Страница 9 из 29
«Хватит себя накручивать! Если он и вправду на тебя запал, он сам напомнит о себе. Но прошла неделя, а он как в воду канул…»
— Когда глазуруете, не надо махать кистью, как будто вы — Том Сойер и красите тётушкин забор, — говорила она. — Подцепите небольшую капельку, капните на изделие и тяните. Потом ещё. Следите, чтобы не было проплешин…
— Те же и злостный опоздун, — донеслось от двери. — Лидия, можно присоединиться?
— Нужно! Я как раз рассказываю о том, как расписывать ангобами и глазуровать. Вот ваша пиала, Дмитрий.
— Пиала — это громко сказано, — сказал Дмитрий, усаживаясь и вертя в руках своё кривоватое творение.
— Дмитрий! — Лидия вспомнила, что она — наставница, и добавила в голос строгости. — Это — ручная работа, а всякое рукоделие тем и ценно, что отражает душу мастера.
— И его кривые руки, — «продолжил» упрямый ученик.
Лидия подошла к нему и взяла в руки пиалу.
— Если вас беспокоит, что тут покосился бочок, возможно, причина в том, что вы не достигли душевного равновесия во время работы. Вас что-то тревожило, и это проявилось в изделии.
— И что делать? — хмуро поинтересовался Дмитрий.
Лидия улыбнулась:
— Принять своё изделие, как принимаете себя. Со всеми тревогами, сомнениями и скрытыми помыслами. Или постарайтесь избавиться от того, что вам мешает, и тогда изделие будет послушно вам…
— О, я такое вспомнила… Про тайные помыслы… Можно я расскажу? — Юная девица приподнялась на стуле. — Мы на майские летали в Турцию, были в Измире, и нас там водили в гончарные мастерские. И там предлагали попробовать полепить на круге. Одна тётка из нашей группы села, и у неё вместо кувшина получился член! — девица торжествующе улыбнулась: видно, рассказывая это «страшное непотребство» взрослым, она испытывала guilty pleasure. — Вот такой! — она развела руки, как рыбак, рассказывающий об удачном улове.
Стриженая блондинка сатанински расхохоталась, её спутник усмехнулся в усы, пожилая дама осуждающе покачала головой, но не смогла сдержать улыбки. Дмитрий тоже рассмеялся.
— А это были не вы, юная леди? — неожиданно спросил он.
«Ого! А наш сбивчивый стесняша не прост!»
— Дурак озабоченный! — фыркнула девчонка.
— Я пошутил! — примирительно улыбнулся Дмитрий.
— За такие шутки, дядя, в зубах бывают промежутки.
— Друзья, не ссорьтесь! — вступила Лидия. Скандал между учениками ей был совсем не нужен.
— Никто не ссорится, — ворчливо ответила девчонка. — Лидия, посмотри, я нормально заглазуровала?
— Отлично! — Лидия повертела в руках розетку с зубчатым краем, покрытую белёсым налётом подсыхающей глазури. — Только, Маш — вспомни, что я говорила — на донце надо оставить пятачок для подставки, чтобы глазурованное изделие поставить в печь. А можно и вообще не глазуровать донце.
— Вот блин! — рассердилась девчонка. — Забыла. Пять минут на это чёртово донце потратила…
— Ничего, Маш. Практика лишней не бывает. Напоминаю всем: на донце оставляем свободное пятно…
— Ну, я, короче, закончила, — сказала девчонка, выскоблив плешину на донце своей розетки. — А что ещё сегодня будем делать?
— Сегодня мы займёмся лепкой из пласта, — сказала Лидия. — Кто закончил обработку своих изделий с прошлого занятия, берите глину, скалки и линейки: будем делать кружки.
Лидия рассказывала, как превратить размятый ком глины в ровный пласт, прокатывая скалку по «рельсам» из линеек. Дмитрий, посвистывая сквозь зубы, увлечённо расписывал дно своей пиалы.
— Вот как-то так, — задумчиво произнёс он. — Лидия, вы говорили, что дно изнутри можно покрыть, если не размазывать глазурь кисточкой, а просто залить глазурью. Так?
— Конечно. Это несложно. Наливаете суспензию и вот так поворачиваете, чтобы она покрыла ровным слоем всё дно.
— Не очень-то ровно у меня получается, — заметил Дмитрий.
— Не беда. Главное, чтобы не было пузырей, а мелкие неровности заплавятся при обжиге. А что вы изобразили, если не секрет?
— Да так, — улыбнулся Дмитрий. — Мазня. Абстрактная фантазия. Как думаете, я ещё успею слепить кружку из пластов?
* * *
— И это вы называете мазнёй?
Лидия держала в руках Дмитриево творение. После того, как глазурь прошла обжиг и стала прозрачной, на дне кособокой пиалы стал виден рисунок: на припорошённой снегом ветке ели сидели два снегиря. Незамысловатый рисунок поражал своей лёгкостью и живостью. Кажется, вот-вот встрепенутся красногрудые, запрыгают по веткам, а подойди ближе — вспорхнут, и только осыплется снег с хвои…
— Знаете, Дмитрий, говорят, учеников хвалить нельзя, но ваше творение превосходно. Думаю, не вам у меня, а мне у вас надо поучиться!
— Это вряд ли! — улыбнулся шифрующийся гений. — На самом деле я рисую как пьяная курица лапой. Но изредка случается, и у меня выходит что-то, чему я сам удивляюсь: будто и не я рисовал…
— Это одержимость. Я читала, — с серьезнейшей миной изрекла Маша; сегодня она затащила на занятие двух подружек. — Сходите, дяденька, к причастию, и вас попустит.
— Я подумаю над этим, — в тон ей сказал Дмитрий.
Лилия отметила, что Маша откровенно дерзит ему и при этом обращается подчёркнуто на «вы»: с юной беспощадностью намекает на пропасть, которую проложило между ними время. Хотя участники посиделок как-то быстро перешли между собой на «ты».
Все, кроме Дмитрия. Вот он со всеми, включая наставницу, сохраняет речевую дистанцию.
Нет, он точно какой-то шуганый…
Когда занятие закончилось и керамисты разошлись, унося новый опыт и свои творения, он подошёл к Лидии, прерывисто вздохнул и прокашлялся.
— Да, Дмитрий? Вы что-то хотели?
— Пригласить вас на частный урок. Это возможно?
* * *
— Ну конечно, — сказала Лидия. — Во вторник и четверг в любое время, а стоят частные занятия…
— Деньги не проблема, — прервал её Дмитрий. — Я готов заплатить столько, сколько вы потребуете, если только вы согласитесь.
— Вы меня прямо заинтриговали!
— Никакой интриги, ничего аморального и криминального. Нужно заниматься с больным ребёнком.
— Так… Простите, а этот ребёнок…
— Мой племянник. Алёша. Ему двенадцать лет, и у него аутизм.
— Очень жаль…
— Он не лает, не кусается, не кидается дерьмом и не принимается онанировать при появлении красивой женщины, — с раздражением продолжал Дмитрий. — Он просто живёт в своём мире и не горит желанием вылезать из своего мира в наш. Но так — он не опасен…
Лидия мягко взяла его за руку.
— Дмитрий, вы не поняли, — сказала она. — Я… я ничего такого не думала. Я просто сказала, что мне очень жаль, что с вашим племянником такое, и, конечно, я с ним позанимаюсь!
— Правда? Извините…
— Нет, всё нормально. Извиняться не за что. Когда нам удобнее встретиться?..
— Завтра в три часа дня… Я могу заехать за вами.
— Не нужно. Давайте лучше в два пятнадцать на вокзале.
— Хорошо. — Дмитрий достал из внутреннего кармана пиджака кошелёк и протянул Лидии пятитысячную бумажку. — Вот задаток. Не отказывайтесь, пожалуйста. Я буду платить по три тысячи за каждый урок, хорошо? А если придётся задержаться или будут ещё какие-то трудности, то и больше. Только не отказывайтесь!..
— Хорошо-хорошо, Дмитрий, я же сказала…
— Огромное вам спасибо! Вас подвезти? Хотя бы до вокзала…
— С удовольствием!
* * *
— Вот здесь мы обитаем, — сказал Дмитрий, открывая перед Лидией дверь квартиры. — Галина Алексеевна, это я!
— Слышу, слышу! — Из комнаты в коридор выплыла полноватая старушка. — Здравствуйте!
— Здравствуйте! — сказала Лидия.
— Как Алёша? — просил хозяин.
— Нормально всё, — сказала старушка. — Нормально.
— Ну и славно. На сегодня вы свободны, вот ваш гонорар, — он протянул ей две пятиcотенные купюры. Старушка приняла «гонорар», поблагодарила и ушла.
— Туда, — шепнул Дмитрий и кивком указал на комнату. — Я зайду первым.
Лидия кивнула.
…На первый взгляд Алёша был обычным мальчишкой двенадцати лет, разве что чуть полноватым. Он сидел на ручке кресла и вертел «кубик Рубика». Он стремительно перемешивал цветные грани так, что восстановить прежнее единообразие, казалось, уже невозможно, и потом с быстротой и точностью, вызывающей восхищение пополам с суеверным ужасом, восстанавливал его. Лидия поймала себя на том, что зачарованно смотрит, как разноцветные квадратики мелькают под бледными тонким пальцами.