Страница 6 из 32
— Так. Ясненько. Вот что, сейчас рыбок, я хотел сказать — дело, в сторону. Пошли.
— Куда? — спросил Арслан.
— Поощряться за прошлое и получать аванс на будущее. Забыл, что ли? Ведь на 14.00 нас приглашали.
Арслан положил дело в сейф, и они вышли из кабинета.
Утром Андрей и Нина встретились в сквере у кафе. Она, конечно, не поверила ни одному слову из бессвязного путаного рассказа о происшедшем в тот вечер. Больше всего ее возмутила ложь. В конце концов, не хочет говорить — не надо. Но врать с ясными глазами, ни во что ее не ставить. Она так ему и выдала. Андрей ничего не ответил, замкнулся. Тогда Нина не попрощалась и ушла, он не пытался ее удержать, долго смотрел вслед, а когда скрылась — побрел домой.
Навстречу ей шел и широко улыбался Олег.
— Ты чего с утра зареванная? — поинтересовался он.
— Мелочи жизни, — сквозь слезы сказала Нина и попыталась улыбнуться. — Что произошло между вами?
— Ты хороший парень, Нинок, — ответил Олег и хлопнул ее по плечу. — Извини, я опаздываю на семинар.
Андрей позвонил в пять, когда она уже немного успокоилась, и попросил прийти на их место к семи.
...Около телефонной будки остановился «Москвич», из него выпорхнула симпатичная девушка, подошла к ним.
— Извините, пожалуйста, у вас не найдется двушки?
Андрей порылся в карманах, протянул ей монету. Она поблагодарила, вошла в будку без двери, набрала номер.
— Ты хотел мне все рассказать?.. — с надеждой спросила Нина.
— Да. Хотел, но не смогу. Сейчас, во всяком случае.
— Фарида! — громко говорила в трубку девушка. — Ты слышишь меня? Это я, Света. Фарида, миленькая, позвони мне домой и скажи отцу, что дежурю вместе с тобой. Ты номер не забыла? 91—40—36. Я рано утром подъеду. Ну, пока! — Она повесила трубку и побежала к машине.
— Полное падение нравов, — ни к кому не обращаясь, произнес стоящий около будки высокий худой старик. — Но зло должно быть наказано. У вас нет двушки? — спросил он.
Андрей дал старику монету, и после того, как тот вошел в будку, сказал:
— Очень накладно стоять здесь, разориться можно. Пойдем пройдемся.
— Зачем ты звал меня? — сердилась Нина. — Если считаешь возможным скрывать что-то, не мучайся и не напускай на себя трагизма.
— Алло! Здравствуйте. Это отец Светы? — кричал в телефонную трубку старик. — Вы меня слышите? Плохо? Сейчас вам позвонит Фарида. Фа-ри-да. И скажет, что Света дежурит с ней. Так вы не верьте: она с каким-то типом на «Москвиче» умотала. Наверное, домой к нему ночевать.
— Подонок, — сказала Нина вслед старику, который аккуратно повесил трубку и не спеша пошел по аллее. — Мы сейчас должны ему об этом сказать, Андрей, немедленно.
— Спятила? Что сказать?
— Ты разве не слышал? Он — подонок. И мы это скажем ему.
— Между прочим, подслушивать чужие разговоры — поступок, который тоже нельзя отнести к числу праведных.
— Но ведь он кричал громко, этого нельзя было не слышать.
— Ах, кричал! Ну тогда надо было заткнуть уши.
— Вот в этом ты весь. Тебя таким и надо изваять — с заткнутыми ушами и зажмуренными глазами. И после этого я должна поверить, что ты избил Олега.
— Собственно, против чего ты восстала? Старик не терпит того, в чем ты меня обвиняешь. Лжи он не терпит. Так отчего же он тебе не нравится? Не вижу логики.
— Это подло!
— Позволь, в чем тут подлость? Открыть отцу глаза на блудную дочь? С каких пор честность стала подлостью? В школе, помню, мы устраивали «темную» Толику Полупанову за то, что он сказал правду — назвал зачинщиков, уговоривших нас сбежать с урока. Били за правду. Усекла? Трусы, и за свою трусость били другого.
Почти час уже длился допрос Олега, но выяснить обстоятельства, при которых его избили в тот вечер, не удалось. Даже в тех случаях, когда вопросы следователя показывали несостоятельность его позиции, Олег продолжал настаивать на своем: его избил Андрей.
