Алло, Милиция? 2

— Вы меня гоните?

— Не фантазируй. Просто ты мучаешься из-за слишком большого отставания от наших ведущих. Если хочешь удержаться, не спеши и просто делай то, что говорит Володя.

Именно это он делал на репетиции, подыгрывая на бас-гитаре «Весёлых нищих», «Русский лес», а ещё томба-томба-томба, пообещав приличный вариант слов в апреле.

В конце концов, и с Настей ничто не потеряно. Надо снова ехать в Гродно. Трудно поверить, что она найдёт в себе силы всё перечеркнуть из-за материнского каприза.

Вот только отношения на два города трудны и недолговечны.

Когда присел на стул, пропуская композиции, в которых не участвовал, рядом снова опустилась Пенкина. У Егора шевельнулось подозрение, что утренняя встреча, когда он забрал и помог донести сумку, пусть нетяжёлую, и разговор с какой-то долей откровенности, подтолкнули Светлану немного открыться. Ей непросто, с музыкантами приходится поддерживать дистанцию, играя роль мулявинского опричника. С ним — легче, слишком низок статус Егора в коллективе.

— Володя снова выкладывается, — заметила Пенкина. — Не даёт отдохнуть ни себе, ни вам. А как поедем на Донбасс, начнутся концерты по четыре в день. Володя не молод, а остальные не хотят ему делать скидку, у всех на уме — как бы побольше заработать. И Юра старается, собирает заявки. Но нельзя так на износ!

— Слышал, в Мексике будет проще? Там больше двух концертов не дают.

— Там жара. На Кубе зимой, и то… А меня с вами не будет.

— Заботитесь, кто будет следить за Владимиром Георгиевичем?

— Естественно! Он такой увлекающийся. Не любит отказывать людям. Текила польётся рекой.

— Ну, поедет же, наверно, наш штатный полицай Волобуев. Вот он пусть и следит.

— Волобуев? Ты смеёшься? Он за Сафроновым не мог уследить, хоть жил с ним в Горьком в одной комнате.

— Вроде бы, говорят, он уходил, когда с Денисом случилось несчастье.

— Уходил. Мне Медведко рассказывал. Часа в четыре ночи вышел покурить, видел, что Волобуев куда-то свалил. Остался бы и позаботился о пьяном, как все мужики делают. Недотёпа был бы жив.

«Ориентировочное время смерти — с двух до трёх часов ночи», значилось в протоколе.

Поскольку тело Сафронова осматривали утром около восьми, по окоченению и характеру трупных пятен время смерти устанавливается с достаточной точностью и при поверхностном обследовании на месте происшествия.

Даже если Волобуев смылся не в четыре, а в четвёртом часу, всё равно уходил, зная, что за спиной — бездыханные останки его агента.

Запаниковал?

Как минимум, надо ещё раз расспросить Андрея.

Тоска из-за разговора с Настей никуда не исчезла, но слегка потеснилась из-за другой эмоции — азарта охоты.

Глава 19

19

Глядя на уносящиеся вдаль неприглядные пейзажи окраин Донецка, Дайнеко заметил:

— Пацаны! Знаете, как называется первый город в Никарагуа, куда мы поедем после Мехико? Хуегальпа. А сейчас мне кажется, мы уже приехали в Хуегальпу. Досрочно.

Бесконечный унылый частный сектор, голые деревья, ещё месяц обречённые стоять без первых листиков, грязный чёрный снег и прочие достопримечательности столицы Донбасса наводили тоску, особенно после аккуратного столичного Киева и лубочно-старинного Львова. Правда, пассажиры автобуса Укрконцерта, тащившегося впереди МАЗа с аппаратурой, не видели пейзажи другого Донецка, второй половины 2014 года, когда по нему со всей пролетарской ненавистью отработала украинская артиллерия. Кроме одного пассажира, видевшего репортажи из прифронтового Донецка по телевизору. Самого Егора никогда не тянуло в горячие точки.

Всё же разруха от фугасов хуже, чем от бедноты.

— Вражеские голоса говорят, что где-то тут испытывали ядерный заряд для прокладки подземных проходов.

— Если и испытывали, то звучит глупо, — возразил кто-то сзади. — После взрыва остаётся шаровидная пещера с очень прочными стенками и высокой радиацией. Кто же туда погонит шахтёров?

Многие из состава «Песняров» имели непрофильное образование, в том числе техническое, и разбирались не только в музыке.

Впереди, затылком к Егору, сидел Волобуев. Наверно, именно его присутствие не позволило развивать тему, взятую из «голосов».

Ансамбль опять разделили, элита получила приличный отель, плебеев привезли к очень старому трёхэтажному зданию на улице Постышева.

Оно считалось гостиницей, но некоторые общаги, где приходилось ночевать во время гастролей, выглядели приличнее. На комфорт мало кто обращал внимание. Шахтёры имели неплохой по советским меркам заработок. Сами, как и их семьи, были не избалованы зрелищами, поэтому раскупили билеты на все четыре дня, на шестнадцать концертов, и приходилось пахать, а потом падать в постель, едва раздевшись.

На третий день марафона, между третьим и четвёртым выступлением, Егор подслушал разговор между ветераном «Песняров» и новым ударником Володей Беляевым, жаловавшимся на усталость и выгорание, не позволявшие работать с прежним драйвом. Новобранец услышал рассказ, что в прошлом году, когда совсем стало невмоготу, выручил Денис, раздав некоторым страждущим по щепотке белого порошка. За повторную дозу просил денег, а кто купил, заметил, что торкнуло слабо. Скорее всего, гад разбавил дурь сахарной пудрой.

Егор перебрался к гнездовью звукооператора.

— И всё-таки мне не даёт покоя смерть Сафронова. Забуду про неё, а люди по-прежнему её мусолят. Говорят, ты около четырёх видел Волобуева, выходящего из номера покойника.

— Видел, и что? Пацан, адчапися от Волобуева. Ты его хрен прищучишь, он тебя в порошок сотрёт. Ты же не бессмертный?

Егор закрыл глаза, отключившись от бурчания Андрея.

Собственно, вот и всё сделано, ради чего его внедряли к «Песнярам». Конечно, остаётся рутина, вынюхивание, подглядывание и подслушивание во время гастролей, особенно зарубежных. Латинская Америка с фигой в кармане в размере двух долларов суточных не привлекает ничуть. Правда, военные сборы в Слониме манили ещё меньше.

По большому счёту, его неофициальное дознание можно прекратить. Волобуев в качестве мебели съездит с «Песнярами» в Чернигов, вернётся в Минск, где его нужно будет сдать с потрохами. Гэбист допустил распространение у себя под носом наркотиков среди артистов главного вокально-инструментального коллектива республики, а затем ликвидировал наркодилера. Каким именно образом — пусть Образцов энд кампании разбираются сами.

Что будет на выходе?

Ничего.

Неискоренимая советская привычка чиновников тщательно прятать любые свои промахи, в том числе укрывая тяжкие преступления, абы не вызвать гнев вышестоящего начальства, запросто возьмёт верх. Максимум — Волобуева переведут на другой участок работы, пожурив, что слишком грубо решил проблему с распространителем наркоты. Или просто слегка пожурят, а недобитая гадина начнёт выяснять, кто его вложил.

Андрей уверяет: хрен прищучишь. Ну, как сказать. Можно дождаться Минска и достать «Макаров» из тайника на кладбище.

Или подбросить кокса из грузинского наследства в вещи Волобуева и представить дело так, будто он сам снабжал Сафронова, а потом мочканул из-за разногласий с подельником.

Все варианты так себе. В любом случае, предполагают возвращение на базу.

Что-то предпринять было возможно, только если представится случай.

Это произошло в последний день в Чернигове, когда на площади Ленина уже ждал автобус — везти «Песняров» от гостиницы «Украина» на вокзал. Вещи сложили в МАЗ, у Егора с собой оставалась неизменная сумка с надписью «Динамо», ещё та, с московской студенческой поездки. Карманы внутри куртки приятно давили на организм пачками десятирублёвок, двести семьдесят рублей, вложенных в пластинки, превратились в четыреста с лишним, да и полученные за концерты он не тратил, скромно уложившись в командировочные. Если гоняли за коньяком как молодого, то всегда аккуратно отдавали, без сдачи. Итого получилось больше тысячи навара!