Забытый вальс

Втроем они прошли к столу. На этот раз Алексей Аполлонович держался с гостями строго и почти официально и кофе не предложил. Николай расстегнул сумку, вытащил оттуда два футляра и положил их на стол, но поближе к ювелиру и сделал в его сторону приглашающий жест. Тот достал из ящика стола небольшую покрытую бархатом коробочку, открыл футляр с колье и положил туда из коробочки недостающую сережку. После этого он придвинул футляр к Леониду, который, надев очки в массивной роговой оправе, стал похож на сильно переросшего младенца, в нетерпении тянущего руки навстречу яркой матрешке. Заполучив вожделенные драгоценности, он пару минут любовался игрой света на ограненных камнях, слегка наклоняя футляр в разные стороны. Когда он отложил футляр с колье в сторону, Алексей Аполлонович открыл футляр с пасхальным императорским яйцом и также молча подал его Леониду. Тот взял лежащую на столе лупу и долго всматривался в лицо на миниатюре.

– Это что, Александр Третий?– спросил он не отрывая взгляд от портрета.

– Он, он, – поспешил согласиться ювелир. – Однако вы историю государства российского неплохо знаете, – не преминул он польстить Леониду.

– Конечно, – с показной скромностью согласился тот, – у нас на журфаке историю хорошо преподавали. Так вот, к вопросу об истории, хотелось бы услышать, откуда вдруг это у вас появилось, и нет ли за этими вещами нехорошего следа в виде наличия некоторого количества мертвых тел в прошлом?

Алексей Аполлонович вопросительно глянул на Николая. Тот, слегка замешкавшись, уклончиво ответил,

– О том, что это собой представляет, Алексей Аполлонович расскажет лучше меня. Это, как принято сейчас говорить, фирменные изделия Фаберже. Принадлежали они семье нашего последнего царя, в июне 1917 года переданы для сохранения надежному человеку, затем, пройдя через несколько рук, были спрятаны в тайнике, и совсем недавно, при нелепом стечении обстоятельств достались мне. Людей, могущих юридически претендовать на обладание ими, насколько я знаю, нет. Понимаю, конечно, что государство имеет право наложить лапу, но не думаю, что это в наших с вами личных интересах.

– Да-а, – с показной иронией протянул Леонид, как бы обращаясь к Алексею Аполлоновичу, – а еще обвиняют новых русских, что они ведут себя непатриотично. Вот вам яркий пример того, что и интеллигенция наша не лучше. Вместо того, чтобы сдать все государству, которое на эти деньги обеспечит очками глухих и ботинками безногих, данный член общества ставит превыше всего свои личные интересы.

Николай почувствовал, как в нем понемногу начинает закипать глухое раздражение. Леонид, уловив это, среагировал моментально, и тут же перешел на интимно-доверительный тон, – А впрочем, если говорить честно, патриотизм хорош для народа в целом и для вождей на броневиках и танках. А каждый отдельный индивидуум, поскольку коммунизм построить не удалось, хотел бы, конечно, что-то для себя поиметь. Тут мы с вами, я думаю, едины с народом. Но ближе к делу. Драгоценнейший наш Алексей Аполлонович мне сказал, что вы хотите продать эти вещи.

– Да. Мне они, как бы это выразиться, сами по себе не нужны. Потом, я хочу открыть свою компанию по разработке программного обеспечения.

– И каковы же ваши запросы?

– Ну, тут я не буду слишком оригинален. Согласен на один миллион, естественно в уе.

– По-о-нятно, – лениво протянул Леонид. – Извечная мечта каждого бывшего гражданина совка. Дипломат, набитый тугими, ровненькими, зелеными пачечками, – с сарказмом добавил он

– На зарубежных аукционах можно получить гораздо больше. Я думаю, Алексей Аполлонович подтвердит.

– Да, я как раз вчера получил сведения о последних торгах на Сотбис и Кристис, – вмешался в разговор ювелир. – Конечно, точно таких же вещей там не было, но если провести аналогии, то, по моему мнению, миллионов пять вполне можно будет выручить.

