Живые пешки

Моника заходит ему за спину, делая вид, что подбирает свою одежду, и украдкой разглядывает Надиви. Мощные плечи, мускулистые руки, широченная спина, накачанные ягодицы. Столько силы — но сейчас он в бегах, в чужой стране, лишившийся всей своей власти.

Вот до чего доводит отсутствие амбиций. Моника никогда не понимала людей, которые сумели забраться высоко и при этом не пытаются залезть ещё выше.

Надиви продолжает свою бессмысленную болтовню, послушно глядя в камеру смартфона.

— Вы ведь хотите наладить бизнес с Синдикатом, я же понимаю. Хотите делать деньги — я это вижу. Не зря я в Синдикате один из первых людей. Так вот, для вас Асаб — не вариант. Лучше вам иметь дело со мной. А от него вам надо избавиться. То есть, нам надо. И я знаю, как это сделать. Я знаю, где его поместье. Знаю, какая там охрана, как к нему лучше подобраться.

Моника тихо подходит к нему сзади. Он не слышит её шагов и продолжает говорить.

— Вам со мной повезло. Серьёзно, в моём лице вы получили с Синдикатом такой шанс, от которого нельзя отказыва…

Моника стреляет ему в затылок. Он с тяжёлым стуком падает лицом на стол, вывернув шею.

Наклонившись, она заглядывает в его потухшие глаза.

— Прощай, дорогой. С тобой было… весело. Жаль, не судьба повторить.

Тело Надиви неподвижно. По зеркальной поверхности растекается кровь пополам с мозгами.

Моника трогает пальцами горячий пистолетный ствол, нервные окончания приятно пощипывает. Несколько секунд она рассматривает мёртвое тело, потом быстро одевается и выходит, плотно закрыв за собой дверь. На её губах играет довольная улыбка.

Это лучшая работа на свете.

31. Фейерверк*

* Фейерверк — в шахматной партии каскад жертв при осуществлении комбинации.

Куратор глядит на бутылку умопомрачительно дорогого коньяка на столе. Настоящий «Курвуазье Леспри», особый, напиток победителя. До этого момента для него был всего один достойный повод — в тот день, когда перспективного агента Питера Бейли назначили Куратором.

Судя по всему, скоро можно будет с полным правом ещё раз открыть эту бутылку — тогда, когда Питер Бейли сумеет сохранить свою должность.

И пусть лишь стены этой квартиры станут свидетелями триумфа, это не умаляет его значимости. В конце концов, лишь немногие способны понять всё величие этого момента.

Пусть он ещё не настал, но вероятность такого исхода высока настолько, что сегодня Куратор позволил себе извлечь бутылку на свет и поставить её на стол.

Глядя на неё как на приз победителя, он звонит Габриэлю Асабу.

— У вас не осталось конкурентов, — говорит Куратор. — И Мабуши, и Надиви мертвы. Синдикат полностью под вашим началом.

— Хорошо, — произносит Асаб. — А что насчёт ваших людей? Вы обещали мне…

— Информацию вы получите уже сейчас — обо всех сотрудниках Агентства, действующих в Ревалии, как я и обещал. Но помните, господин Асаб: если вы попытаетесь выудить из них информацию, наше сотрудничество закончится. От них вы не узнаете об Агентстве ничего, и вместо этого лишитесь поддержки нашей организации. Вам нельзя брать их живыми. Только мёртвыми.

— Только мёртвыми, — повторяет Асаб.

— Отлично, господин Асаб. Это начало долгого и плодотворного сотрудничества.

Куратор завершает вызов, а затем пересылает Асабу информацию о местонахождении Кирка Меррита, Райи Табаро и Агаты Горак.

Валери и Лисса останутся его глазами и ушами в Синдикате.

Чуть помедлив, Куратор отправляет ещё и геолокацию Лоры Бенуа. Никаких эмоций он при этом не испытывает.

Так будет вернее. Подающей надежды мисс Бенуа никогда не стать новым Куратором.

Взглянув на бутылку ещё раз, он почти ощутил разливающийся в воздухе аромат коньяка.

Триумф близок.

***

Райя грациозна и страстна. Она сверху, у Кирка на бёдрах, скачет на нём в неистовом ритме. Кровать яростно скрипит, раскачиваясь от толчков.

