Епитимья

Её взгляд упал на линолеум, который покрывали следы от её ботинок. Эмма только тогда осознала, что сидела полностью одетая всё это время, и неестественно быстро вскочила на ноги. Нельзя было показываться перед мужем в таком виде: врать она не умела, а посвящать его в безумные подробности уходящего дня в её планы не входило. Эмма отчётливо помнила, как Том воспринял появление кота.

Выйдя из кухни и даже не посмотрев в зеркало, Эмма в два прыжка оказалась у обувного шкафа и стянула первый ботинок, из которого с тихим шелестом выпорхнул листок бумаги, про который она к тому моменту успела напрочь забыть. На поверхность океана из тайн всплыла ещё одна.

Эмма подняла изрядно помятый кусок бумаги с пола, посмотрела на него пару секунд, а потом, вместо того чтобы развернуть его и разгадать хотя бы одну тайну, ещё больше его смяла. Ей вдруг вспомнились последние слова соседки. «Сделай это на кухне». А что, если Ребекка, чёрт бы её побрал, имела в виду именно это? Её нездоровый интерес к жизни Эммы делал такое объяснение как минимум логичным. С другой стороны, всё это могло оказаться лишь глупой шуткой. Хотя за Эммой ещё не явились наблюдатели и никто в автобусе не смотрел на неё косо… Голова заболела ещё сильнее.

Она стояла в одном ботинке со скомканным листком в руках, когда её озарило: на кухне не было окон. Может, Ребекка была не такой безумной, как могло показаться на первый взгляд. На кухне не было окон…

Внезапно раздался скрежет поворачиваемого в замочной скважине ключа, и Эмма чуть не выронила листок из рук, успев спрятать его под одежду в самый последний момент. Снять жёлтую униформу ей так и не удалось.

Войдя в дом с привычной улыбкой на лице, Том первым делом обнял жену. От него воняло потом и искусственной кожей, бумага больно впивалась ей в кожу, но Эмма выдержала это испытание. Когда Том, наконец, отпустил её, она улыбнулась как можно естественней и сказала:

– Ужин остывает, пойдём.

Том, не отличавшийся особой проницательностью, ничего подозрительного в её поведении не заметил. Не изменяя привычкам, он скинул куртку прямо на пол и пошёл прямиком в ванную. Когда за дверью зашумела вода, Эмма выдохнула с облегчением: пронесло. Она повесила куртку мужа в гардероб и только после этого догадалась снять второй ботинок. Её мало волновало, как глупо она выглядела всё это время.

За ужином супруги, по традиции, рассказывали друг другу о событиях прошедшего рабочего дня. Эмма говорила обо всём подряд: о погоде, об автобусе, об обеденном супе – но только не о Ребекке. Её имя Эмма даже не упомянула: этот разговор она решила отложить на неопределённый срок.

Из-за головной боли Эмма едва притронулась к макаронам с беконом: большая часть её порции перешла Тому, который воспринял это как должное. Хроническое отсутствие аппетита у жены его почему-то не волновало.

Про кота горе-хозяйка вспомнила только после того, как загрузила посудомоечную машину: весь вечер зверь прятался от неё под кроватью, но, получив долгожданную рыбную консерву, мгновенно забыл все старые обиды. Да и долго обижаться в его положении было невыгодно.

Как только Том закрыл за собой дверь в ванную, Эмма на цыпочках прокралась в спальню, как будто собиралась что-то украсть у самой себя, и спрятала загадочный листок, занимавший все её мысли, между страниц книги: её пугало и притягивало то, что ожидало её на обратной стороне, но с этим она решила не спешить. Этот день был и без того переполнен впечатлениями.

Книгу, в которой по воле судьбы оказался листок, Эмма нашла полгода назад во время одной из зачисток. Она решила, что это был фантастический роман: там постоянно говорилось о правах человека – и взахлёб читала его каждое воскресенье, а Том не осилил даже первую главу: слишком уж далёкими от реальности были описанные там события.

