Страница 36 из 121
«А кто вчера говорил тебе, что Мартин и Валера не правы?» — мелькнула мысль, но Раздолбай не обратил на нее внимания.
— Может быть, ты привык игнорировать этот голос, и он умолк? — предположил Миша.
— Ничего я не игнорирую. Я тоже иногда сам с собой спорю, но это борются мои мысли и нет там никакого «голоса свыше». Ты говоришь: «Женюсь, все нормально будет». Жениться надо не потому, прости, что дрочить нельзя и терпеть не получается. Люди в тридцать лет женятся, в тридцать пять, пока нагуляются и дозреют. А если ты до тридцати своего человека не встретишь, так и будешь мучиться?
— Я не думаю, что до тридцати лет ждать придется. Мне кажется, я своего человека очень скоро встречу.
— А если нет?
— Внутренний голос говорит, что это произойдет очень скоро.
— Да мало ли что он говорит вообще?!
— Жалко, что ты меня совсем не понял.
Раздолбай заметил, что голос Миши похолодел, и испугался, как бы его резкие замечания их не поссорили.
— Извини, если наговорил лишнего, может быть, я не прав, — примирительно сказал он и добавил, чтобы вернуть Мишино расположение: — Знаешь, если у тебя есть Библия, я бы взял почитать. Я давно ее листал, вдруг после нашего разговора увижу там что-то новое.
— На даче есть, напомни, когда вернемся, — ответил Миша и так глубоко задумался о чем-то своем, что последние минуты до Майори они шли совершенно молча.
Обратно ехали на электричке. Красные стволы сосен, облитые солнечным золотом, мелькали за вагонными окнами и настраивали непринужденно вспоминать приятные моменты отдыха. К теме религии Миша больше не возвращался, и когда на даче он достал из тумбочки большую черную книгу, Раздолбай даже не понял, что он ему дает.
— Держи, ты просил почитать. Не потеряй ни в коем случае, это очень ценное издание к тысячелетию крещения.
— А-а, ну да… Спасибо! — сообразил Раздолбай.
— Корзину забери, не забудь. Скажи Мартину, что я оценил номенклатурный жест, но еду сегодня в Москву, и у нас много сумок. Кстати, ты ведь тоже сегодня едешь. Мы не на одном поезде?
— Я поменял на завтра. Признание-то вчера сорвалось.
Раздолбай многозначительно подмигнул.
— Ах, ты! Все-таки решил дожать. Ну, давай, удачи. Расскажешь потом в Москве. Телефонами обменялись, не пропадай. Рад был с тобой познакомиться.
Миша крепко пожал Раздолбаю руку, как бы заверяя его в будущей дружбе, и на этом они расстались.
«Самое потрясающее лето в жизни! — думал Раздолбай, снова любуясь мелькающими за окном электрички соснами. — Влюбился, нашел новых друзей, кайфовал от „своей жизни“!»
Воспоминание о вчерашнем приключении полоснуло по сердцу сладкой бритвой. Раздолбай потасовал в памяти поблекшие видения черных чулок и шпилек, а потом решил скоротать остаток пути до Риги за чтением Библии. «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова…» — перечисление древних мужских имен, которые смешно сочетались со словом «родил», показалось ему неинтересным, и он открыл книгу на середине. «Просите, и дано будет вам, ищите и найдете, стучите, и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят», — прочитал он и вспомнил рассказ Миши о скрипке. «Вот так все просто! — недоверчиво усмехнулся он. — Попрошу сейчас „Мерседес“, и появится? Хотя зачем „Мерседес“, если у меня даже прав нет… Что бы я на самом деле хотел?»
— Диану, — тут же ответил он сам себе.
— Что именно ты от нее хочешь?
Не заметив, что он задал этот вопрос во втором лице, Раздолбай начал оформлять свое желание.
— Что я хочу от нее, в самом деле? Чтобы в ответ на завтрашнее признание она сказала, что я тоже ей нравлюсь. Чтобы радовалась моим приездам. Чтобы следующим летом я провожал ее до дачи вместо Андрея. Все это, но этого недостаточно, что-то еще…
Видения черных чулок и шпилек наложились на чувство влюбленности, и то, о чем еще вчера он не решался даже фантазировать, стало единственным по-настоящему сильным желанием.
— Я хочу, чтобы Диана стала моей первой девушкой! Хочу, чтобы у меня с ней произошло то, что делали вчера в номере Валера и Мартин! Хочу, чтобы у меня все было так, как у них вчера в гостинице, только по настоящей любви! — горячо пожелал Раздолбай и отправил свое желание в пространство.
«Теперь надо, как Миша, услышать в себе „дано будет“ и верить, что все сбудется», — подумал он, но услышал в себе другое.
— Не нужна тебе Диана, — эхом разнеслась в сознании мысль. — Не нужна, не нужна, не нужна…
— Как это, не нужна?! — запротестовал Раздолбай, не понимая, как можно было настраивать себя на одно, а подумать другое. — Еще как нужна! Я люблю ее!
— Не нужна, не нужна, не нужна!
— Ерунда какая-то! — разозлился он. — Как может возникать мысль, что она не нужна, если я больше всего хочу этого? Действительно, такое ощущение, что сознание раздвоилось… Знаешь что, «второй голос», заткнись-ка ты, потому что ты — никакой не «Бог», а мой собственный страх. Я хочу ее, одновременно боюсь этого, и возникает такая мысль. Заткнись, понял! Дано будет, ну!
Сознание перестало раздваиваться. Мысль, что Диана не нужна, больше не появлялась, но и мысль «дано будет» не возникала, как ни пытался вызвать ее в себе Раздолбай. Оставались только желание, страх неудачи и полная неизвестность. «Свихнуться можно, если такие разговоры вести с собой, — подумал он. — Миша вот уже и свихнулся. Опасно с этим играть, можно до настоящих голосов допрыгаться — думать одно, слышать в себе другое. Пошли они, эти мракобесы!»
Раздолбай захлопнул Библию и засунул ее в корзину между бутылкой шампанского и толстой связкой бананов. Если бы Миша не предупредил, что книгу надо вернуть, он оставил бы ее в электричке, и теперь думал, как спрятать ее в гостинице, чтобы ни в коем случае не попасться с ней на глаза Мартину.