Перекресток пяти теней

Роман слегка присмирел, даже отступил на пару шагов. Это вселило немного уверенности и надежды, что ему не помешают.

— Убить меня? Отлично! Попытайся, только знай: призыв не остановить, я просто упущу заклятие, — он сглотнул, когда рыцарь снова направился в его сторону, но вовсе не от страха. Так уж вышло: ему и Роману выпало очень многое, их связала не только реальность и блажь, стукнувшая в голову некроманта, потерявшего ученика, но и посмертие, в котором именно Некру пришлось быть проводником. Он совершенно не помнил, как именно убеждал отпустить назад эту душу и обещал ли хоть чего-то взамен. А еще Некр, уже вполне сознательно, поклялся себе самому никогда не делать зла своему рыцарю и исполнить одну его просьбу — в любом случае, как бы ни наступал при этом на горло собственной песне. А песня уже рычала и ревела, услаждая слух и заставляя бьющееся в груди сердце пропускать удары. — Поимей уже совесть! Я подобного момента всю жизнь ждал! Мечта моя в мир прорывается!

— И несет гибель всему живому? — видимо устав кричать, тихо и обреченно проронил Роман. — Вот, значит, о чем ты мечтаешь, — не вопрос — утверждение, от которого стало донельзя неприятно. Некр скривился, словно вместо благородного вина отпил уксуса.

Тьме и свету не сойтись — он знал об этом, вызывая на бой Алексея, навещая и обучая Романа, сутками напролет изобретая настои, мази, тинктуры, спеша в замок, где лежало тело; он принял это, отказавшись проявлять к судьбе юного рыцаря малейшее участие. Все эти годы он не искал встреч, тем не менее будучи в курсе всего. Роман стал его учеником по посмертию, но не реальности, слишком разные силы питали их мощь. Еще различались цели и задачи, взгляд на людей, мир, жизнь и смерть — проще обозвать коротким словом «все», чем перечислить. И вот какая-то гадина решила их стравить! Или… что тоже вполне могло быть, Роман вызвался сам.

Дракон встряхнул головой, ловя на кончик рога луч света, ветер этого мира заиграл нежно-белой гривой. Первый дух преодолел лопнувшую зеркальную пелену и исчез по ту сторону, за ним — второй, третий и далее вся огромная стая.

— Он уже наполовину призвался… — прошептал Некр, которому до духов и их дезертирства не было дела.

— Значит, засунь его обратно, — потребовал Роман по-прежнему тихо, но твердо. — Засунь и никогда больше не призывай, таково мое требование как того, кто получил второе рождение лишь благодаря тебе.

— Будь ты проклят! — слова самостоятельно сорвались с губ, а в груди стало пусто и холодно.

Наверное, Некр сумел бы послать его подальше. В конце концов, он не обязан исполнять нелепые капризы. Ученика послал бы точно, но вся трагедия ситуации состояла в том, что Роман им не являлся. Он значил гораздо больше, а у некромантов, может и не существовало законов и кодексов, зато имелись принципы.

Магические вожжи он выпустил. Дракон рванулся назад — в родную стихию потустороннего мира, лишь махнул белой кисточкой на хвосте у самого носа, а после Некра накрыло такой отдачей от нереализованного заклятья, какой он ни разу не испытывал за всю свою немаленькую жизнь.

Некоторое время спустя он сидел на холодном, давно немытом полу сырой камеры и пялился на темно-синий квадрат неба под потолком, забранный решеткой. Насмешкой мироздания и памятью о несбыточном, в него смотрело созвездие дракона и подмигивало бледно-синим «глазом».

Помимо вышеописанного, камера ничем не напоминала застенки, в которые обычно кидали преступников. Скорее, гостевые покои рыцарского замка. Чего только стоило фальшивое окно, завешенное портьерой; широкая кровать с синим балдахином, закрепленным на витых бронзовых столбах в виде куриных лап; добротно сколоченный стол, на котором располагался позолоченный поднос с несколькими бутылками вина, драгоценными блюдами с сырами и холодным мясом. Из стены напротив двери бил небольшой ручеек, искусно выложенная из малахита чаша задерживала воду и уводила ее в подпол. На невысоком бортике стоял серебряный кубок, инкрустированный бирюзой. Два кресла намекали на то, что кто-то да решится скрасить одиночество узника.

Буквально каждая деталь обстановки говорила о том, что к Некру относятся уважительно. Ну еще бы! Схватить и удерживать против воли главу Гильдии — и за меньшее войну развязывали.

Распри сейчас точно не были нужны никому, а значит, Некра очень скоро отпустят. И именно потому он не притрагивался ни к вину, ни к еде, хотя кровопотеря и опустошенный резерв требовали возмещения затрат, а также, несмотря на ненависть к холоду и сырости, сидел на холодном полу, вперившись в ночное небо — всем видом показывал тщетность любых переговоров, ультиматумов, условий и просьб.

Находись Некр здесь в одиночестве, он был бы счастлив. Увы. То ли по недомыслию, то ли специально — в качестве своеобразной пытки — к нему подселили узника из людей. Вначале тот забился в угол и сверлил Некра маленькими, злыми глазками, похожими на крысиные. Теперь явно осмелел, поскольку уже дважды пробовал привлечь к себе внимание. Вначале бил кулаком в стену, а когда Некр не отреагировал, заворчал что-то себе под нос. Самое забавное, к еде он не притронулся тоже, видно сочтя ее отравленной.

— Гордый больно… из бла-ародных, — донесся до него хриплый, лишенный интонаций голос, который, не являйся Некр некромантом, непременно назвал бы потусторонним. — А гордость — смертный грех.

Некр проигнорировал замечание и не пожелал отвечать, снова глянув на небо. Подселенец начал нести чушь религиозно-культового толка, шипеть проклятия и тотчас каяться, вымаливая прощение за гнусные слова у своего бога. Очередного бога. Сколько их уже было на этой планете?.. И не сосчитать.

«Когда же вы научитесь верить в себя, а не в собственные страхи?» — с досадой подумал Некр, прикрыв глаза и начиная подремывать.

Сон был красочным, каких давно не приходило на воле. Видимо, вынужденное бездействие, подстегнуло воображение. Некр парил черной птицей над большим каньоном, внизу тоненькой змейкой текла река. Взмах чудовищно-больших крыльев — и змейка уступила место другой: огромной и величественной, сложенной из скал и глыб. Пройти по ее гребню не сумел бы никто. Даже альпаки не забирались столь высоко. Некр забрался туда, где не летали птицы. Его терзал холод, но ради лежащих внизу красот, можно было и потерпеть.

Кто-то тронул его за крыло, Некр тотчас открыл глаза и от неожиданности едва не шарахнулся затылком о камень, узрев вблизи перекошенное от ненависти лицо и глаза безумца. Из уголка губ струйкой скатывалась слюна.

Чувство омерзения взяло верх над разумностью. По камере прокатился ледяной ветер, подхватил безумца и оттеснил к стене.

— Никогда не приближайся ко мне во время сна! — приказал Некр ледяным тоном.

Безумец заскулил, сжавшись в позе человеческого зародыша и захрипел:

— Демон, демон. Господи, не оставь раба своего…

— Действительно раб, — проронил Некр тихо.

— Вера дает надежду, мольба к Милостивому и Милосердному… — запричитал безумец.

— Величайшая глупость, — бросил Некр, не дав ему договорить. Он и самых кровожадный убийц, истязающих жертв, потакая собственному удовольствию, не презирал столь сильно, как религиозных фанатиков.

— Гореть тебе в Пламени! — предрек безумец. — Никогда не постичь блаженства Небесного!

— Зачем мне Небеса? — усмехнулся Некр, поднимаясь. — И в Бездне есть спасение, — спина от неудобной позы затекла и стонала, живот скручивало от голода, зубы заострились, но единственное, что он позволил себе — кубок воды. Напившись, он подошел к кровати и улегся на ней, отвернувшись к стене.

Этой ночью сосед по камере попытался его убить, а утром он же встретил пробуждение Некра с поклоном и словами:

— Мой сиятельный господин.

— А как же твой милостивый бог? — фыркнул Некр, садясь на постели и обхватывая колени.

— Ни разу Он не являл мне Лика Своего, ты же…

Он же в последний раз чуть не прибил глупца. Отвратительное чувство, когда во сне тебя душат.