Страница 3 из 17
Справочники оказались от авторов Струмилина – самого знаменитого дореволюционного экономического статистика и Прокоповича – социал-демократа, масона, будущего министра продовольствия Временного правительства. В своих трудах они ничего не приукрашивали и не замалчивали.
Открыв интересующие страницы, начал читать. Оказалось, что согласно этим справочникам средняя зарплата в Российской Империи у работников фабрик и заводов и служащих младших чинов с 1880 по 1900, считай по 1913, годы увеличилась с 16 до 24 рублей в месяц. Однако после уплаты неимоверных штрафов чаще всего на руки и половину этой суммы рабочий не получал. А нужно было снимать квартиру для семьи, питаться и одеваться.
А как дела обстояли в других странах? В Италии средняя зарплата на производстве и у государственных служащих низких чинов увеличилась с 19 до 32 рублей в месяц, в Австро-Венгрии – с 28 до 44 рублей, во Франции – 30 до 41 рубля, Германии – с 42 до 57 рублей, в Англии – с 47 до 61 рубля, в США – с 63 до 112 рублей.
В 1897 году по специальному указу для пролетариата, занятого в индустрии, был установлен рабочий день в 11,5 часов в сутки. Нужно отметить, что другие развитые капиталистические государства собственных рабочих тоже свободным временем не баловали. Европа заставляла трудиться рабочую смену по одиннадцать, США – по десять часов, а вот в Австралии рабочий день был всего лишь восемь часов. Народ, прослушав информацию выдал.
– Да, везёт австралийцам…
Я же глубокомысленно заметил: «Парни, надо учиться. Может быть, тогда чего-то и достигнем».
Со мной согласились.
– Да уж, работать на заводе – дело гиблое. Надо что-то придумать своё, перспективное.
– Так что ты сейчас будешь делать, Сэм?
– Сейчас учиться, впитывая знания, а после окончания гимназии, скорей всего, поступлю в военное училище или в экономическое.
– Почему в военное?
– Тянет меня к армии, а скоро начнутся войны, там можно неплохо заработать.
– Но и погибнуть можно.
– Погибнуть там проще простого. А ещё буду тренироваться, чтобы быть более подготовленным к новым временам.
– Учиться тоже не так-то просто в наше время.
Естественно, что после таких «умняков» мы стали говорить за учёбу и государственное образование. Я снова поднялся с кресла и взял справочник уже маминой, преподавательской епархии. Прочитал информацию, оказавшуюся интересной и мне самому. К 1900 году на 1000 человек от общего числа населения, учащихся приходилось: в России 59 человек, в Австрии – 143, в Великобритании – 152, в Германии – 175, в США – 213, во Франции – 148, в Японии – 146 человек. Если в Англии, Франции, Германии расходы на ученика составляли примерно 200-280 рублей, то в России эта сумма не превышает 21 копейку в год. Получалось, что техническое оснащение классов учебными пособиями и учебниками было очень даже низко, а проще говоря, его практически не было. Да и закон о всеобщем обучении был принят в Пруссии в 1763, в Австрии в 1774, в США к 1900, в Японии в 1872, в Великобритании в 1880, во Франции в 1882, а в России его не было. Насколько я знал, в стране его примут только к 1912 году. Так что я оказался, действительно, в малограмотной стране. Цари заботились о «дремучести народа», чтобы люди меньше думали и меньше понимали, даже в ущерб техническому прогрессу и процветанию страны, считай, своему процветанию.
«Может, станем революционерами? У нас даже кружок в школе есть», – спросил Саня Извилин.
– Понимаешь, Саня, руководить кружком ты не сможешь – не дадут, а бегать на побегушках у всяких революционных лидеров лично у меня желания нет. Я против всяких революционных идей, потому что я реакционер и консерватор. Конечно, в будущем придётся определяться с кем мы. Если и дальше дружить будем, то когда придёт время, я подскажу, к какой партии надо будет примкнуть.
Выходной подходил к своему окончанию, ребята разошлись по домам, а я завалился спать, чтобы проснуться вовремя и ничего не перепутать. На следующий день, позавтракав, напялил на себя гимназическую униформу, взял портфель с учебниками согласно вывешенному в моей спальне расписанию, а также тетрадки, чернильницу-непроливайку и простенькую деревянную перьевую ручку, и пошёл в школу на свой первый урок образца 1900 года.