– До аукционов еще довезти надо. А это тоже денег стоит. Ну, хорошо, я подумаю. А пока, Алексей Аполлонович, я хотел бы от вас получить экспертное заключение о подлинности этих изделий, причем в письменном виде и за вашей подписью. Учитывая вашу репутацию в определенных кругах, мне этого будет достаточно. И еще, с моей точки зрения вы, Николай, ведете себя достаточно легкомысленно. Носить с собой драгоценностей на несколько миллионов долларов без охраны, это, знаете ли по нынешним временам могилу себе рыть. Алексей Аполлонович, сколько времени вам понадобится, чтобы экспертизу провести вот прямо сейчас?

– Я хотел бы с этими вещами поработать не торопясь. Съемку хорошую сделать, аппаратура у меня есть. Так что на это не меньше чем полдня уйдет, а может, сегодня и не управлюсь.

– Очень вас прошу, пока все это у вас, никого посторонних не принимать. Может вам охрану оставить?

– Да нет, нет. Я осторожен, не беспокойтесь, у меня тут постоянно материалов на достаточно большие суммы бывает. Квартира под охраной, сейф есть, двери только тараном разбить можно, на окнах решетки, даже кнопка тревожной сигнализации есть.

– Хорошо, но я вечером позвоню, и мы договоримся, как дальше быть. Я думаю, вам все-таки лучше сразу же после экспертизы перевезти все это в банковское хранилище. Охрану для перевозки я обеспечу. Возьмете ячейку на свое имя, пусть там все и лежит до тех пор, пока мы с Николаем не договоримся окончательно. Вы будете, так сказать, гарантом честной сделки. Ну, а сейчас я вынужден откланяться, спешу, но надеюсь на скорую встречу.

Алексей Аполлонович проводил Леонида с охранником и вернулся в кабинет, довольно потирая руки.

– Ну, что, Николай, давайте-ка мы с вами сейчас по рюмашке коньячку дербалызнем. Вроде у вас все удачно складывается. Я его не первый год знаю, хотя он и старался показать, что не сильно заинтересовался предложением, но на самом деле схватил наживку как таймень. Не приходилось тайменя ловить?

– Да нет, я восточнее Урала не бывал.

– А я в молодости всю страну объездил. За границу тогда не выпускали, зарабатывал я очень прилично по тем временам, а валяться целыми днями на пляже – это я не люблю. У нас была компания, с которой мы где только не побывали. Как-нибудь расскажу при случае. А сейчас не могли бы вы мне объяснить, что у вас с Людочкой происходит? Она вчера вечером мне звонила, настроение у нее ужасное, несколько раз плакать начинала. Ну, что голову повесил, добрый молодец?

– Знаете, есть в шахматах такой термин – цугцванг, означающий, что, какой ход ни сделаешь, это приведет только к ухудшению твоей позиции. Вот я сейчас себя чувствую в таком состоянии. Понимаете, у Люды просто бзик какой-то, она считает, что эти драгоценности приносят только несчастья, и от них надо избавиться любой ценой. Но не выбрасывать же их в помойку, раз уж все так получилось. Тем более что я сейчас уже практически без работы.

– Прекрасно вас понимаю, но она еще очень о родителях беспокоится. Они завтра, кстати, приезжают.

– Да тут волноваться не стоит, все действующие лица со стороны криминала, как я понимаю, уже переселились в мир иной. Не сегодня-завтра будет напечатана статья о грешном полковнике, и, после этого, думаю, мы спокойно сможем жить дальше.

– Ну что ж, надеюсь, все так и будет. Звоните завтра, где-нибудь около двух. И ради бога, как-то успокойте Людочку.

Вернувшись на дачу, Николай нашел записку от Люды, вставленную в щель между входной дверью и косяком.

– Коля, я сегодня уезжаю в Москву, мне завтра надо встретить в Шереметьево родителей. Подъезжай к восьми часам, я буду ждать тебя у ворот.

Когда он на машине подъехал к детскому саду, Люда уже стояла снаружи за воротами. Она задумчиво рисовала что-то прутиком на песке. Увидев вышедшего из машины Николая, она неуверенно улыбнулась, а когда он обнял ее, то тесно прижалась к нему. Он осторожно поцеловал ее в маленькое розовое ухо. Люда тихонько отодвинулась, держась за его плечи, и серьезно и внимательно посмотрела ему в глаза. Тогда он почему-то сразу, как будто прыгая в холодную воду, решился, -