Оружие Вёльвы

И наконец она придумала, как избавиться от опостылевшей маски.

Весь день – самый длинный день в году – корабль шел через протоки между скалами. Это уже был Норрстрём, как объяснил Эйрик, поток, соединяющий Логринн-Озеро с морем, но разница была не особенно заметна. Когда вошли в Норрстрём, за скалами ветер упал, хирдманам пришлось взяться за весла. Ближе к вечеру над каждым из обитаемых островов и островков появился дым, заблестел на высоких скалах огонь – люди зажигали священные костры летнего солнца. Близ островов на волнах качались венки из цветов и зелени – иной раз огромные, такие, что переносить их нужно было втроем, – брошенные в дар Ньёрду и морским великаншам.

Под вечер наконец пристали к Ольховому острову. Сквозь прорези маски Снефрид наблюдала за десятком больших кораблей у берега, сотнями людей. Бесчисленные шатры и шалаши, костры, стойки для щитов внушали ей робость. Столько народу сразу она видела лишь несколько раз в жизни, когда ездила с отцом в Уппсалу или в Бьёрко. Но здесь все эти люди были мужчинами – ни стариков, ни подростков, только мужчины подходящего для войны возраста, и хотя иные из них уже поседели, их нельзя было назвать старыми. Морских боевых кораблей Снефрид вовсе никогда не видела, и они поразили ее своей величиной и грозным видом. Понятно, почему они носят имена змеев и драконов – легко было увидеть в них настоящих чудовищ, Мирового Змея, всплывшего со дна морского.

Для начала Снефрид проводили в усадьбу, где стоял Альрик сын Анунда с ближней дружиной. Это оказался приятный на вид парень, лицом красивее, чем Эйрик, и на несколько лет моложе; на «госпожу Хравнхильд» он смотрел вытаращенными глазами и едва решился с нею поздороваться. Потом она ушла в женский покой и там, спрятавшись в угол и повернувшись спиной, сдвинула маску вверх, чтобы наскоро поесть хлеба и сыра. После дня пути Снефрид была голодна, а самое важное ей еще только предстояло.

Близилась ночь, но небо оставалось таким же светлым. На выгонах возле хуторов тоже разожгли высокие костры, там толпился народ, раздавалось гуденье рогов и веселый говор. Даже присутствие чужого войска не отменяло праздника, к тому же священное перемирие охраняло жителей. Многие из хирдманов ушли к хуторам, посмотреть на круговые пляски местных женщин и помериться силами с местными мужчинами.

Выйдя из женского покоя, Снефрид увидела Эйрика: он сидел за столом среди дружины и раздавал хирдманам куски бараньей туши, зажаренной в честь праздника. Заметив Снефрид, он встал и знаком пригласил ее поближе: подойти к ней самому ему мешал стол и теснота.

– Готово мясо – выбрать тебе кусок?

– Не сейчас, конунг. Я должна ненадолго уйти. В эту ночь должно свершиться нечто… о чем тебе не стоит знать заранее. – Снефрид говорила негромко, и Эйрику пришлось наклониться к ней, чтобы не упустить ни слова в общем шуме. – Надеюсь и верю, что ты не утратишь присутствия духа. Когда я вернусь, увидишь, что будет.

– Это… не опасно?

– Ни для кого, кроме тех, чей дух слишком слаб для таинств, – загадочно сказала Снефрид. – Но среди нас таких нет. Жди, и ты увидишь, какие чудеса способны даровать нам боги в эту священную ночь.

С этими словами она удалилась, закутанная в серый плащ и в сопровождении Мьёлль с коробом за плечами. Хирдманы и сам Эйрик смотрели колдунье вслед, пока она не скрылась за дверью. У хирдманов вид был удивленный, а у Эйрика – задумчивый. В ее голосе он услышал обещание чего-то приятного и терзался любопытством, что же это может быть.

При новой встрече вирд-кона произвела на него такое впечатление, что он три дня не мог в нем разобраться. Многое в ней совпадало с его воспоминаниями – маска, голос, ласкающие прикосновения рук. Но многое казалось совсем иным. Или он просто не помнит? Он не видел ее лица, но в ней чувствовался веселый нрав и твердая воля, сплав нежности и суровости. Она напоминала ему тот старинный франкский меч – острота разящей стали и при этом чарующая глаз тонкая роскошь отделки. Фрейя имеет девять обликов и девять имен; жуткий облик Хравнхильд, колдуньи-медведицы, он уже видел. Зрело в душе нетерпеливое ожидание – не окажет ли она ему милость появиться в более приятном облике? И каков же он окажется?

Выйдя из усадьбы, Снефрид и Мьёлль направились в другую сторону, подальше от многолюдства. Хозяйка объяснила им дорогу к лесному озеру среди сосняка. Туда вела заметная тропа, но, добравшись до воды, они довольно долго шли вдоль берега, выбирая подходящее место. Снефрид вспоминала последний разговор с Эйриком. Ее беспокоило сомнение, убедит ли его «колдовство», плоды которого она собиралась сегодня же ему предъявить, но она гнала прочь малодушные мысли. Хравнхильд не тревожилась бы, а радовалась тому, что сотворит. Гордилась бы и ликовала. А что колдовство исполнится, сомневаться нечего.

Озеро с каменными берегами окружал старый сосняк; местами огромные камни громоздились у воды, не давая к ней подойти, а в более пологих местах от берега целым полем тянулись широкие листья кувшинок, будто зеленые маленькие блюда. Перевалило за полночь, но солнце только садилось, было почти светло, небо оставалось бледно-голубым, облака – белыми, с чуть посеревшими брюшками, а на востоке было разлито яркое жидкое золото, отраженное водой. Всякая женщина станет молодой и прекрасной, если в ночь Середины Лета искупается в этом жидком золоте!

Наконец они наши то, что нужно – за мысом, где сосны близко подступали к воде, но туда можно было легко спуститься по плоским камням. Камни лежали и в озере, хорошо видные под прозрачной водой. Оставив вещи под соснами, Снефрид наконец сняла маску. Еще раз внимательно огляделась – никого. Тогда она разделась, распустила волосы и вошла в воду.

Поначалу показалось холодно, но кожа быстро привыкла. К тому же Снефрид не полезла далеко от берега, а села на один из больших плоских камней под водой, так что оказалась в воде по плечи, но эта вода, за день нагретая солнцем, была теплее, чем в более глубоком месте. Наконец-то она смыла с себя весь пот и грязь, приставшие к ней за последние нелегкие дни.

Подумать только – перед этим она мылась в бане родного хутора, на берегу небольшого озерца, которое так и звали Банным. Теперь она моет волосы в воде неведомого озера на расстоянии двух морских переходов. И ведь это только начало! Первый крошечный шаг на длинном пути! Предстоящий путь к границам Утгарда казался Снефрид бесконечным, особенно потому, что она слишком плохо его себе представляла. Она запомнила главные цели на этом пути: Альдейгья, Хольмгард, Бьюрланд, Силверволл. В Альдейгью нужно плыть по морю, в этом она полагалась на Эйрика. Там ей расскажут, как попасть в Хольмгард, где живет конунг Гардов, а он уж верно знает дорогу в Бьюрланд, с которого собирает дань. Снефрид понимала, какое множество опасностей поджидает на этом пути одинокую молодую женщину. Даже будь она невзрачной, как Торгерд Мышка, и это не избавило бы ее от опасности быть изнасилованной, ограбленной и проданной в рабство, встреться на ее пути дурные люди. А для такой яркой женщины, как она, привлекающей все взоры, эта опасность еще выше. Но нельзя же весь путь проделать в маске! Придется постараться, чтобы иметь дело только с такими людьми, которым можно доверять.

Мьёлль уже вымылась и ушла в сосняк вытираться и одеваться, а Снефрид все еще полоскала волосы в прозрачной воде, радуясь, что уже сегодня сможет предстать вперед людьми без опостылевшего плаща и маски. Обнаружив, что замерзла, она встала и стала отжимать волосы. С них текли потоки, возвращаясь в озеро, и Снефрид сама себе напомнила лебедя, плещущего крыльями среди воды. Она как те девы из преданий, которые прилетают к озеру птицами, сбрасывают оперение и превращаются в красавиц. Эти-то предания и навели ее на мысль, как объяснить свое волшебное превращение. Как ей повезло, что все это случилось накануне Середины Лета!

Может ведь так быть, чтобы могущественной чародейке надоело быть старой? Не зря всеискусных жен, в число которых она вступила, еще называют «изменяющими облик».