синие глаза Даниила, их губы сближаются… И кадр сменяется какой-то перестрелкой, где Данька, в неизменных тёмных очках, палит, закусив губу, из огромного револьвера. Потом что-то взрывается, куда-то мчатся какие-то машины, широкоплечий накачанный бородач в тонкой короне на высоком лбу протягивает руки вслед уходящей в закат рыжеволосой фигурке, потом он же, уже в каком-то официальном наряде, прижимает к необъятной груди Даньку, вручает ему какие-то регалии… И снова бегущий текст: «Смотрите в кинотеатрах!»
– Боже, какой кошмар, – с чувством сказал Даниил.
– А у вас правда была такая любовь, – замирающим голосом спросила Анджела, – с принцессой Ольгой? И у вас…
– О господи! – воскликнула она, уставившись на Одри. – Её глаза! Как я сразу не догадалась! Это же ваша дочь! Дочь принцессы Ольги! Божемой, божемой, божемой, все просто умрут, когда я это расскажу! Да я цены подниму в десять раз – и всё равно очередь будет отсюда и до кольцевой дороги! У меня в кафе была дочь принца Даниила и принцессы Ольги!
– Анджела! – укоризненно сказал Данька.
– Да киношники мне… Да я… Да все… Божечки, божечки, я сейчас умру!
– Никакая я ему не дочь, – недовольно сказала Одри, но её никто не услышал.
– Анджела! – сказал парень громче. – Послушайте меня!
– О нет! – девушка испуганно прижала руки к груди. – Только не запрещайте мне! Я не посмею ослушаться запрета принца, но я же лопну, если никому не расскажу! Взорвусь и разлечусь на кучу маленьких Анджелок! Это слишком жестоко, принц Даниил, вы не можете так со мной поступить!
– Анджела, – вздохнул он. – Пять минут помолчать вы сможете? Не взорвётесь?
– Пять минут? Очень постараюсь!
– Скажите мне, когда был Большой Кризис?
– Три года назад. Как раз в честь трёхлетия сделали фильм.
– Сколько, по-вашему, этой девочке?
– Ну, лет восемь?
– Десять! Мне десять! – сердито сказала Одри.
– И вас ничего не настораживает в этих цифрах?
– А что? Ах да… Действительно, она не может быть вашей дочерью…
– Мне было четырнадцать, киношники сделали меня взрослее. Ольге было семнадцать. Не было между нами никакой «истории великой любви». Никаких взрывов и погонь тоже не было. И если бы я попытался выстрелить из такого револьвера, – Данька показал на экран, где как раз повторялся этот кадр, – то переломал бы себе руки. У него же отдача, как у гаубицы. Анджела, это просто кино! Они синтезировали мою внешность по записям с камер наблюдения, но это не я, и настоящая история была совсем не такая драматичная.
– Как скажете, принц Даниил, – вздохнула Анджела. – Кино значит кино. Сейчас принесу вам чай и пирог.
Но Василисе показалось, что Данькина речь её не переубедила.
– Очень вкусное мороженое, – сказала Одри. – А где здесь туалет?
– Я думаю, что за дверью с надписью «Туалет», – показала пальцем Васька.