Оружие Вёльвы

– Конунг хочет тебя видеть.

Бьёрн Молодой прошел в спальный чулан. Дед отправился в постель почти сразу после разговора с Эйвиндом, так ничего и не объяснив, и внука, как легко догадаться, терзало тревожное любопытство. На самом ли деле исчезновение девушки как-то связано с делами конунга, или это лишь ее собственные любовные приключения? И что за разговоры о помолвке?

Войдя, Бьёрн-внук в удивлении остановился у двери. Света из оконца хватало, и он увидел, что дед полулежит, опираясь спиной о подушки, а под боком у него нечто длинное – приглядевшись, внук узнал дедов лучший меч в ножнах. Правая рука конунга лежала на золоченой рукояти, и старик имел такой вид, будто его уже уложили на пышное погребальное ложе на корме корабля, на котором он и отправится в Валгаллу.

– Конунг, что с тобой? – пробормотал Бьёрн Молодой. – Зачем тебе меч? Ты кого-то опасаешься в собственном доме?

– Я опасаюсь внезапной смерти. Теперь она может подстеречь меня на любом вздохе, и даже тысяча воинов меня не защитит от незримого копья великанши. Вот сейчас я говорю с тобой, но не знаю, успею ли довести речь до конца. Если я вдруг перестану дышать – ты, может, и удивишься, но я – нет.

– Что это значит, конунг? Почему ты должен умереть?

Бьёрна Молодого пробрала дрожь. Он знал, разумеется, о слухах, будто его дед так долго живет, потому что вытягивает жизнь своих молодых потомков. Из всей мужской родни в живых оставались только сам конунг, его сын Олав и три внука: Бьёрн Молодой, Эйрик и Альрек. И если деду грозит смерть, не означает ли это, что пришла пора еще одному из его потомков отдать свою? Может быть, ему, Бьёрну?

– Все дело в той девушке, которую здесь искали сегодня. Если на самом деле она у рыжего ублюдка – мои дни сочтены. Я хотел женить тебя на ней. Подлец Хольти уверял, что она очень красива, и она хорошего рода. Если она у Эйрика – это беда для нас всех. Кто-то должен выяснить, там ли она. Твой отец тоже там, и мне больше не на кого положиться, кроме тебя.

– Ты хочешь, чтобы я… поехал к Эйрику?

– А у тебя поджилки слабы?

– Нет, конунг. Я поеду, если ты хочешь. Но что я должен ему сказать?

– Сказать, что это твоя невеста, и если он ее выкрал через моего раба-предателя, то пусть отвечает как мужчина.

– Но он же берсерк! – Вот тут Бьёрн Молодой поверил, что дед желает его смерти.

– Предложи ему выкуп. Спроси, чего он хочет за ее возвращение. Пойми – нам всем нечего терять, и мне, и тебе. Он и так уже взял в плен твоего отца и расположился в Кунгсгорде, будто хозяин! Если эта девушка у него, он может убить меня, когда пожелает. Вот я сейчас говорю с тобой, а потом хлоп – и упаду мертвым! Он не выпустит твоего отца, пока не заставит его отречься от моего наследства. Или просто убьет. Тогда и тебе не светит когда-нибудь занять мой престол. Если даже удастся уберечь свою жизнь.

– Но если так, то он не отдаст эту девушку! Какой выкуп может быть для него дороже, чем престол!

– У нас осталась одна надежда, – старый конунг сжал рукоять меча, на котором лежала его ладонь, – что он все-таки не знает, кто она на самом деле.

– И кто она на самом деле? – спросил Бьёрн Молодой, уже догадываясь об ответе.

– Моя вирд-кона, конечно. Поезжай завтра вместе с Эйвиндом и постарайся спасти мою жизнь и свое наследство.

В прежних поколениях случалось так, что в семье конунгов имелось по нескольку супружеских пар одновременно, поэтому от теплого покоя отделялись перегородками несколько спальных чуланов. Эйрик занимал самый большой, но сбоку был другой, поменьше, и туда в день покушения перевели пленницу. Ей развязали руки и сняли с головы мешок, но не давали ничего, что помогло бы себя занять. При ней постоянно находился хирдман с приказом опять надеть ей мешок на голову, если она начнет бормотать или делать еще что-то непонятное. Опасаясь этого, пленница целыми днями сидела молча и неподвижно – кроме вечера, когда на смену хирдманам являлся Альрек и оставался с нею на какое-то время. В первый вечер она встретила его враждебно и решительно отвергла предложение дружбы, но Альрек прямо объяснил, что только его расположение уберегает ее от того, чтобы прямо сейчас быть брошенной в море со связанными руками и мешком на голове. Дескать, Эйрик пришел в такую ярость от покушения на жизнь его наложницы, что трое телохранителей висели у него на плечах и еле удержали, чтобы он не переломал мнимой Сигню все кости. Жезл вёльвы достаточно ее изобличил, а Эйрику вовсе не нужно, чтобы вирд-кона его вредного деда была жива и здорова. Но ему, Альреку, жаль такую красивую девушку, он готов пообещать, что если она будет с ним ласкова, он постарается спасти ей жизнь. Да и сам он, прямо сказать, не какой-нибудь тролль из синей скалы!

Умереть прямо сейчас злодейка все же не хотела, и дела у Альрека пошли на лад. Постепенно он ее разговорил и выяснил, что зовут ее Ингвёр, что она происходит из семьи мудрых ворожей и что ее прапрабабка была первой вирд-коной старого Бьёрна. Это объясняло, почему бронзовый жезл вёльвы оказался у нее, но в попытке погубить Снефрид она упорно винила старого конунга, во что оба сына Анунда охотно верили. Глядя, с каким оживлением Альрек о ней рассказывает, встретившись с братом за завтраком, Снефрид понимала, что он сильно увлекся пленницей. Это ее несколько тревожило, но ясно было, что отнять желанную добычу у парня никак невозможно. Как ей рассказал Эйрик, младший брат всю жизнь ему завидовал – у самого-то Альрека никогда не было вирд-коны, – и вот теперь рад завладеть хотя бы чужой, к тому же такой привлекательной.

Еще несколько дней Снефрид оставалась в женском покое, где Мьёлль было удобно ухаживать за нею, потом вернулась в спальный чулан к Эйрику. Он сам попросил ее вернуться, сказав, что скучает, чем очень ее удивил. Даже предложил отнести, но Снефрид была уже в силах дойти сама. Они не раз еще обсуждали это происшествие, но добавить к уже известному почти ничего не могли. Чужой бронзовый жезл Снефрид пока держала при себе, не зная толком, что с ним делать. Но ясно было, что возвращать его владелице никак нельзя.

– Пока она здесь, старый тролль слаб, – сказал ей Эйрик однажды вечером. – Мне нужно пользоваться случаем и идти вперед. Если я сейчас двинусь к Уппсале, то легко разобью его. И тогда весь Свеаланд будет моим. Но чтобы соваться в новые сражения, мне нужно… ты понимаешь что. Овладеть всей своей силой. Сейчас я хожу по тонкому льду, а под моим весом он на каждом шагу может треснуть. – Эйрик вспомнил, как ярость едва не накатила на него при известиии о покушении на Снефрид: в тот миг он был на волосок от гибели, чего и добивались его враги. – Я умею сдерживать этого зверя, но ты понимаешь… тут не стоит быть слишком уверенным. О́дин-Бурый сильнее всех конунгов на свете вместе взятых.

– Я понимаю. Ты прав, но ты можешь подождать, пока у меня заживут ребра?

– К полнолунию они как раз и заживут. Или ты все еще чего-то боишься?

– Эйрик, я уже ничего не боюсь! Я едва не погибла, когда всего лишь шла из погреба в грид, как тысячи женщин ходят каждый день, и спас меня раб с блюдом в руках. Теперь я готова на все, что может увеличить твою и мою силу. Лишь бы рана не открылась, а больше мне бояться нечего.

Снефрид чувствовала себя так, будто за последний месяц переродилась неоднократно. Будто в ту светлую ночь Середины Лета и правда, сняв маску, вышла из озера другой женщиной. Два раза ее жизнь подвергалась смертельной опасности, причем угроза приходила с разных сторон. Она лишилась семьи и дома, зато приобрела покровительство вождя с целым войском и вместо скромного хутора поселилась в усадьбе конунгов. Предсказания Хравнхильд сбывались все полнее и самым удивительным образом. У Снефрид больше не было желания уклоняться от этого наследства, она уже чувствовала себя в силах его принять. Полгода назад она была слишком маленькой, чтобы вместить такие громадные силы, но с тех пор сама стала гораздо больше.