Брат моего жениха

К нему, так к нему. Тем более Славка обещал через час за мной заехать.

– Проходи, – открывает дверь в квартиру Леша, пропуская меня.

И я прохожу. А потом замираю в пороге и боюсь дышать, глядя в окно.

Двадцать первый этаж. Боги!

Свинцовые тучи, которые заливают город дождем, кажется, зависли прямо на крыше многоэтажки. Слишком близко. И страшно. Особенно, когда доносится раскат грома.

– Лана, – выводит из раздумий голос Рыся за моей спиной.

– Что? – бросаю дерганно, оборачиваясь и встречаясь с его горящим в полумраке шоколадным взглядом.

– Ты промокла до нитки, – вздыхает Рысев и отводит взгляд, кидая ключи на тумбу. – Прямо по коридору ванная. Сними с себя эти тряпки.

– Ты только этого и ждешь, да, Рысев? – фыркаю, скидывая босоножки.

– Сейчас принесу свою футболку, – игнорирует мой выпад мужчина. – А то на трясущуюся, тебя жалко смотреть.

Ан, нет. Уколол все же.

Дождавшись, когда Леша притащит из спальни футболку, закрываюсь в ванне. Быстро принимаю душ, смывая с кожи дождь и запах мужского парфюма. И меняю свое мокрое платье на черную футболку, которая сидит на мне на манер мешковатого платья. Собираю волосы в мокрый пучок на макушке и уже одной ногой вышла, когда меня тормозит на пороге одно дикое желание. Я тяну пальчики и, подцепив хлопковую ткань, подношу к носу, принюхиваясь. Боже. Дура. Больная на голову дура! Но я чувствую его запах. Гель для душа, шампунь, парфюм – весь он. Даже закрываю глаза, вдыхая полной грудью, и… одергиваю себя. Отбрасываю клочок футболки, как змею, что вот-вот ужалит.

Нельзя. Даже думать, запоминать, смотреть, ощущать – ничего нельзя! Этот человек уже однажды поплясал на моем сердце. Разнес вдребезги все, что чувствовала к нему. И сейчас знаю, нисколько не изменился.

Другое дело – Слава. Заботливый, преданный и любящий. С таким не страшно ни в огонь, ни в воду.

Выхожу из ванной и оглядываюсь. В квартире все еще полумрак. Солнца из-за туч не улице нет, а свет Рысев почему-то намеренно игнорирует.

Прохожу по длинному коридору в сторону, где, мне кажется, была гостиная и замираю, попадая в итоге на кухню. Новенькую. Обставленную по последнему слову техники. Вот только… не обжитую совсем. Словно хозяев у нее нет.

Окидываю взглядом и замечаю Лешу. Он стоит ко мне спиной, облокотившись на оконную раму. Все в той же футболке и светлых брюках. По стеклу медленно катятся дождевые капли таким плотным потоком, что город и не видно вовсе.

– Это съемная квартира? – решаюсь спросить. Хоть чем-то нарушить гнетущую тишину.

– Моя, – бросает Рысев, не оборачиваясь.

– Просто она такая… пустая, – прохожу в глубь кухни, пробегая пальчиками по мраморной столешнице. Камень приятно холодит разгоряченную кожу.

– Я бываю здесь редко, – сказал, как отрезал.

– Ясно.

Обхватываю себя руками и кусаю губу. Неловкость нарастает. И такая сумрачная атмосфера в квартире только больше распаляет волнение внутри. И чтобы как-то себя отвлечь, дернулась в сторону чайника, когда до ушей доносится резкое:

– Напомни, сколько вы со Славой вместе? – Рысев оборачивается и упирает руки в бока.

– Полгода, – отвечаю растерянно, не понимая, к чему такой тон и вопрос. – А что?

– Почему расстались с отцом Ляси?

– Не твое дело.

– Почему назвала дочь моим именем?

– Не твоим, – говорю ровно, упрямо поджимая губы. Сердце скачет внутри, как сумасшедшее. – Рысев, ты решил устроить мне допрос?

– Алексия, – говорит Леша и делает шаг. – Алексия Алексеева, нет? – удар в самое сердце. Оно замирает. Не может он знать. Нет. Эту тайну не знает никто. Кроме матери.

– Нет, – вру и отступаю. – Имя – совпадение. И отчество у нее другое.

– Уверена? – звучит угрожающе. И он делает еще шаг вперед.

А я назад. Упираясь пятой точкой в кухонный островок.

