Страница 18 из 67
Девушка закончила свой рассказ с серьезным спокойствием, придававшим ее красоте невыразимое благородство.
Вся гордость расы, все добродетели предков заключались в этом сверкающем и вместе с тем мягком взгляде, от которого Морис Рембо не мог оторваться.
И когда, сняв с себя усеянный звездами флаг, который отныне должен был стать святыней крепости, она протянула его инженеру, ему казалось, что перед ним стоит молодая валькирия.
Его волнение росло, любовь увеличивалась, и, взяв знамя из рук Кэт, он воскликнул:
– Три цвета Франции находятся на этом знамени, мисс, и так как это ваша работа, то позвольте поклясться эмблемой наших обеих родин, что если только мне удастся улететь с острова, то я увижу вновь это знамя, развевающееся над Мидуэем, только выполнив возложенную на меня миссию…
– Вы должны вернуться, – сказала она горячо, – мы будем вас ждать, как мессию.
– И ты в самом деле думаешь, что господин Рембо долетит в Сан-Франциско? – воскликнул майор все еще недоверчиво.
– Я уверена, папа! Я тебе уже сказала. Я верю какому-то внутреннему голосу, который велит мне надеяться! Притом, признаюсь, мне будет очень приятно, если мы будем обязаны нашим спасением французу!
– Комендант, – бормотал инженер, сердце которого усиленно билось, – моя лодка… Нужно осмотреть ее… все зависит от нее.
– Будьте благоразумны, господин Рембо, – сказала девушка. – Вы не имеете права рисковать!
И она кокетливо погрозила ему пальцем.
– Я поднимусь туда… – сказал майор. – Когда ты услышишь, Кэт, залп из наших шести пушек, знай, что это салютуют знамени, как на военных кораблях.
* * *
Когда молодой француз, цепляясь по скалам, дополз наконец до своей лодки, у него вырвался крик отчаяния, к которому присоединились проклятия лейтенанта Форстера, пробиравшегося по его следам.
Часть лодки была отброшена на несколько метров в сторону, в зияющем отверстии виднелись стальные части, заржавевшие от морской воды, в ящике с инструментами было вырвано дно, один винт оторван. Все это не было повреждено, а только сорвано со своих мест, и проволока, составлявшая каркас пробковой лодки, торчала в образовавшейся таким образом в передней части лодки пробоине…
Место взрыва японского «чемодана», причинившего это бедствие, находилось в нескольких метрах от лодки, где он и оставил в граните темно-красный след.
На омываемом волнами песчаном берегу разбросанные инструменты и неповрежденный гайдроп напоминали обломки после кораблекрушения, в котором море, впрочем, совершенно не участвовало.
– Двигатель, кажется, не поврежден! – воскликнул приблизившийся лейтенант Форстер.
– Вы думаете?
– Конечно! На первый взгляд… кроме винта, который можно легко восстановить, я не вижу…
Неожиданный взрыв прервал эту фразу: невдалеке взорвался японский снаряд, и сильная воздушная волна пахнула на них. К счастью, ветер отнес ядовитый газ в противоположную сторону.
Морис Рембо, не говоря ни слова, сделал, подняв шапку, условный знак, что нужно забрать отсюда брошенную на берегу лодку, которая еще пригодится.
В ожидании людей оба молодых человека быстро развернули поднятый на берегу гайдроп, прикрепили его концы по обе стороны лодки к осям винтов.
Морис Рембо хотел снять винты для того, чтобы они не подверглись толчкам о скалу во время перетаскивания, но нельзя было тратить драгоценное время. Ему казалось, что из-за гранитных стен на него устремлены добрые глаза, молящие его торопиться.
Люди прибежали, согнувшись и торопясь.
Инженер ограничился тем, что расположил винты горизонтально, чтобы они не загребали землю, поставил у обоих концов гайдропа солдат по мере их прихода и приказал тянуть.
Страх перед снарядами удваивал силы людей: в несколько минут лодка была втащена на скалы, попала на прикрытую дорогу, поставлена на платформу и привезена к подъемному мосту.
Через несколько минут лодка была уже в крепости. Вся операция продолжалась не более двадцати минут. Не было только молодого француза.
– Морис! – позвал лейтенант Форстер.
– Иду, Арчибальд!
Теперь двигатель был в безопасности и молодому человеку хотелось увидеть флаг Кэт развевающимся на верхушке крепости…
Он устремился обратно по пройденному только что пути, так как у подножия скал нельзя было разглядеть, что творится на верхушке. И вдруг он увидел между колоннами двух башен сверкающее голубое пятно.
Затем залп из шести пушек потряс тяжелую скалистую пирамиду. В одной из башен два одинаковых орудия показали на несколько мгновений свои гигантские дула. Два длинных снопа огня прорезали небо, затем дымящиеся стальные пасти исчезли в своих бетонных ячейках.
В эту минуту какой-то шум пронесся в воздухе, и огромный снаряд пролетел с моря.
Японцы не заставили долго ждать ответа, и крейсеры Страны восходящего солнца целились удачно: снаряд упал между двумя башнями.
Раскаленная масса чугуна, рассыпавшаяся на тысячи осколков, образовала в граните пылающий костер, распространяя вокруг себя густые тучи синеватого дыма, и флаг исчез из глаз Мориса.
Мучительный страх охватил его душу.
Отец Кэт находился там, наверху; он только что поднял свой флаг, так как эта честь, по его словам, принадлежала только ему.
Был ли он осторожен в минуту взрыва? Если он ранен, то хватит ли у него сил укрыться от удушливых газов, окружавших теперь крепость легким, радужным облаком?.. Инженер устремился к подъемному мосту.
– Скорее! – кричал только что прибежавший капитан Бродвей. – Поднимемся наверх!.. Комендант!.. Покажите мне дорогу!
– Все вернулись?
– Да, но, пожалуйста, скорее! Комендант, вероятно, в опасности…
– В опасности… где?
– Там, наверху… снаряд упал около него…
Они взобрались по лестнице, и в полусвете первой площадки, на которую выходили казематы, Морис увидел белое платье.
Кэт ждала его возвращения.
– Я очень счастлива, – сказала она, улыбаясь, стоя опершись на перила. – Двигатель не поврежден, я видела ваш сигнал. Я была в артиллерийском каземате, там есть амбразура, откуда…
Она замолчала, заметив на лице молодого человека вместо удовольствия, которое она думала увидеть, непонятный страх.
– Что случилось?
И когда Морис Рембо, ничего не ответив, хотел пройти дальше и подняться наверх, она тотчас догадалась.
– Папа! – воскликнула она. – Боже мой!
И, придерживая свое белое суконное платье, она устремилась на лестницу за двумя молодыми людьми.
Когда он выскочил за Бродвеем на узкую площадку, в центре которой была воздвигнута мачта для флага, облака дыма, кольца которого казались висевшими на массивных верхушках башен, начинали рассеиваться.
У подножия мачты неподвижно лежал майор Гезей, ничком с раскинутыми руками. Его седые волосы были смочены кровью.
Капитан Бродвей издал глухой стон и тотчас повернул тело.
Лицо начинало синеть, рот был открыт, глаза закрыты.
Инженер, в свою очередь, охваченный невыразимым волнением, приподнял и посадил его.
Но тут появилась Кэт и бросилась на тело своего отца, испуская душераздирающий крик:
– Папа, скажи мне что-нибудь, взгляни на меня!.. Папа!.. папа, милый…
В эту минуту Морис почувствовал непонятную тяжесть в голове: он тотчас вспомнил совет лейтенанта Форстера… Оставаться в этой атмосфере – значило подвергнуться быстрому отравлению ядовитым газом.
Бродвей, в свою очередь, производил уже впечатление пьяного… Молодой француз ударил его по плечу:
– Скорее, капитан!.. Возьмите коменданта! Бежим отсюда скорее!
Несмотря на начинающееся отравление, великан сообразил в чем дело. Он поднял неподвижное тело коменданта, взвалил его на плечи и бросился вниз по лестнице.
– Мисс, умоляю вас, идем скорее!
И Морис Рембо схватил ее за руку, стараясь увести. Но он заметил, что и она ослабела.
Сдерживая дыхание, он схватил ее на руки и спустился вслед за Бродвеем со своей драгоценной ношей по двадцати ступенькам лестницы. Очутившись вне опасности, он остановился и опустил девушку на пол с бесконечными предосторожностями, прислонив ее к стене.