Алло, Милиция? 2

— Секретарша… — генерал попробовал на вкус это слово. Кажется, даже покатал на языке. — Шлюшка. А тут дело государственной важности!

— Егор, молчи! — рявкнул Сазонов. — Мальчишка сейчас скажет: советское государство — это советские люди. И если какая-то государственная структура позволяет безнаказанно убивать наших девок, честных или шлюх — не важно, я очень сомневаюсь в необходимости существования такой структуры вообще. Но мы с вами договорились не выяснять отношения дальше. Задавайте вопросы по существу.

— У вас был роман с этой секретаршей? — продолжил москвич.

— Роман — нет. Только связь по поручению КГБ ради расследования теракта с гибелью четырёх человек.

— Вам приходила в голову идея отомстить Бекетову?

Егор обхватил колено руками и откинулся на стуле.

— Не месть. Я хотел бы, чтоб ему обломали рога в установленном законом порядке и не допустили новых преступлений. Но творить самосуд не собирался и не собираюсь, если он всё же объявится. Хотя слово «закон» вам не известно.

— Егор! — одёрнул Сазонов.

— Кто мог желать его смерти? — не унимался военный.

— Виктор Васильевич, ему огласить все версии, рассмотренные в деле о взрыве?

— Только последнюю.

— Бекетов убил московского подельника по противозаконному бизнесу, заподозрив его в связи со своей женой Софией. Вы наверняка в курсе, потому что заставили милицию Смоленской области представить ДТП с тем грузином несчастным случаем. У покойного остались два брата. Я их видел во время осмотра разбитой «Волги» в ГАИ Ярцево. На заднем правом крыле — след удара другим автомобилем вишнёвого цвета, как у Бекетова. Те парни — вряд ли гении сыска, но тут даже дебил догадается. Вы могли прикрывать говнюка от официальных властей, но от всего криминального мира — вряд ли. Бекетов настолько обнаглел благодаря вам, что рано или поздно нарвался бы однозначно.

— Так он нарвался? — вопрос разведчика прозвучал в тональности: «так его убили?», на что Егор только плечами пожал.

— Факт его исчезновения, даже если Бекетов жив, свидетельствует — что-то с ним произошло. Мёртв, лежит в коме как неопознанный без документов или просто скрывается. Мне откуда знать?

Секунд на десять повисла пауза. Затем приезжий подвёл черту:

— Не знаю, где он врёт, где говорит правду. Но наверняка недоговаривает.

Егор поднялся.

— Я могу быть свободен? У меня репетиция с ансамблем.

— Обожди четверть часа в том же кабинете. Аркадий проводит.

— Слушаюсь, Виктор Васильевич.

Не прошло и десяти минут, как подполковник снова его позвал. На этот раз он сидел один.

— Не хотите проветрить кабинет после московского шакала?

— Это не шакал. Тигр. Очень опасный. Пока не тронет, но ты зря его провоцировал.

— Натура такая.

— В общем так. С твоей подачи произошёл самый большой взрыв во взаимоотношениях госбезопасности и ГРУ за последние годы. Что происходит наверху, я сам не знаю. Хочу надеяться — наша позиция более сильная. Как только закончим, вернусь к вопросу о премии. Пока не самый подходящий момент.

— Зато самый подходящий дать старт новому проекту. Уделите пять минут?

— Надеюсь, из-за этой твоей инициативы не придётся запасаться валидолом.

— Срок операции — одиннадцать месяцев, до конца года. Так как ГРУ потеряло Бекетова, оно больше не контролирует «Верас», он им и не нужен. Туда скоро кинутся ОБХССники и прочая ментура. Я предлагаю взять это злачное место под оперативный контроль.

— Зачем?

— Потому что после «Лебединого озера» первый естественный шаг — тотальная чистка чиновников, избавление госаппарата от взяточников. «Верас» — это живая картотека информации о семьях номенклатуры, которые тратят деньги в суммах, гораздо больших, чем получают в качестве зарплаты. Убийственный компромат, вплоть до уровня секретарей горкома и обкомов КПБ. Но и это не всё.

— Продолжай.