По пути, проходя по набережной реки Мойки, услышал в свой адрес обидные крики.
– Гимнази-и-ист, чего тут ходишь, давно по морде не получал?!
Я повернулся и увидел, как через кованый забор несколько пацанов тыкают в меня пальцем и смеются. Насколько я знал в будущем здесь будет размещаться какой-то институт, а сейчас, согласно вывески на воротах, это был детдом на Мойке, 48, который назывался «Петербургский Воспитательный дом». Как я узнал позже, в нём воспитывались дети-сироты бедняков, солдат и просто людей «без роду и племени». Кстати, здесь ребята получали среднее образование и даже могли поступить в Педагогический институт за казённый счёт. У ребят итак была не сладкая жизнь, так что я посчитал, что нет смысла с ними препираться – обзываются и хрен с ними. Оглянувшись,я помахал им рукой и пошёл дальше.
– Чего гимназист, страшно! Смотри, братва, как он на нас зыркает! Катись колбаской по Малой Спасской, пока харю не начистили.
Меня разобрал смех, когда я услышал эту киношную рифму. Зато несколько прохожих, в числе которых оказалось несколько симпатичных девчат и «принцесса», сразу привлёкшая моё внимание своей «небесной красотой», приостановились и с интересом наблюдали за перепалкой. Я понял, что надо что-то ответить, после чего брякнул первое, что пришло на ум.
– А «в точило»!
– Ничё себе, а он борзый. А ну, попробуй, дай, гимназист-баянист!
Я поставил портфель на тротуар, подскочил к забору и залепил вначале одному, затем второму и тут же третьему остряку по физиономиям. Я не был сильнее их, все мы были обычными, в меру развитыми пареньками 15-17 лет. Единственное, но главное отличие заключалось в том, что я не просто махал кулаками – я умел драться.
Парни полезли через забор, чтобы продолжить разборку, я же стоял и разминал кисти – они мне сейчас пригодятся. Моих противников было шесть человек. Я же с улыбкой произнёс: «Ничего, помахаемся, надо активно вживаться в новую среду!»
Я подождал, когда первые «боевики» приземлятся на тротуар, сразу напав на них с кулаками, и понеслось «месилово». Чтобы несколько уравнять шансы, пришлось применять приёмы из арсенала Кадочникова, то есть валять парней по земле, используя инерцию их движения.
Заголосили идущие мимо тётки, мужики из зрителей подбадривали участников потасовки, затем раздался свисток городового. Детдомовцы кинулись врассыпную, а я поднял портфель со следами ребячьих ботинок, пригладил волосы руками и гордо встретил блюстителя порядка. Правда, мне тоже досталось, так что распухла и кровила губа, да в пылу борьбы кто-то больно залепил кулаком в ухо, отчего оно увеличилось в размерах.
– Гимназист!
– Так точно.
– Молодец, хорошо дерёшься.
– Слабоват, а то бы быстрее с ними справился.
– Порядок нельзя нарушать, но интересные приёмы использовал. Я такого сроду не видал, как лихо ты парней разбрасывал. Претензии к детдомовцам имеешь, заявление писать будешь?
– Никак нет, господин городовой, все путём.
– Хорошо, а где ты учишься?
«В гимназии номер…» – и тут я понял, что забыл её номер и адрес. Визуально я знал, где она находится, но её реквизиты в моем подсознании находиться никак не хотели.
«Господин городовой, это наш ученик, Лёша Семёнов. У него родители погибли неделю назад при взрыве у Гостиного. Я думаю, что пока мальчик немного не в себе», – к нам подошёл мужчина лет сорока с бородкой клинышком и усиками, типичный Антон Павлович Чехов.
– Понятно, а вы кто?
– Простите, разрешите представиться, Горняков Виктор Петрович, учитель физики гимназии номер 10, что на Мойке чуть далее располагается.
– Забирайте своего архаровца. Молодец парень, расскажу в участке, как один шестерых уделал.