От души

Приступаем к ЭКО. Первый протокол, переносим один эмбрион – неудачно. Делаем гистероскопию и обнаруживаем, как итог предыдущих вмешательств, жуткие синехии – спайки в матке. Лечимся, делаем криоперенос – опять не выходит. И так четыре раза: гистероскопия, перенос – все отрицательные. Эмбрионы закончились. Новый протокол. Всего одна бластоциста, и та не прижилась. И опять в протокол, уже длинный. На выходе четырнадцать ооцитов, получаем гиперстимуляцию, уходим в заморозку. Потом совершаем три подряд криопереноса, и опять ничего не получается. В двух переносах, правда, наступала биохимическая беременность, то есть ХГЧ подрастал, но потом падал, что для нас, конечно же, не являлось утешением.

Опять испортился эндометрий, вновь гистероскопия – и опять синехии, будь они неладны. Криоперенос – и… биохимическая беременность, то есть цифра ХГЧ положительная, но по УЗИ беременности нет…

Уже на пятом переносе начинаю уговаривать Светлану прибегнуть к услугам суррогатной матери. Не хотела она категорически, но тут сдалась. Суррогатную мамочку нашли быстро – помню ее отлично, наглая, хабалистая женщина, полная противоположность милой Светочке. Но, как говорят: с лица воду не пить – главное, что она полностью здорова. И – победителей не судят! – в свежем протоколе всего одна бластоциста, свежий перенос – и УРА! – беременность наступила. Но не все так просто, в шесть недель происходит самопроизвольный выкидыш. Причем сурмама умудрилась еще обвинить биологическую маму в том, что это из-за нее, что та де трубку вовремя не взяла телефонную, когда ей помощь понадобилась. Очень неприятная история. Мне потом Света сказала: «Юлия Юрьевна, я грешным делом даже подумала, может и хорошо, что так случилось. Такой тяжелый человек. Что бы дальше было, даже представить себе не могу…» Мне нечего было сказать ей в ответ, потому что я и сама так думала.

Новый протокол. Вы еще со счета не сбились? Пора бы уже. А вот я не сбилась. В конце расскажу, почему.

Итак, новый протокол, в этот раз по ОМС, поэтому перенесли эмбрион Светлане (по ОМС сурмаме переносить запрещено). Перенесли слабый, потому что уже ни на что не рассчитывали. Так, в принципе, и вышло. Очередной пролет. Два сильных эмбриона заморозили и позже подсадили их новой суррогатной мамочке. Беременность наступила, но испытания не закончились. Ребенок погибает в утробе суррогатной матери, диагноз: плацентарная недостаточность. Потом уже мы узнали, что сурмама курила как паровоз, но тщательно это скрывала.

Еще один протокол, но эмбрионы не выросли. Вообще шок. Уж в чем в чем, а в эмбрионах проблемы никогда не видели. А тут такое! Люди, читающие знаки, подумали бы: все, это конец! Это знак, что надо остановиться и не стучать в закрытую дверь.

Но это не про Свету! Не знаю, где она нашла силы, но через два месяца мы сделали свежий протокол, и – тьфу-тьфу-тьфу – четыре эмбриона. Двух переносим новой сурмаме. Кстати, наконец, повезло: девушку нашли отличную по всем качествам – и медицинским, и человеческим и… На этом история закончилась. Теперь Светлана – счастливая мать хорошенькой, милой, очаровательной доченьки.

Ну а теперь отвечу на вопрос, почему я все так хорошо помню. Конечно, не помню. Таких историй много, к моему большому сожалению. Нет, не поймите неправильно, саму Светлану помню отлично, и судьбу ее тоже, но в общих чертах. Просто ее медицинская карта лежит передо мной – и это одна из самых толстых карточек в моей практике. А принесла ее мне администратор со словами: «Юлия Юрьевна, а помните? Вы Светлане говорили: вот станете мамой, и я вам эту медкарту отдам, и пусть даже это нарушение, сядете вы на берегу реки и начнете ее рвать и в реку бросать!» И я вспомнила!

Так что, Светлана, приходите, мое обещание в силе! И непременно с доченькой!

Весьма поучительная история

Оглядываясь назад, я понимаю, что Альмире суждено было умереть в тот день. И только ангел-хранитель – наш анестезиолог Наиль Нуриевич Гутов – совершив практически невозможное, спас ей жизнь.

Альмира уже давно была пациенткой нашего центра, но не моей, она наблюдалась у Халиды Гусмановны. Родила после первого ЭКО сыночка, пришла за вторым. Доктору не понравился рубец после кесарева сечения, и она отправила ее на гистероскопию – проверить надежность рубца. Все оказалось вполне стандартно, ничего необычного. Да и в тот день ничего не предвещало беды. Обычный наркоз, обычная гистероскопия. Перед операцией стандартные вопросы:

– Не ели? Не пили? Аллергия на лекарства?

– Нет, нет, все в порядке.

Операция прошла без каких-либо особенностей. Ушел оперирующий гинеколог. Операционные медсестры убирают инструменты. И тут у пациентки начинается рвота. И происходит то, чего боятся все анестезиологи в мире: заброс рвотных масс в дыхательные пути и спазм гортани. Альмира перестает дышать.

Сколько человек может не дышать? Минуты две-три. Максимум пять. Потом наступают необратимые изменения в головном мозге и смерть. То есть, время на реанимационные мероприятия весьма ограничено. Меня в операционной не было. Я смотрела потом по видео действия опербригады и восхищалась собранностью, деловой хваткой и быстротой реакции всего персонала. Но главным героем был, конечно, Наиль Нуриевич.

Первые секунды он разжимал Альмире зубы – на фоне случившегося кошмара у нее произошел тризм лицевой мускулатуры, и рот разжать стало невозможно. Но он справился. Попытка интубации не удалась из-за выраженного ларигоспазма. Наиль Нуриевич проводит необходимые манипуляции и одновременно диктует медсестре-анестезиологу, что вколоть в вену. Вторая медсестра подает инструменты. Третья звонит в «скорую помощь» – нужен реанимобиль, вдруг не получится самим откачать. А время-то идет. Лицо пациентки уже посинело. Интубировать невозможно. Представляете себе весь ужас обстановки – совершенно здоровая молодая женщина практически умирает на ваших глазах.

Наиль Нуриевич принимает решение наложить трахеостому, то есть сделать разрез на шее и через трахею подать кислород. Еще минута, а наложил он ее практически мгновенно, и Альмира спасена! Минут через пятнадцать приехал реанимобиль, в принципе уже и не нужный. Добрались они реально быстро, но если бы не трахеостома, то все равно бесповоротно поздно.

Наиль Нуриевич решает все-таки перевезти Альмиру на реанимобиле в многопрофильную больницу, так как нужно провести бронхоскопию – проверить, не попали ли рвотные массы в бронхи, и убрать их, если вдруг все-таки попали. Спасибо коллегам, сразу приняли, все сделали в лучшем виде. Кстати, в бронхи, слава богу, ничего не попало. Позвонили мне потом:

– Ну, скажи спасибо своему анестезиологу. Если б не его действия – потеряли пациентку. А тетка твоя поела перед операцией, сама призналась, как проснулась. Говорить не может пока, кивает…

Мой старший сын в тот период проходил ординатуру по анестезиологии-реаниматологии и рассказал мне, как восхищались нашим Наилем Нуриевичем коллеги.

– Мам, ты пойми! Ведь сейчас анестезиологи не умеют накладывать трахеостому. Нас этому даже не учат. Такое только хирурги делают.

Представляете профессионализм Наиля Нуриевича! Герой! А какой скромный! После случившегося он попросил нас вновь запретить пациентам пить воду за два часа до наркоза, а есть (даже йогурт, даже питьевой, потому что он – не вода, он – еда!) за шесть часов всегда было запрещено. Я еще с ним спорила:

– Наиль Нуриевич, ну как же так? Ваша анестезиологическая ассоциация сама решила, что за два часа до наркоза пить воду можно.

– Юлия Юрьевна, от жажды за шесть часов никто еще не умер, а от осложнений при наркозе может.

Я с ним согласилась, и вы, мои дорогие, не обижайтесь на анестезиологов, если они, услышав, что вы попили или, не дай бог, поели, снимают вас с операционного стола. Может быть, этим они спасают вашу жизнь. И еще – что очень важно! – не скрывайте, если умудрились нарушить условия подготовки к наркозу. Просто иногда случается, что пациенты клянутся, что вот ни-ни, а потом рвота. После спрашиваем пациентку: