Страница 10 из 15
Заблокированные эмоции и дети
У меня есть два сына, они двойняшки, и сейчас, когда я пишу эту книгу, им по 18 лет. Один из моих первых опытов работы с заблокированными эмоциями у детей связан с моим сыном Реттом, который на тот момент только учился ходить. Ретт и Дрю разнояйцовые близнецы, и они настолько не похожи друг на друга, насколько вообще могут быть непохожими два мальчика. Дрю всегда был очень привязан к обоим своим родителям, в отличие от Ретта, который был очень ласков с моей женой Джин, но в возрасте трех лет проявлял некоторую отстраненность по отношению ко мне. Когда я пытался взять его на руки или обнять, он отталкивал меня со словами: «Плохой доктор. Уходи!» Сначала мы думали, что он просто проходит определенную стадию в своем развитии, и надеялись, что вскоре он ее перерастет. Однако эти негативные реакции устойчиво сохранялись более года, что, конечно, служило для меня источником постоянных огорчений. Я был просто не в состоянии понять, почему мой ребенок так себя ведет.
Однажды вечером мы с женой сидели рядом и разговаривали, а Ретт был у нее на коленях. Я потянулся, чтобы обнять его, но он выдал ту же реакцию, что и раньше – оттолкнул меня со словами: «Плохой доктор. Уходи!» В этот момент мне стало по-настоящему больно: сильно сдавило сердце, и к горлу подступили рыдания. И вдруг Джин сказала: «А знаешь, это могут быть заблокированные эмоции».
Ранее мы работали с заблокированными эмоциями только у взрослых, но теперь решили протестировать Ретта и проверить это предположение. Мы использовали «Эмоциональный код» и убедились, что у него действительно имеется заблокированная эмоция. Это была печаль, но не его печаль относительно меня, а моя печаль по отношению к нему. Другими словами, он каким-то образом почувствовал, что я пережил печаль в связи с ним, и эта печаль была настолько сильной, что породила в его теле заблокированную эмоцию. Тестирование показало, что этот блок возник в тот момент, когда Ретт стал свидетелем очень эмоционального спора между мной и моей старшей дочерью. Фактически, Ретт перенес на себя сильную печаль, которую я испытывал в тот момент из-за дочери – как будто бы он был тому причиной, – и эта эмоция застряла в его теле.
Мы освободили заблокированную эмоцию, и, к моему удивлению, он тут же подошел ко мне и обнял. Когда я со слезами на глазах обнимал своего маленького сына, я испытывал одновременно и изумление, и восторг. Если мой ребенок мог так измениться в одно мгновение, всего лишь освободившись от заблокированной эмоции, скольким же детям еще я мог помочь!
На следующий день я рассказал о том, что случилось с Реттом, одной пациентке. И вдруг она произнесла: «Вы знаете, мне кажется, у моей дочери тоже может быть заблокированная эмоция». Ее муж работал пилотом на регулярной авиалинии, каждую неделю он на несколько дней исчезал из дома, а когда возвращался, их шестилетняя дочь убегала и пряталась от него. Она совершенно не желала с ним общаться, когда он был дома между рейсами, и это разбивало ему сердце.
На следующий же день женщина привела дочь в клинику. Я протестировал девочку и обнаружил, что у нее действительно имеется заблокированная эмоция, связанная с отцом. Это была грусть. Ее собственная грусть по поводу того, что отец так часто надолго покидает ее. Грусть была настолько сильной, что нарушила баланс в ее организме и создала эмоциональный блок. Энергия заблокированной эмоции оказала негативное влияние на подсознание девочки, так что изменилось все ее поведение по отношению к отцу. Мы освободили эмоцию, и мать с дочкой вернулись домой.
На следующей неделе мать пришла ко мне в клинику и сказала: «Доктор Нельсон, ваша эмоциональная терапия действительно работает. Когда мы вернулись от вас, муж был еще в рейсе. Через несколько дней он приехал и, как только он открыл дверь, наша девочка тут же подбежала и запрыгнула к нему на руки. Она никогда раньше этого не делала! Муж счастлив! Огромное вам спасибо».
