Берова тропа

Глава 31. Свадьба

А к вечеру новоиспеченные князь с княгинею впервые разругались в пух и прах. Марика заявила, что ей обязательно нужно проверить, как идут дела в черном окрае. Там все еще болели люди, дети. Хотя выздоравливало много, умирали единицы, но она все же ведьма и обязательно должна…

Не тут-то было. Ольг не намерен был отпускать красавицу жену в чужие дома. Сопровождать ее он не мог, слишком много дел. Ему еще нужно успеть все бумаги совета проглядеть, прежде чем предъявлять обвинения нечистым на руку боярам. К тому же Марика теперь княгиня, не пристало ей такими делами заниматься.

— Ну так я тогда замуж не пойду, — топнула она ножкой, внутри обмирая от страха — а ну как согласится на это? — Раз княгине не пристало, а ведьме лесной пристало — останусь ведьмой.

— А если обидит тебя кто? А теперь, когда все знают, что я тебя люблю, и украсть могут, и убить, чтобы мне больно сделать!

— Охрану возьму.

— Охрана не всемогущая, стрелы в полете может и не поймать.

— Да пойми ты, человече, сути моей не изменить! Я ведьма, а ведьмы должны людям служить!

— Вот и служи… мне. Сыновей мне родишь, будешь их растить. С зельями мне поможешь всех бояр на чистую воду вывести! Надо вот домочадцев новых набирать, пару поварих еще, девок сенных, конюхов и отроков. Никитка один не управится, поможешь ему.

— А я не рожу тебе сыновей. У ведьм один ребенок всегда бывает, девочка.

— Ну и ладно. Будет у меня две дочери. Тебе мало, что ли?

— Ежели ты думаешь, что замужество меня к тебе и к дому прикует цепями золотыми, то ты очень ошибаешься. Хочешь ты того или нет, я иду лечить больных. Твоя воля меня в горнице запереть и стражника приставить, только потом на площади в день свадьбы меня не ищи, не найдешь все равно.

— Если ты меня любишь, то послушаешься, — Ольг сдаваться был не намерен.

— А если ты меня любишь, то дашь мне свободу.

Она ушла, конечно, рано утром, а Ольг, рыча от ярости и скрипя зубами, послал следом десяток степняков во главе с Сельвой. И стражников бы послал, и еще пару десятков отроков, но они нужны ему были, чтобы схватить и бросить в каземат вороватых бояр.

Марика не сомневалась в том, что делает. Обидно было, больно, впервые они с Ольгом поссорились, да, видно, не в последний раз. А любит ли он ее вообще? Может, просто сказочная эта история с заколдованной девой его увлекла, может, он уже получил свое и больше ему не интересна эта история?

Не успела себе страхов и обид напридумывать, Гром, встретившийся на причале, не позволил. Он вроде бы даже и не удивился, ведьму увидев, узнал ее с первого взгляда. И поспешил успокоить: лихорадка и вправду пошла на спад. Новых заболевших и тяжелых почти нет, выздоравливающих очень много, ни один ребенок больше не умер за последние дни.

Вот оно как повернулось: в то время, как она с мужем в бане миловалась, Гром, чужеземец, ежедневно навещал больных, кормил их и заботился.

— Не будь дурой, — выслушав ее речи, сказал хьонн насмешливо. — Я один, что ли, был? Или это я похлебку варил и одеяла раздавал? Я крыши латал и приносил дрова? Ольг твой все это делал, не своими руками, понятно, но городская стража по его указанию. И этот еще, другой боярин… Кожевник который. Он тоже одеял дал, дров и мяса еще. И лекарям заплатил, они три дня за мной хвостом таскались, учились, как делать нужно, а нынче сами пошли.

Марике вдруг сделалось нестерпимо стыдно. Ольг, оказывается, не забыл. Не бросил. Это она, курица глупая, про все на свете забыла с любовью своею, а он помнил.

— Шла бы ты домой, княгиня. Без тебя управимся. У тебя свадьба третьего дня. Кстати, нас-то позовешь? Мы же друзья?

— Насчет свадьбы я уже сомневаюсь, — пробормотала красная как рак Марика. — Но вы в княжеских палатах всегда желанные гости, даже не сомневайся. В любое время приходите, вам будут рады.

Не послушалась Грома, пошла с ним к больным. Он не обманул, и вправду, люди выздоравливали. В домах слышался детский смех, пахло едой, было тепло. И ее не узнавали, сторонились, глядели насторожено. Привыкли видеть скромно одетую старуху, а молодая красавица в короткой шубке и меховой шапке была им незнакома.

Ольг, пожалуй, был прав, когда не хотел ее отпускать.

Марику признавали только малые дети: те охотно бросались ее обнимать, пачкая своими ладошками и сопливыми носами светло-серую юбку и белую шубку. Но это женщину волновало мало. Главное, чтобы они были здоровы.

Сельву и ее отряд она заметила не сразу, а когда увидела, снова подумала, что Ольг, похоже, ее все-таки любит.

— С сегодняшнего дня открыты ворота, — сообщила княгине степнячка. — А еще Никита уехал за боярином Вольским и его женой. Ольг хочет, чтобы они на свадьбе были. Жаль, Великий Хан никак не успел бы приехать. А может, и не жаль…

— Успеют ли?

— Вольский лисьи тропы знает. Успеет. Никитка еще вчера в ночь умчался, за три дня обернется.

Марике немедленно захотелось вернуться домой. Если Никиты нет, кто все к свадебному пиру подгововит? Надобно список гостей, и продукты, и поваров, и стол подготовить, и зал убрать. А народ? Он тоже праздновать захочет, самое время — после таких испытаний. Это нужно будет бочки с пивом на площадь выкатить, да каждому, у кого кружка будет, налить. И не просто так, а еще пирог вручить, так принято. Чтобы никто со свадьбы голодным не ушел. По хорошему, ставить тесто нужно прямо сегодня. Хотя, конечно, именно Марике к тесту и приближаться не стоит.

— Страх как люблю свадьбы, — сообщила Сельва, радостно щурясь. — Кохтэ знают толк в больших гуляньях! Мы котлы поставим и будем буузы (*блюдо из вареного мяса) варить. И чай с молоком разливать… Ох и погуляем!

И Марика не утерпела. Сказала Грому, что ей и в самом деле пора, свадьба — дело серьезное, а у нее ни наряда нет, ни угощений. Раз уж болезнь уходит, то дальше без нее справятся. Тем более, хьоннский ведун не один, с ним местные лекари. Ах да, и Гуниллу пусть присылает, будет девочка помогать с нарядами.

Вот только что теперь непокорной своей княгине Ольг скажет? Сбежала ведь,. не послушалась его…

А князь Бурый, невесту свою (вообще-то он ее женой считал, но обряда пока не было) на пороге поджидая, волновался. А вдруг она вернется, а у нее седина в волосах? Или морщинки под глазами? Какой же он дурак!

И когда она шагнула в дом, румяная, веселая, дышащая морозом, обхватил ее двумя руками, прямо как настоящий бер, прижал крепко к себе, шапку с нее скинул и принялся целовать.

— Больше так не делай, милая. Не убегай. Давай будем договариваться отныне.

— Не сбегу, родной. Обещаю, впредь тебя слушать буду. Только и ты меня в клетку не сажай.