Страница 8 из 89
— Монро, познакомься с моими новыми подругами, Грейс и Руби. — Я потянула брата за рукав. — А это Монро.
Я ясно видела недоумение и беспокойство на его лице, когда он рассматривал девушек, особенно Руби.
— Монро, — продолжила я уже умоляющим голосом, — ты не дашь мне еще пару часов? Грейс и Руби хотят сводить меня в магазин.
— Не знаю, Элен, — ответил он.
— Ну пожалуйста!
— Что я скажу отцу?
— Что мне пришлось задержаться на работе.
— Но ты же не на работе.
— Тогда я возьму всю вину на себя.
Монро перевел настороженный взгляд с Руби на Грейс. Он очень серьезно относился к обязанностям старшего брата.
— Пожалуйста, Монро, очень тебя прошу! — Последний раз я так умоляла его, когда мне было лет пять. Тогда у него были кунжутовые конфеты, и мне ужасно хотелось, чтобы он со мной поделился. Он должен был присматривать за мной, и он меня любил. Самое главное: Грейс, похоже, заинтересовала его, на что я и надеялась. Ему точно захочется предстать перед ней в выгодном свете.
— Вы обещаете, что с ней ничего не случится?
— Обещаем!
— Хорошо, тогда договорились, — обратился он снова ко мне. — На этот раз я тебя прикрою. Встретимся здесь через два часа, в семь.
Он сунул руки в карманы брюк и кивнул Грейс.
— Приятно познакомиться. — С этими словами, приподняв плечи, он двинулся туда, откуда пришел.
В справочнике, обнаруженном в телефонной будке, мы нашли адрес ателье для танцоров и едва успели до закрытия. Продавец любезно согласился задержаться. Руби и Грейс помогли мне выбрать темно-синие атласные шорты и белую блузу с длинными рукавами, которые я смогу надеть на просмотр, и две пары танцевальных туфель: одни простые, вторые — для чечетки. Когда я открыла кошелек, их глаза сузились до размера щелочек. Там было столько денег!
— Надеюсь, это будут не напрасные траты, — сказала я, стараясь не обращать на них внимания.
— О, на этот счет можешь не беспокоиться! — Руби, казалось, была заранее убеждена в успехе нашего предприятия. — У нас есть целых два дня, чтобы обучить тебя основам танца.
Я отвела их в лапшичную на Грант-авеню — лучшую в Чайна-тауне. Грейс нервничала и дрожала, точно мышь.
— Что мне заказать? — спросила она.
— Выбирай по своему вкусу. Помни, я угощаю.
Она моргнула.
— Я хочу сказать, я понятия не имею, что это за еда. Я никогда не ела ничего китайского.
— Откуда, говоришь, ты родом? — тут же засомневалась Руби.
— Я не говорила, но я из Плейн-Сити, Огайо, — осторожно ответила Грейс.
— И что, в этой дыре нет своего китайского ресторана? — спросила я.
— Там всего две тысячи жителей, так что, наверное, так и есть.
— Вот это да! — воскликнула Руби.
Я с удивлением покачала головой. В Чайна-тауне Сан-Франциско жило в десять раз больше людей, а вокруг него простирался огромный город.
— А я никогда не была в месте, где нельзя было бы заказать китайской еды.
Спустя некоторое время я снова спросила:
— А разве твоя мать не готовила китайские блюда?
— Нет.
— Невероятно!
Грейс поставила сумку на пол.
— Моя мама говорила, что так делать нельзя, — осуждающе объявила Руби.
— И моя тоже, — согласилась я. — Ты что же, хочешь, чтобы у тебя перестали водиться деньги?
Грейс вспыхнула и, подхватив сумку, тут же водрузила ее себе на колени.
— У нас в Плейн-Сити нет такой приметы, — сказала она. И после неловкой паузы добавила: — А ты нам еще ничего о себе не рассказывала, Элен.
— Я выросла в квартале отсюда, — начала рассказывать я. — Папа занимается прачечными…
— Ой, у моего тоже есть прачечная, — оживилась Грейс.
