Испытание смертью

Это было предзнаменование.

У графини появилось предчувствие, что они оба умрут.

Я вернулся на свою софу и рассмеялся в темноте. Это был замечательный знак. Все мои прежние колебания исчезли.

У меня не осталось ни малейшего сомнения.

Графиня Крэк уже идет по дороге смерти!

Единственное, чего мне не хватало для осуществления плана, так это денег. И я не подозревал, что вскоре они бурной рекой потекут в мои карманы.

Следующим вечером после предзнаменования состоялся наконец званый прием. Весь день меня осаждали всевозможные поставщики пррдуктов и им подобные люди: был рабочий день, и Кэнди и мисс Щипли, сопровождая свои слова недвусмысленными угрозами, свалили на меня всех посетителей. Я машинально что-то делал, но мои мысли витали далеко, поскольку я упорно размышлял над тем, где бы раздобыть две тысячи долларов, заплатить по счету Фаустино и нанять убийцу.

Поэтому я был весьма озадачен, когда мисс Щипли, придя с работы и обнаружив, что я еще не закончил уборку и не оделся, набросилась на меня.

— Гости вот-вот придут! — бушевала она, срывая с себя рабочую одежду и натягивая вечернее платье. — Быстро надевай фрак, или что у тебя есть в этом роде, и помоги мне убрать с пола весь этот упаковочный мусор.

Старый еврей из магазина одежды, похоже, не любил весну и лето и поэтому снабдил меня белым фраком и черными брюками. Но я не знал, как завязывать бабочку, и мисс Щипли чуть не придушила меня, пытаясь пристроить ее на место. А потом Кэнди заметила, что на мне солдатские ботинки. Они стащили с меня грубые башмаки и натянули кожаные туфли как раз вовремя, потому что в дверь позвонили и появились первые гости.

Я осмотрелся, и меня удивило, сколько все-таки свободного места в наших комнатах. Инструменты для пыток убрали, и холл почти сливался с комнатами, поэтому гостиная стала выглядеть большим салоном. Задняя комната, которую мне обещали отдать для работы, была почти таких же размеров.

Теперь в ней появились огромные окна, выходящие прямо в сад. Все вокруг, включая только что разбитый сад, было залито светом. С потолков свешивались гирлянды. Расставленные столы ломились от похожих на пену тортов и сверкавших бутылок. Звучала музыка, какое-то классическое произведение под названием «Весенние пляски». Очень впечатляюще. Наверное, тут не обошлось без изрядного количества пустых чеков, которые я столь неосмотрительно подписал.

Я думал, что увижу сослуживцев из «Спрута», например шефа безопасности. Но дверной звонок звонил и звонил, входили все новые и новые пары. Поначалу мужские плащи и шляпы ввели меня в заблуждение. Но увы, это были пары лесбиянок. Некоторые из «мужчин» даже были во фраках. Они сердечно приветствовали меня и старались говорить басом. Они трепали меня по плечу и называли «старина». Но меня трудно обмануть. Грубые голоса неожиданно переходили в тенора, а похлопывания по плечу преследовали цель отодвинуть меня подальше от их «жен».

Никогда раньше не видел, чтобы вечеринка развивалась в таком темпе. Хлопали пробки, и лилось вино. Торты смели мгновенно. А ведь музыка начала играть по новой всего третий раз.

Неожиданно мисс Щипли отделилась от толпы и, понизив голос, сказала мне:

— Инксвитч, у меня ужасно болит голова. Вечеринка через пару минут закончится, Тебе не обязательно прощаться с ними: Вот пять баксов. Сбегай вниз, в аптеку, которая работает круглые сутки, и купи мне пузырек аспирина. Когда вернешься, все уже разойдутся, поэтому входи в комнату тихо. Я так плохо себя чувствую, что хочу сразу же лечь в постель. И не зажигай свет, потому что он режет глаза.

Круглосуточная аптека располагалась в пяти кварталах от нас. Я не спешил. После бокала шампанского у меня тоже болела голова. Прохлада весенней ночи овевала меня. Я купил аспирин и выпил у стойки бромо-содовой воды. После чего побрел обратно домой.

Свет, конечно, уже не горел, все было тихо. На цыпочках я вошел в квартиру.

В гостиной слышалось слабое сопение. Я хотел зажечь свет и вручить мисс Щипли ее аспирин, но лампа неожиданно перегорела. Я послал к черту аспирин — она ведь все равно спит — и попробовал проникнуть в заднюю комнату. Дверь была заперта. Ну и к (…), я все равно устал спать на софе.

Я сбросил одежду. Мне пришлось двигаться на ощупь; потому что в комнате я уже не ориентировался. Я помнил, что новая кровать напоминала огромную раковину с гигантскими фаллическими символами с обеих сторон. Днем она складывалась и становилась похожей на диван, но сейчас была разобрана.

Воткнувшись головой в подушку, я обнаружил таким образом кровать и забрался на середину. Потом потянул за край одеяло и укрылся. Обычно я сплю между Кэнди и мисс Щипли. Именно так я расположился и на сей раз и собрался поразмыслить перед сном о деньгах.

Но тут чья-то рука дотронулась до моего правого бедра. Чьи-то пальцы пробежали по моему животу.

Я неожиданно вспомнил, что если мне нужны две тысячи долларов, то лучше соглашаться сразу.

Я повернулся на правый бок и приступил к выполнению своих обязанностей.

Внезапно я замер.

Что это?

Странно. Как это Кэнди снова стала девственницей?

Ладно, сейчас не время задумываться о таких пустяках. Кровать привычно затряслась, и я чуть не оглох от дикого визга.

Ну ладно, Кэнди всегда визжала.

Но стонала она чересчур возбужденно, слишком громко даже для Кэнди.

Одеяло взлетело в воздух.

Визг стал еще громче.

Связка ракушек на стене гремела, словно кастаньеты.

Раз!

Тело подо мной обмякло.

Ну, если Кэнди снова решила брякнуться в обморок, то это ее дело.

Я откинулся назад, на середину кровати. На какое-то мгновение мне показалось, что ракушки все еще стучат. Мне было их видно в свете уличных фонарей, который проникал через окно. Но побрякушки не шевелились.

Откуда же этот стук?

Зубы? Они на мгновение сверкнули в луче света из окна. Щипли стучит зубами?

Глупости! Она просто смеется надо мной.

Я повернулся и схватил ее.

Послышался звук, как будто кто-то в ужасе втянул в себя воздух.

Что опять задумала эта Щипли?

Какого дьявола? С каких это пор Щипли снова стала девственницей?

Очередные женские штучки. У них полно разных трюков про запас.

Вскрик!

Потом тяжелое дыхание в такт.

Стоны в такт!

Раз!

Одеяло слетело.

Послышался отчаянный вопль.

Тело обмякло, как мертвое. В уличном свете мелькнула рука и, свесившись с кровати, замерла.

Я очень удивился: какого дьявола мисс Щипли вырубилась?

И тут зажегся свет.

Я озадаченно огляделся.

С потолка свешивались микрофоны. На штативах стояли две телевизионные камеры, приспособленные для съемок в инфракрасном освещении.

Дверь распахнулась, и в комнату ввалилась целая толпа.

Возглавляли ее мисс Щипли и Кэнди.

Я уставился на лицо той, которая все еще лежала подо мной. Глаза закатились, рот открыт, и нижняя челюсть отвисла. Это была крашеная блондинка!

Щурясь от света, я взглянул на другую девушку. У нее была мужская стрижка. Волосы с голубоватым отливом. Никакой косметики. Она играла роль мужа в лесбиянской семье. Глаза у нее были открыты, но зрачки закатились. Девушка пребывала в глубоком обмороке.

Мисс Щипли сдерживала толпу, которая напирала на кровать.

— Видите! Видите! — вопила мисс Щипли, стараясь перекричать шум. — Я же говорила вам, что бывает после настоящего секса. Теперь вы мне верите?

Я слез с крашеной блондинки, закутался в простыню по самую шею и рявкнул:

— Что все это значит, черт возьми?

— Ну, дружище, — сказала одна из лесбиянок, игравшая роль мужа, — я все видела на экране. — Она вплотную придвинулась ко мне и, начисто позабыв о своем басе, добавила: — Должна сказать, что тебе положен «Оскар». Это надо показать по национальному телевидению!

— (…) тебя! — крикнула мисс Щипли. — Это не представление. Это на самом деле!