Райя протяжно стонет, исходя жаром и сладким потом. Её движения порывисты и полны страсти. Упёршись ладонями ему в грудь, она всё ускоряется, пока темп не становится бешеным, а её стоны не превращаются в крики наслаждения.

Кирк изо всех сил сдерживается, пока она содрогается в пароксизмах. А когда она замедляется, глядя на него с пьяной улыбкой, он подхватывает её за бёдра и рывком переворачивает, оказавшись сверху, между широко разведённых бёдер, и начинает плавно двигаться. Райя довольно смеётся и обнимает его ногами, вжав икры в его ягодицы.

— Ещё, ещё, — шепчет она. — Если остановишься, я тебя убью.

— И не подумаю, — отрывисто отвечает он между толчками. — Я только начал.

Обхватив его за шею, она притягивает его к себе и впивается в его губы.

***

Кирк очень удивляется, взглянув на часы — оказалось, что уже половина третьего ночи. Он вытягивается на смятой простыне, чувствуя приятную усталость. Удовольствие, острое и приятное, всё ещё гуляет по нервам. Дыхание постепенно успокаивается, в уши вливается ночная тишина, вытесняя скрип и стук кровати.

Он понимает, что уже некоторое время улыбается, не замечая этого.

— А ты хорош, — говорит Райя, устроив голову у него на животе.

— Ты тоже. Не помню, чтобы с кем-нибудь было так же.

Она коротко хохочет.

— Мне нравится, как ты врёшь.

— Может, я и не вру.

Он на неё. Почувствовав его взгляд, Райя поворачивается к нему, заглядывает в глаза, потом ложится на спину и смотрит в потолок. Она всё ещё лежит на нём, но словно становится чуть дальше.

Вся раскованность, вся резкость будто уходят из неё. Кирк вдруг отчётливо понимает, что сейчас она настоящая — никакой бравады, никаких масок. Здесь, в этой постели, на влажных от пота простынях, в маленьком отеле — она настоящая.

Сейчас можно говорить всё как есть. Недомолвки, ложь во спасение, социальные контракты и маски не нужны. Она поймёт всё, что он скажет, и он тоже поймёт каждое её слово. Кирку впервые за все эти дни становится не жарко, а тепло.

Удивительное чувство свободы и близости с другим человеком. Вот оно. Вот чего так не хватало. Сейчас он не один, по-настоящему не один.

— Когда я впервые тебя увидел, я не думал, что окажусь в твоей постели, — говорит Кирк, просто чтобы что-нибудь сказать.

— Я тоже не думала. У меня в спальне бывают только те, кого я хочу там видеть. И столько, сколько я хочу их там видеть.

— Это сколько?

— Это до утра. Обычно до утра. Последнего, кто хотел задержаться надолго, я выставила за дверь. Одевался он уже на улице.

Она хотела сказать едко, в своей обычной манере, но получилось грустно. Она замолкает.

Кирк всё пытается поймать её взгляд, но Райя смотрит в потолок.

— Давай я буду говорить, — произносит Кирк. — Я буду говорить, а ты поправь меня, если я ошибусь.

— Валяй, — говорит Райя.

— У тебя было много мужчин. Но все на пару ночей. Ты перебираешь их, потому что тебе интересно. Но при этом надеешься найти такого, с которым хотелось бы остаться.

— Идеальных не бывает. В этом я уже убедилась.

Некоторое время она молчит. Кирк не мешает ей.

— Я чуть не вышла замуж в Манчестере. Но вовремя поняла, что не смогу с ним жить.

— Ты как-то… для себя решила, что не будешь ни с кем всерьёз. Но надеешься, что всё же будешь.

Говоря, поглаживает её по голове. Она никак не реагирует, но Кирк чувствует, что ей нравится и то, что он делает, и то, что он говорит.

— Это должен быть человек, который меня не ограничивает, — произносит она. — Надёжный. С которым можно чувствовать себя… защищённой, но при этом свободной. Который заботится. Который меня понимает. Который как я.

— Я даже не пытался жениться. Не потому, что у меня такая профессия. Просто я… не хочу быть ни хозяином, ни рабом. А других отношений я не видел, нигде и ни у кого. А мне нужны именно такие, небывалые отношения.

Он делает паузу, а потом говорит:

— Я хочу остаться. Ты выставишь меня за дверь?