— Нет, мой отец не сидит в прачечной. — Слова прозвучали как-то надменно, и, хоть это вышло невольно, я заметила, что Грейс изменилась в лице. Заговорив снова, я постаралась смягчить тон. — Мой папа — деловой человек. Он поставляет в прачечные все необходимое для работы: отрывные талоны, стиральные доски, утюги — всякое такое. И не просто местным хозяйкам, а прачечным всей страны. — Говоря это, я внимательно смотрела на Грейс. Она не смогла скрыть выражения лица. Должно быть, их семейная прачечная была захудалой лавчонкой в той дыре, где они жили. — Мои родители строго придерживаются традиций, — продолжила я. — Они твердо убеждены, что почитание традиций начинается со служения родителям, а потом императору, в нашем случае — президенту, и что только так можно воспитать в себе характер. — Похоже, и это высказывание Грейс было незнакомо. — Я уже сказала, что мне нельзя было брать уроки танцев, а разговаривать нам с братьями дома разрешалось только по-китайски. Мне запрещали играть на улице или в парке, и у меня никогда не было подруг. Ко мне никогда не приходили в гости одноклассницы.
— У меня было то же самое, с подругами, — отозвалась Грейс.
Мы обе теперь смотрели на Руби. В ответ она дернула плечом. Интересно, это был знак согласия?
— У меня семь братьев, и папа хотел, чтобы восьмым ребенком тоже был сын, — продолжила я. — Он надеялся достичь особого положения и заслужить уважительное обращение «ба», став отцом восьмерых сыновей, — это говорит о том, что ему сопутствует удача. Он хотел, чтобы все в Чайна-тауне узнавали его благодаря успешному бизнесу и восьмерым сыновьям. Но тут родилась я и все испортила.
Официант принес три тарелки с горячей лапшой. Мы с Руби взяли в руки палочки и стали есть.
— Мама родила восьмерых детей за десять лет, — продолжила я, после того как официант ушел. — Она не оставила попыток родить восьмого сына, но после меня у нее были только выкидыши или же младенец рождался мертвым. У девушек жизнь не проста. Мальчики могут учиться в колледже, но про меня отец говорит: «Женщина без образования лучше образованной». — Ни Грейс, ни Руби, похоже, не узнали этого высказывания Конфуция. — А еще нам нельзя водить машину и показывать руки, и ноги тоже. Нам положено уметь только готовить, мыть, убирать, шить и вышивать…
— Тогда как ты собираешься танцевать? — спросила Грейс. — Если любой твой поступок тут же становится известным в Чайна-тауне?
— А брат как же? — присоединилась Руби. — Он не расскажет о тебе?
Мне пришлось хорошо подумать, прежде чем ответить. Сегодня я впервые солгала. Я должна сказать им правду, только не всю.
— Если отец узнает, то у меня будут серьезные неприятности, — наконец произнесла я. — Но Монро не станет меня закладывать, потому что он тоже хочет изменить свою жизнь. Сейчас он учится на инженера, но боится, что в конечном счете ему придется работать уборщиком или прислугой. Потому что именно это произошло с одним из наших старших братьев. Джексон был первым в нашей семье, кому удалось получить образование в колледже. Он закончил обучение два года назад, был одним из двадцати восьми американцев китайского происхождения, которые в тот год окончили Калифорнийский университет. Он стоматолог по профессии. А сейчас единственная работа, на которую он может рассчитывать, — это должность личного шофера у женщины, живущей в Пасифик-Хайтс.
Руби и Грейс обменялись взглядами. Университет? Инженер? Стоматолог? Я была готова поспорить, что даже та часть рассказа, где упоминался личный шофер, им тоже очень понравилась, вот только я не была с ними согласна.
— Отец много трудится и хорошо зарабатывает в Америке, но говорит, что она не стала нам настоящим домом и что не стоит жить там, где тебе не рады. Если кто-то из братьев расстраивается, когда кто-нибудь на улице обзывает его китаёзой, папа говорит: «Вот видишь? Я тебе говорил. Иди и посмотри в зеркало. Сразу увидишь, что ты не дома». — Руби открыла рот, явно собираясь что-то сказать, но я не обратила на это внимания. — Отец считает, что мои братья слишком прониклись американским образом жизни. Он говорит: «Вы можете считать себя американцами, но сами американцы никогда не примут вас за своих, хоть вы и родились здесь». А потом он начинает ругать сыновей за то, что они недостаточно китайцы, потому что родились в Америке. Мы все тут родились. — Похоже, меня понесло. — Но отцу нельзя перечить, — продолжила я, не в силах остановиться. — Это не принято. Он говорит, что хотел, чтобы мы с братьями говорили на хорошем китайском, чтобы потом могли достойно вернуться в Китай. Целыми месяцами он ездил по прачечным, в которые поставляет свои товары, и собирал там ветошь, вещи, которые не забрали из чистки, изношенную обувь, утварь…