К тому моменту, когда нашим двойняшкам исполнилось четыре года, Ретт уже обладал хорошими речевыми навыками. Дрю, напротив, сильно отставал в этом отношении, так что мы с женой начали всерьез беспокоиться. К четырем годам Дрю все еще не умел составлять предложения. Он вообще редко произносил хоть слово, а когда начинал говорить, то часто тут же закрывал рот ладошкой, как будто боялся что-то сказать.
Он вообще, казалось, постоянно всего опасался. Когда мы приходили в расположенный по соседству бассейн, Ретт сразу в него прыгал, в то время как Дрю с тревожным видом жался в углу. Он с опаской относился к любым новым вещам. Также он проявлял признаки клаустрофобии. А если он выходил погулять и за ним закрывалась дверь, он впадал в панику и начинал рыдать.
Психологические тесты показали, что Дрю имеет достаточно высокий коэффициент интеллекта, но по развитию отстает от своего возраста. Мы проверили его слух и выяснили, что слышит он нормально. Казалось, нет никаких объяснений тому, что с ним происходит. И тогда, вспомнив, что мы пережили с Реттом, мы решили проверить, нет ли у Дрю заблокированных эмоций – даже не предполагая, что именно они и являются истинной причиной его проблем.
Мы протестировали Дрю и быстро обнаружили большое количество заблокированных эмоций, которые образовались в результате драматических событий, имевших место при его рождении и вскоре после того.
Роды у Джин оказались длительными, схватки продолжались 22 часа. Ретт появился на свет первым. Очень красивый и милый новорожденный, он не причинил врачам никаких хлопот и почти сразу же спокойно заснул. Дрю родился на 14 минут позже. Он был синюшным, очень вялым и казался недоношенным. Врачи сразу засуетились вокруг него, но у них не было уверенности, что он выживет – настолько критичным было его состояние.
Его выходили, но следующие десять (или около того) дней, его состояние оставалось нестабильным. Мы забрали обоих малышей домой через пару дней после этого, но Дрю почти сразу снова госпитализировали для обследования – он не брал грудь и быстро терял в весе. Нам сказали, что почти сразу после рождения он подхватил инфекцию, которая представляет угрозу для его жизни. Врачи сделали спинномозговую пункцию на его тщедушном тельце, а затем ему пришлось вводить антибиотики внутривенно.
Вопреки нашему желанию, нас с Джин на время процедуры выставили из палаты. Мы были не в состоянии ничем ему помочь и могли только страдать от собственного бессилия, слушая его отчаянные крики, пока врачи снова и снова пытались попасть иголками в его тоненькие вены.
Мы старались не вспоминать эти тягостные события и никогда не обсуждали их с ребенком. Нам было больно даже думать об этом. Мы были уверены, что теперь, четыре года спустя, у него не сохранилось никаких воспоминаний, но оказалось, что он испытывает множество страхов по поводу множества вещей.
Одну за другой мы обнаружили и освободили все заблокированные эмоции, которые имели отношение к этому болезненному опыту. Мы были поражены тем, насколько сильное влияние оказала на Дрю его младенческая травма и каким глубоким оказался эмоциональный шок. Вероятно, он ожидал, что приход в этот мир станет для него праздником, а на деле перенес столько мучений, что едва выжил. Как если бы он родился прямо в аду! Как вы можете догадаться, в его теле застряли эмоции страха, ужаса и оставленности – именно эти ощущения он пережил в процедурном кабинете, а это было бы нелегко и для взрослого человека.
Еще одной заблокированной эмоцией оказалась паника, которую Дрю испытал в материнской утробе, ожидая своей очереди, пока его братец медлил, не желая покидать их уютное и привычное обиталище. Именно заблокированный панический страх стал причиной клаустрофобии.
И была еще одна заблокированная эмоция – гнев, который Дрю получил по наследству от своего деда. Именно этот унаследованный им гнев был причиной того, что он так долго отказывался говорить. Он боялся причинить кому-нибудь вред своими словами и поэтому прикрывал рот ладонью, когда все-таки хотел что-то сказать. Он освободился от всех заблокированных эмоций и отправился спать.