Становилось все более очевидным, что Олег лжет, впрочем, как и Андрей, но каковы мотивы?
Туйчиев вспомнил, как во время очной ставки перехватил взгляд Олега. Он смотрел на Андрея, и не было в этом взгляде ни злобы, ни ненависти, в нем отчетливо выражалась брезгливость. Однако попытка следователя выяснить природу такого отношения оказалась безуспешной. Все, кто знал ребят, единодушно утверждали: они — давние и близкие друзья.
Туйчиеву рассказали, что два года назад вечером возле дома Андрея ограбили трое подростков, сняли часы. Олег сидел с двумя соседскими девчонками и бренчал на гитаре, когда во двор вбежал взбудораженный Андрей. Не дослушав, Олег спросил, в какую сторону ушли грабители, бросил девчонкам гитару и помчался в погоню. Минут через пятнадцать он вернулся и протянул Андрею часы. К тому времени Олег уже был перворазрядник-боксер.
Он рос в семье, которую принято называть неполной: родители расстались, когда он был маленьким. Мать работала заведующей небольшой аптекой. В доме был достаток, но сына не баловали. Он частенько проявлял юношеский максимализм, не признавал компромиссов. Правда, в реальной действительности ему подчас приходилось отступать от своих принципов, и тогда он страдал, хотя понимал: чрезмерная прямолинейность в жизни не дает возможности увидеть и понять ее оттенков. Олег пытался выработать четкую линию во всех случаях жизни. Бескомпромиссность все чаще приводила к ошибкам и, самое обидное, к репутации тяжелого, конфликтного человека.
Нелегко ему было и в эти дни. Все одолевали одним вопросом: как получилось, что Андрей избил его. То, как он объяснял, вызывало сомнение. Даже мать, выслушав его, горько сказала: «Как бы эта история не окончилась плохо для тебя!» Чувствовал Олег и недоверие следователя, чувствовал и внутренне возмущался: «Почему, почему все считают, что этого не могло произойти. Только потому, что я сильнее? А если вас, — доказывал он воображаемому оппоненту, — сзади ударили по голове? Тогда наверняка поверили бы. Разве непонятно, что у нападающего всегда преимущество — неожиданность для того, на кого нападают».
— Давайте все же уточним, — предложил Туйчиев, — чем конкретно обидел вашу девушку Андрей?
— Я предпочел бы не конкретизировать, — сухо ответил Олег, — мне неприятно.
— Почему же нет никакой обиды на него у Тамары?
— Он не ей, а мне высказал свое мнение.
— Это было до ресторана?
— Нет, в ресторане. Мы, простите, пошли с ним в туалет и на пути туда он сказал.
— Почему же вы решили выяснить с ним отношения не сразу, да еще в хоздворе?
— Я обдумывал.
— Что?
— Как поступить.
— И решили расправиться силой.
Олег замялся, беспокойно заерзал на стуле и, не глядя на Туйчиева, ответил:
— Да нет, просто решил поговорить.
— Согласитесь, вы избрали не лучшее место и, видимо, способ...
Олег молчал.
— Хорошо. Пусть так. Но как Андрей сумел справиться с вами?
— Сколько раз можно объяснять. Во-первых, я выпил...
— Не больше, чем Андрей, — сказал Туйчиев, но Олег не обратил на это внимания.
— Во-вторых, удар был сзади и неожиданный.
— Послушайте, Олег, вам не приходила в голову элементарная мысль — выяснить отношения без вмешательства милиции.
— Не понял, — настороженно вскинул голову Олег.
— Что ж тут непонятного? Когда патруль подошел к вам, сказали бы, например, что упали. А потом, назавтра, скажем, поговорили бы с Андреем как полагается. Он же вам друг. А теперь его ждет наказание, возможно даже лишение свободы. — Арслан пытливо смотрел на Олега.
— Зло должно быть наказано, — сдержанно промолвил Олег и провел рукой по волосам, словно выкидывая из мыслей сомнение; затем, понизив голос, прибавил: — Такие вещи не прощают.
Туйчиев встал, прошелся по кабинету под настороженным взглядом Олега и, остановившись перед ним, в упор спросил:
— Считаете ли вы себя честным человеком?
Еще несколько дней тому назад вопрос, в котором сквозит сомнение, привел бы его в ярость. Как это можно хоть чуть-чуть усомниться в его, Олега, честности и порядочности! Но сейчас он отозвался не сразу, ответил вопросом на вопрос: