Оружие Вёльвы

Но именно сила этих ощущений помогла Снефрид проснуться – с таким чувством, будто и правда во сне упала в воду. Уже было не до игр: стараясь не замечать мучительного томления в тех самых местах, к которым Эйрик подбирался, она с силой оттолкнула его голову, одернула подол сорочки и отодвинулась. Свернулась в клубок и натянула на себя простыню. Лучше пусть будет жарко.

Снефрид легко заснула снова, но когда миновала полночь, что-то ее разбудило – и не такое приятное…

Промежуток темноты в нынешние ночи был еще короток, но к его началу обитатели Дубравной Горки – десять женщин и трое-четверо мужчин – собрались на каменистом мысу над озером. Братья Ингвёр привели лошадь, забили ее и отделили голову.

Над водой поставили сооружение из жердей в виде руны Альгиз, обмотанных просмоленной паклей. Его подожгли, и над водой запылала руна призыва к богам, похожая на человека с поднятыми руками. В густеющих сумерках ее было видно далеко-далеко по озеру, давая знать всем духам земли, что здесь творится ворожба, призывающая их к повиновению.

Рядом с огненной руной стояла «госпожа Унн» в ее синей накидке, в соколином уборе и маске из кожаной бахромы, закрывающей лицо, с бронзовым жезлом в одной руке и ножом в другой. Взяв толстый шест длиной в два человеческих роста, она села и стала вырезать на нем «черные руны». Девять помощниц, возглавляемых Бергдис, встали полукругом позади нее и принялись бить в бубны, переступая с ноги на ногу в привычном заклинательном танце.

– Режу я руну «пронзенная рана», – нараспев говорила «малая вёльва». – Да обрушатся на тебя, Эйрик сын Алов, стрелы двергов и копья могучих жен, да пронзят они насквозь твое тело, твое сердце, твою печень, твои руки и ноги. Да будешь ты страдать, прикованный к ложу болезни, как скован вечно Фенрир цепью Глейпнир, как прикован навечно Локи, терзаемый всеми муками и змеиным ядом, да будешь скорбеть, как скорбит Фригг по Бальдру, а Сигюн по Локи… Режу я руну «ярость и смятение», да принесет она надрывный плач тебе и всем, кому ты дорог…

Голову лошади насадили на шест и подняли его стоймя, закрепив нижний конец крупными камнями. Огненная руна уже догорала, но голова лошади высилась над озером, внушая дикий страх всем духам земли и принуждая их обратить свою ярость на того, во имя кого поднят шест ужаса.

– А вы, духи земли, подвластные мне, глядите на эту лошадиную голову, да приведет она вас в страх и трепет, да пошлет она вас вслед за Эйриком сыном Алов! Грызите его и кусайте, поражайте его в сердце и в печень, в мозг и легкое, в ухо и глаз! Гоните его, губите его людей, не оставляйте их в покое ни на один миг! – взывала «малая вёльва», рисуя «черные руны» в воздухе своим жезлом.

Голос ее летел над водой, будто вой, а ритмичный стук девяти бубнов нес его дальше и дальше, по всем девяти мирам…

Огненная руна, угасая, упала в воду, и снизу донеслось шипение. Казалось, будто со дна озера поднялся, пробужденный заклинанием, дух в виде ужасного змея, готовый устремиться на врага…

Во сне Снефрид услышала звук боевого рога. Распахнув глаза, подскочила на постели. Было темно – шел тот короткий промежуток ночи в середине лета, когда наступала густая тьма, – и оттого она не сразу поняла, где находится и чье голое плечо упирается в нее сбоку.

Но она даже не успел подумать об этом. Она слышала ритмичный стук и вплетенные в него вопли: дикий женский голос выкрикивал проклятье, угрожая Эйрику, и ему отвечал вой множества исступленных голосов – громких и потише, рычащих и визгливых, высоких и низких, бесчисленных, как травинки на лугу. Снефрид сунула руку под подушку и нащупала гладкую поверхность длинного жезла – она хранила его здесь, чтобы всегда был под рукой. Выхватив его, будто меч, она встала на ноги на лежанке. На мягкой перине стоять во весь рост было неудобно, но где она сейчас нашла бы другое возвышение? Спальные помосты в гриде, занятые сотнями хирдманов, никак не годились. Одной рукой уцепившись за столб на углу лежанки, другой Снефрид простерла жезл в воздух, обратившись в северную сторону – и туда, откуда шла опасность.

«Имя я знаю всего, что зовется…» – тут же прозвучал у нее в голове голос, звонкий и строгий; Снефрид не вспомнила, кому он принадлежит, но в памяти мелькнуло худощавое скуластое лицо с большими синими глазами.

Этот голос, эти слова успокоили Снефрид: ей на помощь пришла та, кто знает. И она повторяла вполголоса, словно принимала оружие из верхних миров:

Знать имя – самое важное в колдовстве. Знающий имя управляет тем, кто его носит; не управляя Одином, человек достаточно сведущий, чтобы знать его имена, может использовать силу этих имен для защиты или нападения. Снефрид держалась за один конец своего жезла, а спе-диса невидимой рукой – за другой, и голоса их, объединенные в один, выстраивали вокруг нее и Эйрика защитную стену, сравнимую со стеной Асгарда.

Снефрид замолчала, задыхаясь, и обнаружила, что вой и вопли стихли. Звенело в ушах. Она опустила жезл, чувствуя, что совсем лишилась сил. Ноги подломились, и она села на перину. Опомнилась и сообразила, что за зрелище собой представляла: женщина в одной сорочке, с растрепанными косами, стоит на постели и машет в темноте жезлом! Только бы ее голос не был слышен в гриде.

– Что это было? – раздался хрипловатый голос Эйрика.

Снефрид повернула голову: света из-под заслонки с трудом хватало, чтобы различить, что он приподнялся на подушке.

– Как ты? – Выпустив жезл, Снефрид положила обе руки ему на грудь. – С тобой все хорошо?

– Я спал, слышу – ты что-то кричишь. Мне приснилось? Или ты что-то услышала?

– У тебя нет никаких… внезапных болей?

– С чего бы? Там снаружи все тихо?

Снефрид перевела дух.

– Сдается мне, вирд-кона Бьёрна опять пыталась тебя погубить.

«И теперь я знаю, как вышло, что Хравнхильд среди ночи залезла на крышу и схватилась там с кем-то», – подумала она и едва удержалась, чтобы не сказать этого вслух.

– Так уже было дней десять назад, когда старуха пыталась наслать на тебя порчу, но вскоре сама умерла, – сказала Снефрид вместо этого. – Теперь, как видно, ее наследница принялась за те же песни.

Ее пробрала дрожь, и Снефрид обхватила себя за плечи. Она растратила много сил, и ей стало зябко. А еще ее обдало холодом от мысли: ведь Хравнхильд погибла в той схватке на крыше. Она тоже могла погибнуть. Могла сейчас лежать здесь, рядом с Эйриком, мертвая, с такими же ранами от когтей… Какое счастье, что Хравнхильд перед смертью помогла ей одолеть старуху, а ее преемница, видимо, даже слабее, чем Снефрид. И теперь им нужно наперегонки набираться сил и опыта, чтобы не погибнуть в этой борьбе…