Иногда Эмме казалось, что у них с Томом вообще не было общих интересов. И виновато в этом было простое невезение: восемнадцать лет назад случай сыграл с ними злую шутку. Тогда молодых людей просто поставили перед фактом, что они отныне были мужем и женой. Ни свадебной церемонии, ни колец, ни заветного поцелуя их не ждало, но Эмма всё равно была на седьмом небе от счастья, верила, что судьба не могла распорядиться неправильно, надеялась, что они будут жить душа в душу… Хотя первые лет десять так оно, в общем-то, и было.

Эмма лежала при ярком свете и терпеливо дожидалась Тома: только когда они вдвоём оказывались в постели, лампы могли выключиться. Она думала о событиях восемнадцатилетней давности и пыталась понять, что же пошло не так, в какой момент между ними разверзлась пропасть. Не должна ли любовь жить вечно, как в книгах? А если должна, то была ли, собственно, любовь?

Когда Том подошёл к кровати, Эмма повернулась на бок спиной к нему и на его поцелуй ответила однозначно: «Не сегодня».

Том после этого тоже лёг к ней спиной без лишних пререканий, как будто ожидал именно такой реакции. Он слишком спокойно относился к её отказам, но Эмму это уже не волновало.

Когда свет погас, она ясно поняла, что совсем не любила этого человека.

Эмма ещё долго лежала с открытыми глазами и думала. Думала о чём угодно, но не о работе, и это изменение ей нравилось. Она слышала только тихое дыхание мужа и сопение кота и гадала о содержимом обратной стороны своей находки. Она порывалась раскрыть тайну прямо сейчас – для этого нужно было только пойти на кухню, но смутное предчувствие останавливало её. В ванной тоже не было окон, но Ребекка сказала именно про кухню, и Эмме хотелось верить, что это было неспроста.

Глава 2

Эмма, проснувшись из-за шумевшей в ванной воды и тупой боли в животе, обнаружила на месте Тома только смятую простыню. Она не могла вспомнить, просыпалась ли она хоть раз позже мужа и когда в последний раз у неё болел живот. Её кишечник словно скрутили в узел. Второй день подряд всё шло наперекосяк с самого утра.

Эмма даже не слышала, как Том встал. Кот всё ещё спал, свернувшись у неё в ногах, шторы были задвинуты, а робот-пылесос покорно ждал команды в своём углу. Как будто никто не заметил, что Том проснулся. Или все сделали вид, что не заметили.

Первым делом Эмма раскрыла книгу на нужной странице: листок был ровно на том месте, где она оставила его вчера. На секунду ей захотелось смять его и выкинуть: столько нервов было потрачено из-за такого пустяка – но слова Ребекки всё ещё отчетливо звучали у неё в голове. Не могло быть всё так просто.

Боль в животе слегка утихла, будто награждая её за силу воли, и Эмма смогла, наконец, подняться с кровати, предусмотрительно спрятав листок под халат, где он был в большей безопасности. Кот этим утром не был удостоен её внимания.

Путь до кухни занял целую вечность: каждый шаг Эммы отзывался новым уколом в области живота – однако этот путь она обязана была преодолеть, хотела, чтобы кофе был готов к приходу мужа, хотела сделать ему хоть что-то приятное. Он-то не был виноват в том, что её чувства угасли. Ведь это были её чувства, в конце концов.

Дойдя до финиша, Эмма с удивлением обнаружила, что кофемашина уже вовсю работала, а из духовки слышался запах творожной запеканки. Никогда до этого кухня не просыпалась раньше неё.

Может быть, Том всё же не так спокойно переносил её постоянные отказы, как она считала. Может быть, его мучила бессонница или чувство вины. Эмму это почему-то взбесило. Вместо сочувствия она только ещё больше разозлилась на мужа. Всё вокруг безумно раздражало её: эти стены, эта мебель, эти приставучие мысли.

Десять минут она просидела без дела, подперев голову рукой и уставившись пустым взглядом в стену. На её глазах из жизни исчезал весь смысл. Даже листок, который не давал ей покоя весь вчерашний вечер, в тот момент совсем её не волновал.

Том зашёл на кухню в одном полотенце и поцеловал Эмму в затылок, вызволив её из плена раздумий. Она вздрогнула и попыталась улыбнуться, посмотрев на него как можно нежнее. Муж в это время смотрел на неё с пугающим равнодушием и смирением.