Опасное поручение

— Какие у него были отношения с вашим отцом? Они ладили друг с другом?

Елена Павловна не спешила отвечать. Это меня немного удивило. Раньше она почти всегда отвечала на мои вопросы без запинок, не раздумывая над ответом.

— Вообще-то, если вы заговорили об этом, то я припоминаю, что отношения между ними были не самыми хорошими. Понимаете, папенька любил всё русское. Он терпеть не мог, когда кто-то критиковал российские порядки, образ жизни русских людей. А Александр считает, что Россию нужно реформировать, брать пример с передовых стран Европы, с той же Франции, например. Они об этом много спорили между собой. Иногда даже до крика доходило. Но потом они быстро мирились. Александр всегда с уважением относился к моему папеньке, считал его «добродушным наследием Екатерининской эпохи». Это его выражение. А папенька старался переубедить Александра во взглядах. Но он никогда не был против нашего брака.

«Нужно присмотреться к этому Белевцову», — отметил я про себя, записывая фамилию этого молодого человека на листе писчей бумаги, а потом уже вслух сказал: — Мне нужно встретиться с вашим женихом. Как это можно сделать?

— Он как раз должен скоро приехать в Москву. Я попрошу его задержаться до вашего возвращения.

Мы попрощались. Я пообещал как можно быстрей разобраться в её деле. Она направилась к двери, но, не доходя к ней, остановилась, обернулась и произнесла своим красивым грудным голосом:

— Благодарю вас сударь, что согласились мне помочь. Я буду ждать от вас известий.

С этими словами она вышла из моей комнаты, в которой ещё долго сохранялся приятный аромат её французских духов. Она оставила меня в недоумении и в некоторой растерянности. Я долго не мог собраться с мыслями после того, как она ушла. Кроме того, меня беспокоило полученное от нее задание. Я чувствовал, что это дело может быть не таким простым, как показалось оно мне вначале.

Глава 3

Когда Елена Старосельская ушла, я принялся читать письма её отца. Их было три. Написаны они были ровным, красивым почерком, поэтому прочел я их довольно быстро. Ничего особо интересного в них не оказалось: речь шла об обычных семейных делах. Правда, несколько раз упоминался Белевцов, жених Елены, но говорилось о нем во вполне благожелательном тоне. Если покончивший с собой действительный статский советник и испытывал неприязнь к жениху своей дочери, то по письмам это абсолютно не чувствовалось.

Отложив письма на край стола, я откинулся на стуле и стал размышлять о том, что теперь следует делать. Вскоре я составил план своих действий, после чего позвал Кондрата, чтобы отдать ему некоторые приказания. Слуга находился, как всегда, в передней моей трактирной квартиры, занимаясь какими-то своими делами. В одной половине передней он устроил небольшую мастерскую, отгородив её ширмой от остальной части своего помещения. В результате у него получилась крошечная мастерская, где он занимался починкой пистолетов, а иногда и ружей. Когда у Кондрата возникала необходимость в токарном станке, он ходил в мастерские, где у него появилось несколько приятелей. Я не возражал против таких отлучек.

После разорения и отставки я потерял источники дохода, и был вынужден влачить наибеднейшее существование. Время от времени мне получалось оказывать кое-какие услуги людям, попавшим в затруднительное положение. Обычно это были опасные поручения, но рисковать жизнью я привык в армии. За это неплохо платили, но почти все деньги мне приходилось отдавать по старым долгам. Вот и с тремя тысячами рублей ассигнациями, полученных от Староселской, мне предстояло расстаться.

— Кондрат! — крикнул я.

Он появился через минуту, вытирая руки тряпкой.

— Что случилось, Владимир Сергеевич? — Кондрат обращался ко мне уважительно, но и немного вольно. Впрочем, я был даже рад этому, ведь он уже давно был моим единственным помощником, который, к тому же несколько раз спас мне жизнь. Поэтому я прощал ему некоторую вольность. Ему шел тридцать шестой год, то есть он был ненамного старше меня, зато житейской мудрости, у него хватало на нас двоих.

— Завтра мы едем в Кострому. Ненадолго, дня на два-три, может на неделю. Не думаю, что мы там пробудем дольше. Поедем на вольных, так что вели, братец, трактирщику подготовить карету на утро, а сам найми ямщика с лошадьми. Да хоть твоего знакомца Якова Беспалого найми. Когда вернешься — собери мои чемоданы.

Слуга поклонился, и хотел уже выйти из комнаты, но я его остановил.

— Постой, попроси внизу обед для меня. Пусть дадут свежих щей, кашу. И биток позажаристей. Да не забудь пирожки!

Меня вдруг охватил сильный голод. Трактирная квартира с одной комнатой и передней, со столом и стиркой белья стоила мне ежемесячно двадцать пять рублей. В принципе, вполне приемлемая сумма, но вот кормили в Дягтеревском трактире не очень хорошо. Заведение Дягтерева посещали для того, чтобы пить, а не есть. Его основные клиенты — мелкие чиновники, торговцы и купцы, имевшие привычку заключать сделки «под водку». Захаживали в него также разные «темные личности», как называл их Кондрат. Среди них были и те, кто имел проблемы с законом. Впрочем, они несли деньги в Дягтеревский трактир, поэтому хозяин их привечал.

Конечно, поесть у Дягтерева можно было вполне прилично, но мне приходилось экономить. Даже получив деньги от фрейлины Великой княгини, я не стал устраивать пирушку, хотя ещё пару лет назад поступил бы как раз наоборот. Поэтому я и попросил Кондрата взять стандартный обед. А ведь хотелось побаловать себя московской соляночкой с осетринкой, холодным поросенком под хреном с гречневой кашей, скобленкой с мясом и грибами на сковородочке, семгочкой, севрюгой, копченой бужениной с чесноком, отварной телятиной, расстегаями и всем тем, что ещё могут придумать хлебосольные московские повара. И всё это под маленький графинчик холодной водки и канапе с черной паюсной икрой.

Однако, решив ехать в Кострому на «вольных», а не на «почтовых», я не экономил. Кто-то скажет, что почтовые гораздо дешевле вольных, и я с этим спорить не буду, так как полностью согласен. Зато когда сам нанимаешь ямщика, то избегаешь нервотрепки и длительного ожидания на почтовых станциях, что характерно для государственных перевозок.

Кроме того, мне приходилось торопиться, ведь с каждым днем, как говорил когда-то давно мой друг немец Карл Георгиевич Кесслер, следов преступления, если оно имело место быть, остается всё меньше и меньше.

С доктором Карлом Кесслером я познакомился случайно в начале 1808 года в Петербурге, где он помогал полиции, давая заключения о смерти того или иного человека, характере ран и так далее. Карл Георгиевич часто рассказывал мне случаи из своей практики, и даже давал наглядные уроки, которые, впрочем, я тогда воспринимал в шутку.

«Вам, молодой человек, — говорил Кесслер с ярко выраженным немецким акцентом, — нужно не саблей размахивать и не на коне скакать, а учиться. У вас есть определенный талант к этому. России нужны ученые люди, специалисты, а не солдаты. Понимаете меня, поручик?»

Тогда я этого не понимал. Только теперь, когда на дворе уже 1809 год, я понял, о чем говорил этот немец. К сожалению, он уже три года жил в Германии. Главное, чтобы с ним ничего не случилось, ведь немецкие земли, как и всю Европу, продолжают сотрясать кровопролитные войны. Ему следовало остаться в Петербурге, а не ехать к дочке во Франкфурт-на-Майне.

***

После обеда я открыл пошире окно, достал пеньковую трубку, набил её турецким табаком, раскурил, и присел за стол, коротая время в ожидании возвращения Кондрата. Я пытался обдумать поручение фрейлины Великой княгини, но это у меня не получалась. А виноваты были её очаровательное лицо, карие глаза и прекрасная фигура, надолго оставшиеся в моей памяти. Даже душистый турецкий табак не смог перебить запах её французских духов: в комнате чувствовался какой-то древесно-фруктовый аромат.