Время вороньих песен

– Когда Смута началась, инквизиция по старым семьям хорошо прошлась, не только Крево под корень извели. Сюда тоже наведывались, проверяли, а значит не слухи то были, а самая правда, – понизив голос до шепота продолжила Бальца, но так уверенно, словно сама лично при всем присутствовала.

Нет, я знала, что орчанка куда старше, чем выглядит, но она же работает тут всего ничего, а про мадам вон сколько знает. Я, кажется, слишком выразительно все это думала, раз она пояснять взялась:

– Я тут и прежде служила. Когда мадам не стало – ушла, а как узнала, что хозяин жену привез, так и вернулась, подумала, что вам с таким нелюдимым типом совсем тоска будет. Он и женился только оттого, что без наследника усадьба короне отошла бы. Кроме своих коллекций знать ничего не хотел, и вас будто только по трости и выбрал. А вы?

– Что я? Зачем жени… Замуж пошла? А кто меня спрашивал?

Бальца слегка смутилась и принялась шумно переставлять тарелки и сковородками греметь. Я покосилась на свою надежду и опору, простую, даже грубоватую, с круглым костяным навершием в розетке из листьев. У Огаста в коллекции были шикарные трости. Я однажды все перетрогала, когда он в Нодлут ездил, думала выпросить какую-нибудь, но он как-то узнал о моем самоуправстве и так вопил, что даже мне понравился немного. Впервые за полтора года совместной жизни. Что-то в нем настоящее проступило, живое. А в следующие полтора был только тот случай, когда он меня стервой назвал.

Я задумчиво шкрябнула по дну тарелки. Даже не заметила, как все съела. Бальца обернулась на звук, посмотрела на меня внимательно и, снова перейдя на шепот, спросила:

– И вы совсем-совсем ничегошеньки не слышали? Хозяйский кабинет же как раз над вашей спальней.

Я покачала головой, что ничего. Я и дознавателям в разных вариациях об этом же говорила, только смотрели они на меня точно так же, как и экономка – с сомнением.

– И когда поднимались наверх он вам странным не показался? – допытывалась Бальца. – Он весь день нервный был. Будто ждал кого.

Днем я Огаста не видела. Дом не такой уж большой, но в нем достаточно места, чтоб вполне успешно друг друга избегать. Да и обедали мы с ним порознь: я обычно на кухне, а ему в кабинет подавали, если он дома был.

– Когда? После ужина? – уточнила я.

– Позже, когда ко сну приготовились и прочему.

– Чему прочему?

– К… супружескому долгу. Как всегда, в первый день месяца, – забрав пустую тарелку и подозрительно косясь на меня, проговорила экономка.

Никогда не думала, что от удивления может в горле спирать и пробирать ознобом, но вот же… А я, оказывается, раз в месяц примерная жена, вот только не пойму, жалеть мне, что я об этом не помню, или порадоваться.

– И когда я, – продолжая удивляться спросила я, – туда поднялась?

– Сразу после полуночи. Обычно хозяин сам к вам приходил, я потому и выглянула на шум.

Вот так номер.

– На шум?

– У вас трость упала почти с верха, я ее потом к вам отнесла, все равно уж выглянула.

Все страньше, как говориться, и страньше. Комната Бальцы, вопреки традиции селить слуг повыше, тоже была внизу. Я настояла – наверху холодно и крыша текла. Потому орка жила рядом с кухней в комнате, где хранилась посуда, столовые приборы, а также полотенца, скатерти и прочий кухонный текстиль.

– Ты… говорила про это… кому-нибудь?

– С чего бы мне? – теперь Бальца удивлялась. – Отродясь про хозяйские дела не болтала.

1.4

Это случилось позавчера, а кажется, неделя прошла – столько суматохи Огаст своей кончиной развел. Накануне скорбного утра было очень пасмурно и весь день стоял туман. К вечеру же он сделался настолько густой, что приходящая служанка боялась идти домой в Кронен – на два шага вперед не было ничего видно. Но все же пошла, будто ночевка у нас пострашнее тумана. Мы с Бальцей отжалели ей фонарь со светсферой, и я снова предложила заночевать в усадьбе, но она только губы сжала и нырнула с крыльца в серый студень. Я подсознательно почему-то ждала каких-то звуков, вроде причмокивания или сытого урчания, но было тихо, только плотная, почти не тающая дымка вяло ползла на порожек в дом. Бальца захлопнула дверь. Я сказала, что хочу лечь и вернулась к себе.