– Абсолютно! – шиплю сквозь зубы в намерении стоять на своем до последнего. – Я ее рожала. И мне лучше знать, с кем я спала, Рысев. И мы… мы с тобой всегда предохранялись, – задираю нос, бросая ему прямо в лицо. Сильнее сжимая пальцами столешницу.

И совершенно не обязательно ему знать, что таблетки я перестала пить намеренно. Просто в один момент противозачаточные улетели в урну. За три недели до нашего разрыва. А сторонником латекса Рысев никогда не был. И да – я хотела забеременеть. Хотела дочь от человека, которого любила. Хотела и сделала!

– Почему у меня стойкое ощущение, что ты врешь? – продолжает наступать Леша. Медленно, словно хищник. Оправдывая своим хищным оскалом и голодным взглядом фамилию.

И только я собиралась дернуться и отскочить, как мужчина упирает руки в стол по бокам от меня. Захватывает в кольцо. Нависает скалой.

– Пусти… – хочу сказать уверенно, но выходит сдавленный то ли стон, то ли скрип.

– Поздно.

Что поздно, спросить не успеваю. Молниеносным движением Рысев сгребает меня в охапку и, усаживая задницей на стол, впивается в губы. Требовательно, жестко. Вдавливая меня в себя, напирает языком,  заставляя разомкнуть губы. Впустить его. Буквально вынуждает ответить. Сжимает ладонью затылок, не давая отвернуться или пошевелиться.  Напирает и давит всем естеством так, что в итоге я сдаюсь и повисаю в его руках безвольной куклой. Размыкаю губы, тут же ощущая его язык у себя во рту, и сжимаю сильные мужские руки, закидывая ноги ему на бедра.

В груди полыхает огонь. Спавшие до этого момента чувства накрывают  с головой. Страсть, похоть, вожделение. Возбуждение прокатывается по телу, собираясь в низу живота, и заставляет выдать стон, когда Рысев, прокатывая попой по столешнице, двигает к себе так, что его достоинство упирается в меня.

Безумие. Агония внутри. Кровь кипит, и мозг отключается напрочь. Я забываю, кто он и кто я. Остается только жар, который может потушить только Рысев. Только его губы и руки, которые блуждают по всему моему телу.

– Лана… – отстраняется всего на мгновение Леша, задирая футболку до самой груди и обхватывая горошину губами. Всасывая сосок, заставляя вскрикнуть. Что со мной происходит? Ощущение,  что остановись он хоть на секунду – я умру.

Но Рысев и не собирается прекращать мою сладкую пытку. Добирается до второй груди, повторяя манипуляции, и с рыком опускается на колени. Целует в плоский живот и давит на плечи, заставляя лечь на стол.

– Леш… стой… – выдаю хриплое, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Я хочу его до боли. До разрыва сердца. Но я не предательница. А как же Сла… – А-а-а-а… – вскрикиваю и выгибаю спину, когда его горячие губы касаются меня там, где отчаянно бьется желание. А язык проникает внутрь.

Я слышу грубый грудной стон и закрываю глаза. Вцепляюсь онемевшими пальчиками в шоколадную шевелюру Рысева и пропадаю окончательно в ощущениях. Напрочь отключаю голову, просто не находя в себе сил прекратить весь этот ужас.

Рысев умело ласкает возбужденный клитор языком. Посасывая и прикусывая. И как только мне кажется, что я на краю, он проникает в меня пальцем. Заставляя кричать и стонать. Сжимать пальчики на ногах и выгибаться, подстраиваясь под единый с ним ритм. Сгорать прямо на этом чертовом кухонном столе.

Оргазм подступает неожиданно. Прокатываясь от самых кончиков волос и с последним толчком его пальцев внутрь, спина напряженно выгибается, и я достигаю сногсшибательной разрядки.

И прежде, чем успеваю опомниться, снова оказываюсь поднята со стола и прижата к каменному телу Рысева. Дыхание губы в губы, и мгновение до очередного поцелуя, когда до слуха доносится…

Трель мобильного.

Громкая.

Орущая на всю пустую безмолвную квартиру. Квартиру, где слышно только наше возбужденное дыхание.

Музыка.

Слава.

Этот звонок стоит на нем.

Жених. Будущий муж. Любимый, должно быть, человек, и я тут, полуголая, на столе с его… братом! И это отрезвляет, словно пощечина.

Я вскакиваю на ноги, расправляя задранную футболку, и отталкиваю от себя Рысева. Смотрю на него горящими после безумного оргазма глазами и рычу сквозь зубы: