Оружие Вёльвы

– Эйрик, это я, Гудфинн Чайка! – закричали ему в ответ. – Меня послал твой дядя, Олав ярл! Он хочет говорить с тобой, пока не пролилась кровь! Если ты дашь слово не вредить ему, он хочет встретиться с тобой на Ольховом острове!

– А он дает слово не причинять мне вреда, пока мы не договоримся бросить копья? – прокричал в ответ Эйрик.

– Олав ярл чтит свой род, а ты ведь сын его брата. Он клянется, что не замышляет никакого коварства.

– Хорошо, что хоть Олав признает меня за родню, – бросил Эйрик своим соратникам. – Если бы его отец поступал так же, нам не понадобилась бы эта война. – Я не бегаю от своей родни! – закричал он Гудфинну. – И охотно встречусь с родным дядей на Ольховом острове!

Когда корабль Эйрика подошел к нужному острову – одному из следующих на его пути, довольно большому, где стояло несколько хуторов, – Олав уже ждал. При нем была дружина, но люди не надевали шлемов и не держали щиты – те были сложены на корабле. «Змей» Эйрика подошел к причалу, где его встретил Гудфинн Чайка. Полагаясь на слово дяди, да и не страдая робостью, Эйрик сошел со своим оружничим и четырьмя телохранителями. Олава он знал как человека миролюбивого и не удивился, что тот пожелал с ним переговорить; правда, и толку от этих переговоров он не ждал. Олав не был так непримирим, как его отец, но, пока он не имел никакой власти, ему не удавалось водворить мир.

– Привет и здоровья тебе, Эйрик! – первым поздоровался Олав.

Внешнего сходства между дядей и племянником никакого не имелось: полуседой Олав был человеком среднего роста и сложения, а Эйрик возвышался над ним почти на голову, и свежий ветер с воды развевал его длинные, до середины груди, светло-рыжие волосы. Борода у него была золотистая, черты лица правильные и крупные, и вся его повадка, неторопливая и уверенная, вместе с низким голосом придавала ему вид истинного потомка богов. Глядя на него, Олав не мог в душе не признать, что таким конунгом народ мог бы только восхищаться, и Эйрик, несомненно, это знает.

– Привет и тебе, Олав! – Серые глаза Эйрика взирали на него с такой невозмутимостью, что Олав и не поверил бы, что этот человек – настоящий берсерк, если бы своими глазами не видел его однажды в состоянии «боевого безумия». – Почему меня встречаешь ты один? Неужели мой дед передумал ссориться и решил выделить мне часть владений?

– Не скажу, чтобы у него были такие намерения. Дело в том… Должен сказать тебе, Эйрик, что наш конунг… э, сейчас нездоров. На днях он почувствовал себя худо… И пока он не оправится, он не хотел бы… э, сражений перед самым Алсну…

Эйрик был знаком с запинающейся манерой речи своего дяди и не заподозрил в ней душевной кривизны.

– Он здесь? – Эйрик, знавший, что дед предпочитает жить в Уппсале, близ святилища и старых курганов, удивленно приподнял брови.

– Нет, он в Уппсале, конечно. В Кунгсгорде никого из семьи нет, только челядь.

– А ему не кажется, что болезнь именно сейчас ему послали боги? – Эйрик недоуменно поднял брови. – Хватит, мол, протирать почетное сиденье, пришла пора признать права и других родичей?

– Эйрик, послушай! – Олав доверительно взял племянника за локоть. – Я скажу тебе… э, все как есть. Твой дед болен, но упрямство его здоровее этих камней. Он хочет отложить столкновение, поскольку без удачи конунга мы едва ли… э, нам труднее будет выиграть. А я что тебе скажу: если бы ты согласился немного обождать… Твой дед стар, и если норны обрежут его нить… э, мы же с тобой договоримся! Я не так упрям, как отец, и признаю, что брак твоих родителей был законным. Ты можешь, конечно, воспользоваться случаем, пока удача конунга не с нами, но в сражении и ты неизбежно понесешь потери. А если конунг уйдет в Валгаллу… Все изменится. Мы с тобой сможем… э, поделить страну или созвать тинг всех свеев, чтобы они выбрали меж нами…

– Или устроить поединок за звание конунга, – так же спокойно подхватил Эйрик.

На лице его дяди радости не отразилось: поединок с племянником, вдвое моложе и заметно крупнее, находящимся в самом расцвете сил и опытным, ему добра не сулил.

Свой жребий Олав не считал особенно удачным. Ему было уже почти пятьдесят – многие умирают в таких годах, а он все еще не стал наследником своего отца. Бьёрн конунг нуждался в доверенном лице, чтобы передать ему часть обязанностей, и уже давно между ним и Олавом был заключен тайный договор: Бьёрн пообещал, что не станет посягать на жизнь сына, а тот в ответ обещал верно служить ему. Глядя на Эйрика, такого же упрямого и честолюбивого, как его дед, Олав втайне досадовал на них обоих: Бьёрн уже прожил долгий век у власти, Эйрик имел надежды его прожить, а его, Олава, жизнь прошла в попытках не стать жертвой ворожбы и уцелеть в драке между змеем и медведем.

– Мы сможем найти какой-то выход, не позоря свой род распрей, – закончил он.

Быть посредником в этой распре ему порядком надоело. Лучше бы они просто взяли да истребили друг друга, порой думал он с досадой.

– Я посоветуюсь с дружиной, – сказал Эйрик. – Подожди, к вечеру я дам тебе ответ.

Веря в свою удачу, Эйрик мог бы пренебречь возможными потерями и попытаться покончить с дедом, пока тот слаб. Но кое-что его смущало. Уже дважды во сне он переносился к корням Ясеня. Дважды нежный женский голос, похожий на шепот ручья, окликал его из-за спины по имени, но Эйрику еще не удалось увидеть ту, что его звала. Это тоже был знак, и не стоило отвергать его.

Ближе к вечеру, поговорив с Торберном и дружиной, Эйрик послал за Олавом.

– Я готов обождать, пока норны решат участь Бьёрна. На это время я останусь здесь, на Ольховом острове, и вы не должны нарушать перемирия, не уведомив меня об этом.

– Я знал, что ты разумный человек, – с облегчением сказал Олав. – Не спеши, может быть, мы еще обойдемся без кровопролития.

На этом они разошлись, каждый к своей дружине, и Олав немедленно отплыл во внутренние воды, на запад. Люди Эйрика заняли Ольховый остров, а сам он поместился в единственной здешней приличной усадьбе. Тут нашлись запасы пива, приготовленного к уже близкому празднику Середины Лета, и дружина устроилась довольно неплохо.

– Думаю, Олаву не очень-то хочется сражаться, – говорил Альрек, брат Эйрика. – Бьёрн сам давно не ходит в битвы, посылает Олава, а тот думает, что не очень-то приятно умереть за власть своего отца, которую не сможешь унаследовать! Потому что старик никогда не умрет. Олава он точно переживет, вот увидишь!

Альрек, второй сын Алов, был на два года моложе Эйрика; такой же рыжеволосый, с золотистой бородкой, он имел более продолговатое лицо и более яркие глаза, скорее голубые, чем серые.

– Если Олав умрет раньше своего отца, то наш конунг останется единственным наследником, а значит, Олав окажет услугу и ему тоже, – ухмылялся Хагаль, вождь одной из корабельных дружин.

– У Олава есть сын, – напомнил Альрек. – Тоже Бьёрн. Он примерно моих лет.

– Ну, он-то не будет мне соперником, он и сам младше меня, и его отец был младше моего, – заметил Эйрик. – Но старый Бьёрн всем оказал бы услугу, если бы наконец согласился сдохнуть.

– Так зачем ты дал ему время отлежаться? – снова возмутился Альрек, который изначально был против этого перемирия.

Эйрик не сразу ответил. Альрек лишь сердито смотрел на него: он хорошо знал, что его старший брат упрям, и даже если его решение не выглядит разумным, переубедить его не выйдет.

– Это из-за снов, – сказал он наконец.

– Из-за снов! – Альрек чуть не подпрыгнул. – С каких это пор ты стал ждать подсказки от снов?

Эйрик еще помолчал.

– Если бы я мог верно разгадать этот сон… Говорят, что видеть себя во сне голым – это к болезни. Но я был перед Ясенем, и моя спе-диса окликала меня. Может, это означает смерть. А может… некое новое рождение.

– Но чтобы родиться заново, тебе сначала придется умереть! – сказал Альрек, уже знавший об этом сне. – Сначала погибнуть со славой, чтобы тебя положили в курган, и чтобы твоя спе-диса вошла туда с тобой, чтобы умереть вместе, и только потом вы оба сможете родиться заново. Я слышал саги, это так делается. Только у кого тебе опять родиться, если ни я, ни Бьёрн Молодой не женаты? Старый пень, слава асам, уже на такие дела не способен.