После ужина, за которым я удостоилась целых двух фраз и кривоватой ухмылки перед тем, как традиционно уединиться наверху, Огаст велел растопить камин в холле.

Моя комната примыкала одной стенкой к каминной трубе. Воздух в помещении прогрелся и стало даже тепло, поэтому грелку мне Бальца не принесла, ограничилась чашкой чая и насыпала на подоконник зерна.

– Зачем? – спросила я, впервые за две недели вымывшись без цыпок по всему телу, а ночная сорочка и халат не казались вынутыми из склепа.

– Не нравится мне это, – ворчала экономка. Зерно она выровняла аккуратным рядком, пошептала и солью еще один ряд насыпала, а разбирая постель, сунула мне под матрас две плетенки с бусинками и мелкими куриными костями. – Чай пейте, а то стынет.

Чай пах лимонником и мятой, но меня и без того в сон клонило, и мысли были вялые, будто в голове такой же туман.

Уснула я тогда практически сразу, как орчанка ушла, почти что без своих обычных метаний.

Думала, что уснула.

– Если вы боитесь, что вас подозревать станут, так с чего? – по своему оценила орчанка мое молчание, громыхнув кастрюлей. – Какой из вас некромант, когда вы даже светсферу сами зажечь не можете. Лучше шли бы переодеться, а то подол весь в грязище. Только дверь на засов закройте, а то ходят тут всякие…

– Сплетничаете? – раздался у входа низковатый и какой-то урчащий голос пристава.

– Поминаем, – отозвалась я и с сожалением посмотрела в опустевшую чашку.

– Жаль отвлекать от такого увлекательного времяпрепровождения, но там нотариус прибыл и господа из Управления по магическому надзору, – ластящимся дворовым котом затарахтел вампир. У меня даже рука дернулась кровопивца за ухом почесать.

Довольный произведенным эффектом пристав просиял улыбкой из коридорного полумрака, явил себя на свет и подал локоть.

Я вздохнула. Переодеться не успела и на ногах вместо приличной обуви вязаные чуни, которые мне Бальца дала. Да и бездна с ними, можно подумать, они хуже, чем грязь на подоле и выбившиеся из прически локоны.

Пристава я проигнорировала. Лучше проверенная трость, чем случайный локоть.

После протопленной кухни я мгновенно покрылась мурашками и пожалела об оставленном пальто. Новоприбывшие топтались в холле. Присесть там было уже некуда, разве что на ступеньках лестницы. Я пригласила всех в столовую. А куда еще девать такую ораву? Тем более что там, как ни удивительно, стулья еще стояли.

Нотариус нудно читал с листка, а я засмотрелась на некроманта. Случается же в природе такое сочетание красоты и мужественности. Хо-о-олин… Как карамельная тянучка. И воспитанный. Нос не морщил и не кривился при виде моего платья и выглянувшей простецкой обувки. Не то что тот, что с ним был. Форма похожая, только нашивки разные. И выражения на лицах.

“От уксуса куксятся, от горчицы огорчаются”, – пропело у меня в голове забавным девчоночьим голоском.

Этому типу, судя по физиономии, сегодня перепало и того, и другого.

Мне протянули стопочку бумаг для подписи, и я ответственно принялась их изучать. Читала я медленно, потому что приходилось едва не заново всякий раз вспоминать, как бук… знаки речи выглядят, но если начинала проговаривать вслух, дело шло быстрее. Начну бормотать – еще примут за сумасшедшую. Подождут. Их тут не семеро. Хотя, этот хмурый яду на десятерых уже налил. И мне досталось больше прочих, так как он сидел рядом.

“Ели бы сдобу – добрели…”

Представила его с булкой в руке. Нет. С калачом. Тертым. Картинка настолько не вязалась с угрюмым лицом…

– Нашли что-то забавное?

Пусть улыбка слегка с истеринкой, у меня все шансы снискать лавры веселой вдовы. Полный дом мужчин на меня одну: пристав-вампир с помощником, нотариус, некромант и калач. А во дворе еще грузчики с ящерками…