Страница 3 из 97
Дурацкие правила.
Сделали бы камеру с общим сортиром, чтобы не возиться с каждым сидельцем по отдельности… Ну, или доступ из каждой камеры к общему санузлу предоставили бы… Тоже вариант.
Терпеть я ещё мог, поэтому вновь погрузился в медитацию. Хотелось верить, что я не проведу здесь остаток вечера и ночь. Местечко неприятное.
Через полчаса лязгнули засовы двери, ведущей из коридора на лестницу, и в подвале появился неизвестный полицейский.
— Иванов?
— Я здесь, — открываю глаза.
— Готовься на выход.
Уже интересно.
Лёд тронулся, господа присяжные заседатели.
Дородный коп, повозившись с ключами, отпер решётчатую дверь моей камеры. Быстро натянув мокасины и завязав шнурки, я шагнул в коридор.
— Топай, — прогудел конвоир.
— А можно в туалет?
— Вон дверь. Одна нога здесь, другая там.
Сортир притаился за поворотом. Клетушек для заключённых во втором коридорчике не было — насколько я понял, там располагались хозяйственные помещения. Я остановился перед дверью с литерой «Т». Никакого распределения на мужчин и женщин. Пожав плечами, я вошёл внутрь и оказался в пропахшем хлоркой кафельном царстве. Два умывальника, четыре кабинки, писсуары. Решётка на замазанном белой краской окне. Шумит вода в подтекающем бачке…
Через несколько минут я уже топал по знакомому этажу. Конвоир предсказуемо отвёл меня в кабинет Мирзенко, постучался и кивнул. Дескать, тебя ждут.
Фелицкой не было.
Зато в кабинете присутствовал человек… с которым я никак не рассчитывал пересечься. Вадим Петрович, школьный надзиратель. Одарённый, владеющий навыком телепортации.
— Добрый день, — поздоровался я.
— И тебе не хворать, — Вадим Петрович явно был не в духе. — Подпиши, что тебе дают, и выметайся на все четыре стороны.
Капитан сунул мне в руки целую пачку бумаг.
Я бегло просмотрел содержимое писулек. Всё отпечатано на пишущей машинке, компьютерным набором и близко не пахнет. Первый бланк представлял собой мои показания, где чёрным по белому было указано, что я защищался от нападения, в результате чего по неосторожности расправился с нападавшими, бла-бла-бла. Претензий к роду Ставриных не имею, они ко мне — тоже. Выпущен на свободу по поручительству Дома Эфы в лице директора Андерсона Г.О. Официальный представитель — Гирс В.П.
Второй документ подтверждал, что мне оказано надлежащее внимание, условия содержания в камере соответствуют имперским стандартам, и претензий к полицейскому участку № 246 я не имею.
Третья бумажка порадовала больше. Вдова Ефима Ставрина, Валентина Венедиктовна Ларская-Ставрина, отменяла режим вендетты и отказывалась от кровной мести в будущем. Бланк имел говорящее название «МИРОВАЯ». Разумеется, требовалась моя подпись на двух экземплярах.
— Не имею претензий к участку, — мстительно произнёс я.
Капитан нахмурился.
— Пожалуй, не имею.
С этими словами я взял ручку и начал подписывать образцы местного крючкотворства.
Когда мы вышли на свежий воздух, я открыл рот, намереваясь поблагодарить школьного надзирателя, но Вадим Петрович и слушать ничего не стал. Просто шагнул в удлинившуюся вечернюю тень от кипариса и… бесследно исчез.
Телепортация, как и было сказано.