Гамбит некроманта

Добрались быстро: по свободным скоростным дорогам это совсем нетрудно. Шпиль Университета утопал в сизом мареве, оно закручивалось воронкой, в которой плясали всполохи молний, пока бьющие между туч, не в землю, но Женька чувствовал: то лишь дело времени.

— Ты ощущаешь, мальчик… — произнес Демон вслух. — Хорошо.

«Что мне делать?» — спросил мысленно Женька, но Демон лишь хмыкнул. Сидящий за рулем Дерк остался безмолвен, но наверняка ничто не укрывалось от его внимания.

— Я рядом, — пообещал он.

— Будь так любезен, — тотчас фыркнул Демон. — Ведь когда он поймет, что проигрывает, орды выпущенной в город нечисти попрут сюда. Выстоишь?

Некромант кивнул.

Женька подозревал, что он слегка уязвлен отказом Демона, но совершенно не чувствовал ничего подобного. Кажется, даже наоборот. Дерк излучал… благодарность.

— Если я… — начал Женька.

— Дари нас всех с того света достанет, а меня потом упокоит, снова вернет и так… раз двести, — предрек Дерк. — Мысли материальны Жека, а уж слова… да еще у нас… Потому помалкивай, будь добр. Лучше возвращайся.

И Женька действительно заткнулся. Даже мысленно. Потому что свой главный выбор он совершил недавно. Никакого другого после оного попросту не могло существовать, в том числе: победить или сдаться, жить или погибнуть, вернуться или остаться в Нави, быть или нет вообще.

С Дерком они обнялись при расставании. Над ними пролетел кречет или некто совиный (не разобрать), синекрылый и фиолетовохвостый. Дарителла выплескивала в Явь существ Долины Грез, собирая под рукой свою армию. Библиотекарь уже ждал, Женька чувствовал этого божка, жаждущего захапать власть над миром, не приемлющим над собой чьей-либо воли. Свобода выбора — Явь держалась именно на ней, так было с мига ее сотворения и так должно было оставаться, иначе сломается и уже не починится никогда.

Женька улыбнулся памятнику Ломоносова — слишком живому, кажется, кивнувшему в ответ, — и держа Демона в вытянутой в сторону руке, так, чтобы царапал глубокую борозду в асфальте, высекая ярко-синие и изумрудные искры, пошел к главному зданию. Демон только распалялся от трения, тяжелел, горячил пальцы, но Женька не ощущал дискомфорта. С каждым шагом он становился сильнее и выше — кем-то совершенно иным.

Он запомнил выражение глубочайшего изумления на лице Дмитрия Скобцева и рассмеялся не своим, но захватившим его смехом.

Глава 30

Он смотрел, но видел чужими глазами. Он поднимал меч, не чувствуя его тяжести, не испытывал усталости, страха или сожаления. Все чувства словно притушили, вывернув настройки на минимум, Женька чувствовал лишь их жалкие отголоски и почти не мог думать. Голову словно обернули ватным полотенцем, причем изнутри.

Происходящее напоминало компьютерную игру в понимании геймера, который ждет не дождется капсулы виртуальной реальности (были у Женьки приятели, еще лет пять назад уверявшие, что вот-вот наступит новая компьютерная эра): выбранный герой наделяет тебя умением, силой и реакцией, которая не доступна в обычной жизни. Да и не нужна. Обладай Женька даже не половиной, а десятой частью подвластной ему сейчас мощи, осталось бы бежать куда-нибудь на край света. Он и под артефактами-то поначалу чувствовал себя не лучшим образом, ломая двери, водопроводные краны, прорезая насквозь разделочные доски и постоянно влипая в истории из-за неожиданно возросшей силы, а сейчас…

Сейчас в голове сидел некто огромный, сильный, но точно не злой — вот его мысли, намерения и чувства, Женька ощущал очень явно. Они набатом звучали под черепной коробкой, и если он и сомневался, предполагая невесть что, то теперь мог прямо утверждать: правителям Нави людской мир неинтересен, им необходим только баланс. Не имелось у вселившегося в него существа амбиций, злорадства, жажды власти. Недобожок не представлял для него проблему, у того и оружия-то не было. Библиотекарь слишком полагался на заимствованную за чужой счет магию, однако против властителя Нави оказался бессилен любой дар: тот был увереннее, сильнее, непобедим априори, но незлопамятен. И когда Демон — безмолвный на удивление — развалил библиотекаря напополам, прочертив алую прямую от макушки до паха, Женька не почувствовал ни удовлетворения, ни гордости от содеянного.

…Он лежал, судя по мягкости и бьющему в ноздри аромату, на свежескошенной траве и, если о чем-то и жалел: что не мог посмотреть на себя в зеркало в тот самый миг, когда нанес последний удар. Скорее всего, не стоило этого делать, но он не имел представления, куда девать любопытство, присущее всем хранителям знаний. Наверное, он справится, притушит интерес до тех пор, пока не захочет добровольно перейти в потусторонний мир. Там ждало много неизведанного, но жить хотелось сильнее. С новыми, открывшимися ему способностями — некромантом, не свершившим Переход, — тем более.

Женьку воспитывали не в страхе перед смертью, но чем-то близком к этому. Он, как и, должно быть, большинство людей, предпочитал не обсуждать и не осуждать умерших, не касаться тем, связанных со смертельными болезнями, сильно не любил бывать на похоронах. Познакомившись со сверхами, он нет-нет, а ловил себя на мысли, что те могли бы уже давно научить людей справляться со многими недугами, жить дольше. Особенно некроманты. Однако теперь, когда, сосредоточившись, он мог ощутить моменты Перехода, осознавал: вмешательство пошатнуло бы тот самый баланс, который он отстаивал недавно, впустив в себя… он пока боялся однозначно ответить кого именно. Переход со стороны более всего напоминал ему воронку гиперпространства, куда уходили корабли в одном старом сериале про космическую станцию. Глупая, конечно, ассоциация, но другой не возникало. Воронки вспыхивали сверхновыми вокруг, их было много. Очень. Но их легко удавалось и не замечать.

— Просыпайся… — по векам осторожно провели, едва касаясь, травяным колоском. У Дарителлы голос еще слегка хрипел морозной свежестью недавних заклятий. От нее ощутимо веяло потусторонним. Впрочем, и от него теперь — тоже.

На веки упали холодные капли. Женька поморщился и перекатился набок, открыл глаза, приподнялся на локте.

— Привет, — поздоровалась Дарителла. — Как ощущения?

Женька фыркнул, разглядывая ее новым, раннее не подвластным ему зрением. Вроде, ничего не изменилось, и в то же время поменялось все.

Позади нее, привалившись спиной к березовому стволу, сидел Дерк и с хитро-удовлетворенным выражением на лице наблюдал за светящейся точкой, крутящейся возле его породистого носа.

— И кто это? — у Женьки не возникло и мысли обозвать эту искорку «что».

— Душа.

Дерк пошевелил пальцами и прямо в воздухе рядом с искрой начала образовываться воронка. Миг. Яркий свет. И душа кого-то совершила Переход.

— Ты теперь видишь, да?

Ответа не требовалось.

***

Он бился в темноте, ненавидя собственную беспомощность до боли, до крика, разбивая кулаки в кровь, но узилище, держащее его гораздо сильнее цепей, оставалось цельным. Мельком, краем глаза увидев тонкую ветвящуюся трещинку, прошедшую по пустоте, Некр возликовал так, как никогда в жизни. Тотчас же дрогнула связь, даже несколько, учитывая, сколько он на себя навесил, а главная — с Романом — затрепетала, окрепла, наполнила голову привычными рыцарям, но для него звучащими совершеннейшей глупостью и пошлостью ругательствами. Так подростки шутят ниже пояса, ничего не зная ни про близость, ни про соитие, ни даже грубое и быстрое сношательство, ставящее целью быстрое достижение удовольствия без эмоций. Однако Некр все равно был счастлив. Он даже не подумал о том, что некоторым рыцарям стоило бы преподать урок хороших манер. А затем дверь в сарай отворилась, впустив внутрь серый пасмурный и не такой болезненный свет.

— Жека?.. — Некр удивленно уставился на него, не понимая, что же именно изменилось, но чувствуя это очень четко. — Ты даже не представляешь, насколько я счастлив тебя видеть, но очень прошу, не приближайся. Чисто на всякий случай.