Страница 46 из 65
Всех «принятых в программу по улучшению жизни» я (на самом деле специально нанятые отставные офицеры невысоких чинов) обучили владению стрелковым оружием — а затем (вместе с оружием, конечно, и с семьями — при условии, что детей еще не было или дети были уже старше двух лет) посадили в вагоны и отправили куда подальше. Отправка производилась в зимний стойловый период, потому что зимой из Челябинска до Иркутска можно было легко добраться месяца за полтора. Затем контрактники (а с каждым особый контракт подписывался) отправлялись в Нерченский Завод, где их рассаживали по небольшим пароходикам и отправляли дальше. В новенький Николаевск на Амуре. Отправляли их туда где-то в конце апреля, когда речка вскрывалась ото льда, а в начале июня все они оказывались в Николаевске. Где садились на огромный линкор «Герой» (в который влезало сразу по тысяче человек на манер селедок в бочке) или на выстроенные уже в самом Николаевске по образцу испанских фрегатов «Флора» «малые транспорты», в которые помещалось всего по полтысячи бедолаг. А еще через месяц, даже меньше, они высаживались на гостеприимном берегу Калифорнии.
Когда в тридцатом году «Герой» привез в крепостенку Росс первую толпу мужиков, то тамошний начальник Костромитинов нехило так обалдел, ведь до того русских в крепостице было около шести десятков — и тут почти тысячу сразу подвалило. Но ему быстро объяснили, что объедать жителей крепости никто не собирается, а даже наоборот — и он несколько подуспокоился. А когда переселенец попёр косяком, он даже и дергаться перестал.
Так вот, к тридцать шестому году мне удалось послать… в смысле, отправить в Америку чуть больше двадцати тысяч молодых мужиков, каждый из которых был обучен пользоваться винтовкой. И винтовки у каждого имелись, поэтому когда мексиканцы, недовольные утратой Техаса, решили «отыграться на слабаках» и направили военный отряд к Россу, то мужички эти быстро идальгам объяснили, в чем те были неправы. Всерьез так объяснили, для начала заняв городишко под названием Йерба-Буэна (Хорошая Трава) и всю территорию километров на сто южнее вдоль побережья, а потом заявив, что «за оскорбление надо платить», объявили, что отныне вся провинция Калифорния становится российской. Вообще-то мексиканцы решили довольно резко возразить, но столица Калифорнии Монтеррей (с населением в почти три тысячи человек) уже оказалась «под русскими», и после кратких переговоров тогдашний президент Хосе Корро согласился с новым положением дел всего за один миллион долларов. Причем даже не деньгами, а «натурой»: двадцать тысяч винтовок и пятьдесят пушек. Ну а на сдачу — пули (порох Костромитинов им продавать оказался) и пушечные гранаты в количестве пятисот штук. Наверное, очень хотел Техас обратно у США отвоевать, что было в принципе возможно: американское население Техаса насчитывало чуть больше тридцати тысяч человек (включая женщин и детей), но маловероятно, так как Штаты армию свою вовсе не в Техасе набирали.
Там в договоре еще один пункт был, секретный (вместе со столь же секретной сотней тысяч долларов, переданных непосредственно самому Хосе), поэтому идею отвоевать Техас мексиканцы все же окончательно не хоронили — а вот Калифорния целиком отошла к России совершенно официально.
Правда к осени уже янки решили поучаствовать в дележе этой самой Калифорнии, ссылаясь на какую-то «доктрину Монро». Однако лично мне на эту сугубо внутриштатовскую доктрину было… совершенно безразлично, а за честно купленную Калифорнию, напротив, обидно — и янки со своей доктриной не совсем молча, но утерлись: посмотрев на мощь «мужицкой армии» «управляющий Русско-американской компании» объявил, что янки сами нарушили договор о границах, а потому он — волею пославшего его царя — объявляет русской территорией и Орегон, и половину территории Дакота к западу от сто четвертого меридиана. Ага, это он, имея за спиной двадцать тысяч мужиков с винтовками, предъявил стране с населением под тридцать миллионов. Правда у мужиков этих и пушки были, хотя и маленькие, почти игрушечные…
Я об этом узнал лишь в новом, тридцать седьмом, году. Другой бы на моем месте назвал Петра Степановича идиотом, однако Костромитинов им точно не был: в том же Орегоне американских поселенцев было около двадцати тысяч, на территории мексиканской Калифорнии их вообще не было, а проблем с Мексикой Петр Степанович точно не ожидал: президент Корро получил еще обещание помочь в защите штата Нуево Мехико от продолжающихся поползновений со стороны свежеотторгнутого американцами Техаса. А то, что сами янки смогут что-то там в Калифорнии (или в Орегоне) завоевать, он сильно сомневался: вооруженные «самым современным оружием» мужики и стотысячную армию в дерьмо втоптали бы, особо не напрягаясь. Причем не только благодаря пушкам, «специальные» гранаты к которым превращали в фарш целые эскадроны, а благодаря новеньким карабинам моего имени. И моей конструкции…
Со сталью для винтовок я все же разобрался: высококремнистая А50 никаких дефицитных присадок не требовала, а она применялась для изготовления ружейных стволов и в двадцать первом веке. А сама винтовка, точнее карабин, был примитивен как лапоть. Однозарядная винтовка с затвором «под мосинку», под обычный дымный порох — ну что может быть проще? А патрон был сделан по моим воспоминаниям о калаше, очень приблизительным воспоминаниям — но семиграммовая пуля летела километра на полтора, если из карабина ей стрелять.
А вот «граната» из пушки летела даже ближе, всего-то на километр — но и этого было достаточно. Откровенно говоря, у меня в мыслях было сделать что-то вроде подствольного гранатомета, но «знаний не хватило» — и получилась у меня «сверхлегкая пехотная пушка». Весила она — вместе с лафетом-треногой — меньше шестидесяти килограммов, стреляла пятидесятимиллиметровыми снарядами двух типов: «гранатами» (то есть осколочно-фугасными) весом в полтора кило и шрапнельными весом почти в два. Главным ее достоинством было «казенное заряжание» и унитарный патрон (причем с папковой гильзой), а дополнительным — клиновой затвор, обеспечивающий стрельбу в темпе до тридцати выстрелов в минуту.
Янки, направив «армию» численностью около пяти тысяч человек в Орегон, сами об этом узнали — и конфликт с ними на этом закончился, поскольку кто-то из выживших офицеров все же не постеснялся доложить руководству, что всю эту армию помножили на ноль две русские роты. Наверняка янки решили, что «а вот чуть попозже»… — но в тридцать шестом Россия, по крайней мере официально, нехило так приросла территориями. А уже летом тридцать седьмого на приросших территориях и народу приросло примерно на двадцать тысяч человек, и вот уже три четверти из них я даже спрашивать не стал, хотят они куда-то ехать за счастьем или нет. Иногда причинять добро приходится и насильственными методами. Правда эти пятнадцать тысяч молодых баб и мужиков (а, фактически, парней и девок) я купил, по разным «отдаленным губерниям». Но тут мне еще и «государственные крестьяне» на голову свалились…
Это летом было, а еще весной весь Петербург (точнее, весь столичный «свет») обсуждал очень странное событие: куда-то (и совершенно бесследно) пропал «любимец публики» (точнее, любимец множества светских львиц) кавалергард и сын голландского посла. То есть пропал-то он еще зимой, где-то после Рождества, а вот весной мужики нашли возле города вытаявшую из сугроба тушу матерого волка, одетого в мундир пропавшего Жоржика. И застрелен был этот волк серебряной пулей…
Находка сильно подействовала на неокрепшие умы: одна молодая дама (причем сильно беременная) от волнения потеряла ориентацию в пространстве и свалилась с Аничкова моста в ледяную воду (причем спасти ее не удалось), в двух семействах младенцы внезапно простудились и померли, еще две дамы оставили мужей вдовцами (причем одну хоронили в закрытом гробу) — но меня эта история практически не коснулась. Мне вообще не до того было, хотя красавца-волка мне было искренне жаль. Но даже на жалость времени не было…