— Я боюсь спросить: какая премия мне грозит? Пятьсот? Вижу — не близко. Двести рублей? Понятно. Не более сотки. А я жизнью рискую, как убедился вчера. Так вот, «Верас» — это приток неучтённых наличных денег. Маленький клондайк. То, что Бекетов клал в карман и тратил на шлюх, можно направить на оперативные нужды. Что показывать в отчётах, что нет — сами определитесь.

— КГБ не имеет права организовывать преступные схемы.

— Так там уже всё организовано. Фактически нужно только намекнуть милиции и прокуратуре, что до поры до времени их трогать не следует. Поставить нового директора, Валентину Ивановну Кабушкину, она сейчас ИО. Дать ей расписаться в сотрудничестве с КГБ.

Сазонов задумался. Надолго. Потом решился.

— Это выше моих полномочий. Но — заманчиво. Я доложу в правильном ключе. С твоей аргументацией откажут сразу. С моей подачи, надеюсь, выгорит. Но одно условие. Ты лично контролируешь направление.

— Условие принято. Когда привести Валентину Ивановну на беседу?

— Сообщу дополнительно. Прощупай пока её сам. Не обязательно буквально — в телесном смысле, как ты привык. Ступай.

х х х

Первый же визит в филармонию к «Песнярам» обернулся разносом.

— Во сколько тебе сказали быть? — строго спросил Мулявин, морально поддерживаемый Пенкиной, маячившей позади и справа. — В двенадцать!

На самом деле, Кашепаров сказал по телефону «где-то к двенадцати или завтра», а сейчас только полпервого, и петь на голодный желудок после визита к «кровавой гэбне» совершенно не привлекало. Но Мулявина Егор уважал куда больше, чем тощего генерала из ГРУ и не стал демонстрировать ершистый характер.

— Простите. Не знал, что у вас так строго, Владимир Георгиевич.

— Запомни, студент. Ты видел нас в кабаке на отдыхе. Здесь — работа. Учти разницу.

— Ещё раз простите. Отогрею руки и, если вы не против, сыграю что-то из своего. Вдруг вам сгодится.

Мулявин великодушно разрешил. А пока Егор хукал на пальцы, красные от мороза, «Песняры» продолжили играть своё.

Как можно было догадаться, звучал один из треков для альбома «Весёлые нищие». Контраст между лёгким и даже несколько фривольным текстом и переусложнённой музыкой бил по ушам. Казалось, музыканты пресыщены попсовой популярностью и намерены сделать нечто высокохудожественное… Увы. И уж точно новый альбом не составит конкуренции тухмановскому «Из вагантов», где микс современного и средневекового выполнен идеально.

Мулявин заставлял добиваться звучания, технически безупречного, практически недостижимого для большинства групп. А для зрителей и слушателей важно другое. Наверно, мечтал, чтоб остаться в памяти на века, как The Beatles с их Yesterday, которую не считают зазорным исполнять и симфонические оркестры. Не получилось. Егор знал: в 2022 году будут помнить The Beatles, но не «Весёлых нищих».

Наконец, основному составу руководитель объявил перерыв и позвал Егора.

— Надеюсь, ты не доверишь ему ломать свой «Гибсон»? — строго спросила Пенкина.

Бас-гитарист Бернштейн усмехнулся и вытащил откуда-то из подсобки очень простецкого вида ритм-соло гитару с жирно выведенным инвентарным номером на деке. Её под одобрительным взглядом Пенкиной вручил Егору.

— Шедевр Борисовской фабрики мебели и музыкальных инструментов. Если на ней сыграешь, сам Ричи Блэкмор тебе в подмётки не годится.

Возможно, это был специальный прикол для новичков. По сравнению с ней «Музима» из ГДР — это «Фендер». От привычных гитар неизменным был только разъём для джека.

Включив, Егор услышал негромкий, но мерзкий гул из колонки. Борисовское недоразумение отчётливо фонило. Наладил далеко не сразу, как только трогал колок шестой струны, первая тут же теряла строй. Регуляторы тембра проектировал, наверно, студент кулинарного техникума.

Что любопытно, в течение десяти минут, пока он объезжал шестиструнного непокорного мустанга, никто не проронил ни звука.

Добившись очень условного предела совершенства, чуть хуже, чем у музыкантов в переходе метро «Щёлковская» в 2022 году, Егор встал у микрофона и начал: