Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 64 из 65

— Слушай! Ты говорил: девки будут на нас бросаться, срывая с себя лифчики в прыжке. И где? — пожаловался Аркадий.

— Горские нравы более суровые. Обожди гастролей по равнинам, оторвёшься.

— Не, я — верный семьянин. Но посмотреть хотелось бы разок. Из любопытства.

— Прилетим в Краснодар, будет тебе проверка на прочность устоев.

х х х

Круглый отличник, краса и гордость юридического факультета БГУ, сдал диплом, госы и военку на тройки и одну четвёрку, что самого Егора ничуть не трогало. Не с красным, а с синим дипломом в активе он слетал в Мексику и Никарагуа, ужаснувшись увиденными там нищете и грязище, а также дико жаркому климату. Да, привёз классный двухкассетник и прикольные сувениры для Элеоноры, но про себя решил — от круизов по странам третьего мира будет косить.

Первого сентября, когда его товарищи по группе и курсу ещё оттачивали навыки рытья окопов полного профиля малой сапёрной лопатой, переступил порог просторного кабинета Сазонова с двумя пачками денег — долей от «Вераса» и окончательным расчётом за дом.

Но больше его волновало другое.

— Виктор Васильевич! Моё распределение — прежнее, УВД Мингорисполкома. Я могу рассчитывать на перераспределение в КГБ?

— Увы, Егор, — ответил полковник. — И это для меня самого неожиданно. Ты своего отца помнишь?

— Нет, конечно.

— Верю. Он был арестован за кражу, когда тебе едва исполнилось шесть. И больше не появлялся в Речице?

— Вы ещё спросите: платил ли алименты на меня и сестру.

— Ясно… В третий раз освобождён в марте восемьдесят первого, нынешнее местонахождение неизвестно. В общем, ты — родной сын вора-рецидивиста Егора Евстигнеева. А имеющих в близком родстве судимых в КГБ не берут. В МВД, кстати, тоже, но их кадровики прохлопали.

Егор опустился на стул.

— Виктор Васильевич… Удар такой, как в апреле был, когда меня задержало инспекторское управление. Но тогда разрешилось…

— А эта проблема пока не лечится. Не унывай. Если получим подтверждение, что он умер — проблема снята. Либо… Либо кое-что изменится после десятого ноября. Если ты не ошибся. Так что ближайшие месяцы тебе придётся носить серую форму и отвечать на телефонные звонки «алло, милиция».

— А также уходить из «Песняров». В МВД запрещены дополнительные заработки. Да и времени не будет ездить по гастролям.

— Да. Ещё раз говорю: не вешай нос. Ты же умеешь держать удар. Всё, что нас не убивает…

— … Делает инвалидом, я в курсе, — закончил за полковника Егор.

— Так же как ты сделал инвалидом-колясочником капитана Волобуева. Бывшего капитана.

— Он не ходит?

— Ходит. Под себя. Его уволили по состоянию здоровья от травмы, не связанной с несением службы, и освободили от уголовной ответственности как лицо, более не представляющее общественной опасности. Долгая инвалидная жизнь на нищенскую пенсию… Не знаю, насколько это справедливое наказание за убийство и покушение на убийство. Но — как есть.

— Образцов?

— Погиб в ДТП. Обстоятельства тебе знать не следует.

— А если я вдруг встречусь с полковником Головачёвым…

— То не узнавай его. Он с понижением и лишением одной звезды переведён в другую область.

— Что же, разрешите идти. До встречи 1 октября. Или по надобности.

Месяц ушёл на переустройство дома, и оно ещё не было закончено. Егор оставил квартиру на Калиновского, 70 Яне, сестре Насти, въехавшей туда с подружкой.





Семнадцатилетняя девица, чуть крупнее сестры и, пожалуй, интереснее внешне, сказала, поигрывая ключом, полученным от старшей:

— Егор! Спасибо вам и за квартиру, и за жизненный урок.

— Урок в чём?

— Нельзя быть похожей на маму. Настя не смогла. А что отвергла вас, приняв мамины правила игры, значит — сама от неё недалеко ушла. И однажды, когда будет чувствовать, что сможет потерять влияние, тоже начнёт хвататься за сердце и почки, — она безжалостно добавила: — Считайте, что вам повезло.

Егор переехал к Элеоноре, вскоре они перебрались на Сельхозпосёлок, в пусть в недоделанный, но уже в свой дом.

1 октября, сдав выручку и отчёт Сазонову, новоявленный следователь снова переступил порог кабинета Сахарца со словами: «Соболезную, но это опять я. Простите — распределение. Гнобить можете в своё удовольствие, но в течение двух лет не имеете права уволить». Присутствовавший там Вильнёв срочно налил стакан воды, пока Сахарец искал сердечные капли с причитаниями: «Обещали же другого, вменяемого».

Очередной повод для встречи с куратором из КГБ назрел десятого ноября. Встретились в машине, Сазонов подъехал к парку на проспекте Машерова на служебной «Волге», Егор — на личной «пятёрке» цвета мокрый асфальт, одетый в парадную форму похожего цвета с золотыми погонами лейтенанта милиции.

— С праздником! Вижу, из Москвы пришли документы на присвоение лейтенанта. Двести двадцать рублей вместо ста десяти?

Егор устроился на переднем правом сиденье «Волги».

— Да, двести двадцать минус комсомольский взнос. Вас с этим праздником не поздравляю, обидитесь.

— Правильно. В общем, ты точно предсказал время. У нас объявлен специальный режим службы. Народу скажут завтра.

— Всеобщего горя, как после смерти Сталина, не ожидаю. Хотя — зря. Брежнев был неплохим генсеком. Если бы не Афганистан…

— Хватит о прошлом. Ты доказал: действительно можешь предсказывать. Что дальше?

— Дальше — закручивание гаек. Без военного положения как в Польше и без массовых расстрелов рабочих, но жёстко. Продлится около полутора лет. Потом Андропов умрёт. Точную дату не увидел.

— Продолжай.

— Доживём — продолжу. Если чего-то хотите достичь в карьере, самое время для прыжка. Потом будет поздно. И предупредите, когда начнётся погром в «Верасе». Мне надо будет убрать оттуда Элеонору Рублёвскую, чтоб она осталась только свидетелем.

— Ты с ней..

— Да. С ней. Простите, вопреки вашему совету. Не нашёл лучшего способа поддержать плотную связь с объектом, представляющим оперативный интерес. Тем более, у меня самого к ней интерес, взаимный. Могли бы зарегистрировать брак, но нам важно, чтоб она числилась без жилья как нуждающаяся — стоит на очереди на кооперативную квартиру.

— Не очень хорошо. Но не критично. Пока у нас начнутся перестановки, дунут новые ветры, до Нового года угрозы не вижу. Надавлю, чтобы её перевели в другое учреждение торговли, не столь криминальное как «Верас».

— Спасибо!

— Что же касается тебя… Работай, старайся. Подтолкнём, чтоб тебя быстрее забрали из района в УВД города, на расследование более сложных дел. Тем более, твоё предположение, что милицейское руководство будет заменено на бывших сотрудников КГБ, скорее всего, оправдается. В УВД пришёл новый начальник УУР, Николай Чергинец. Не старый, чуть больше сорока. Надеюсь, когда вы перейдёте в город, составите тандем. Ему понадобится следователь, мыслящий нестандартно и имеющий твои навыки работы с уголовным розыском.

«Следователь уголовного розыска» — это дурацкое клеймо, похоже, пристало ко мне надолго, понял Егор.

Конец второй книги

Небольшое послесловие

Волей случая мне довелось познакомиться с четырьмя участниками из состава «Песняров» их лучших лет. Это — вокалист Леонид Борткевич, клавишник Аркадий Эскин, осветитель Даниель Дёмин и звукорежиссер Андрей Медведко. Двое из них — Борткевич и Эскин — ушли в мир, который принято называть лучшим. На момент написания романа Дёмин и Медведко пребывали в добром здравии.

Независимо от моего личного отношения к «Песнярам», нет сомнений, что их творчество золотого периода 1970-79 годов и отдельные произведения более позднего времени представляют собой истинные шедевры белорусской музыкальной культуры.

Далеко не все они звучат по-современному. Далеко не все звучат вневременно, так, как это характерно для хитов классической музыки. Тем не менее, лучшие песни коллектива до сих пор заставляют вслушиваться, вникать, чувствовать.