Нежеланный ребенок мажора

– Что с тобой, девочка? Боже мой, у тебя лицо опухло! – возмущается она, грозно глянув на сестру. – Эляна, ты что, и над родными издеваешься, не только над моим сыном?

Я бы под таким орлиным взором сникла и уползла в нору, но сестре всё нипочем. Подбоченившись, она вскидывает подбородок и дерзко встречает нападку свекрови.

– Я забочусь о Варе! Никто кроме меня этого не делает в этом доме! Ее тут едва замечают, а некоторые, наподобие вашего хамовитого внука, и вовсе обижают ее!

Дергаюсь. Зачем она говорит про Тимофея?

Я на него даже не жаловалась.

– Как? Тимоша обижает Варю? – приходит в ужас бабуленция и наполняется гневом. – Я сейчас дам этому шельмецу!

– Дайте-дайте, – потирает руки Эляна, с удовлетворением смеясь, а я бегу наперерез Нонне Аркадьевне, складываю руки в мольбе.

– Не надо никого ругать, я не имею никаких претензий к Тимофею, он не обязан быть со мной вежливым, всё нормально…

– Он должен быть вежливым, – она останавливается в дверях и, смерив меня изучающим взглядом, движется в сторону комнаты своего внука.

Истинная королева.

Гляжу ей вслед, нервно сминая пальцы.

Что натворила Эляна?

***

– Пожалуйста, останови ее, – кидаюсь к ней.

– А может, еще предложишь остановить боинг на полном ходу? – сестра довольно улыбается и наблюдает за представлением, стоя вместе со мной в коридоре возле моей комнаты.

Тимофей открывает дверь бабушке, его комната расположена в конце коридора. Боже! Вижу его и тут же прикрываю глаза. Чтобы немедленно открыть их снова.

– Тимофей! – кричит Нонна, и я бы на ее месте тоже вопила.

Из одежды на Тимофее лишь длинное белое полотенце, обернутое вокруг бедер. Голый рельефный торс блестит от капелек воды. Волосы взъерошенные. Он явно только вышел из душа.

Стою и пялюсь на четкие кубики пресса и косые мышцы, уходящие к краю полотенца. Не дышу. Воздух не поступает в легкие. Надо заставить себя дышать и отвернуться. Но я столбенею, когда моя мечта стоит передо мной. Но я для него пустое место. Тимофей на меня даже не смотрит.

– Бабуль, – улыбается он Нонне, опираясь на дверной косяк.

И когда он это делает, его мышцы играют под кожей и напрягаются. Почему-то это зрелище заставляет меня почувствовать резкую жажду. Тимофей ужасный. Гадкий. Но не признать тот факт, что он чертовски хорош, я не могу.

– Тебе не стыдно, Тимофей?! – пытается поучать внука Нонна. – И почему ты до сих пор не одет?

– Времени вагон, я скоро, бабуль, и нет, мне не стыдно. Стыдно, у кого видно, – смеется он, вероятно думая, что потрясно шутит.

Даже бабушка ему не указ, вот ведь бесстыжий.

– Не хочу даже слушать, что там у тебя видно! Скорее одевайся, ждем тебя внизу.

– Зато эти вон хотят, смотри, как вылупились, – поворачивает он голову в нашу сторону, и я просто со стыда сгораю.

Сестра, стоящая рядом, как-то странно дышит. Бросаю на нее взгляд, она же не отрывает свой от Тимофея. Я бы сказала, что это неприлично, если бы сама только что не пялилась на него как на божество.

Вот действительно, зачем мы тут стоим? Позорище!

– Ведешь себя как мальчишка! За уши бы тебя оттаскать, так ведь не достану, вымахал вон! – кипятится бабуля, вызывая очаровательную улыбку на лице внука. Он мгновенно меняется, улыбаясь ей по-доброму, с видом плюшевого медведя, на которого невозможно злиться.

– Разве я плохо себя веду, ба?

– Не прикидывайся. Говорят, ты Варечку обижаешь.

– Кто это говорит? – снова резкая метаморфоза и жесткий взгляд на меня. – Она сама? Или моя мамочка? Они сами знают, что нужно сделать, чтобы я был милым. Освободить территорию от своего присутствия.

Тон Тимофея настолько холоден, что даже бабушка не находит что сказать. И пока она тушуется, внук закрывает дверь прямо перед ее носом.

Тут же юркаю мимо сестры в комнату за сумочкой, а потом мы все вместе спускаемся вниз, чтобы дождаться Павла Петровича и Тимофея.

Мы едем на прием все вместе, а потом Тимофей просто-напросто сливается, хотя ему и велено караулить меня. Зачем-то ему постоянно поручают следить за мной, словно я маленький ребенок. То ли муж сестры не понимает, что мне двадцать, то ли он считает, что несет за меня ответственность.

А я и рада, что рядом нет Тимофея. Не хочу я, чтобы он за мной следил. Каждый раз, когда он рядом, кажется, что он мне глубже вгоняет нож в сердце. Тот самый, что вонзил ночью, когда мы переспали.

Воспоминания обрывками проносятся в груди и причиняют боль.

Он меня не узнал.

Подумал, что спал с какой-то случайной девушкой. Одноразовое удовольствие. Даже не понял, что был первым. Что я добровольно отдала ему самое дорогое, подумав, что он в полном сознании и понимает, кто перед ним.

Всё это было не так, он просто напился и не узнал меня. Ни за что не признаюсь, что была с ним и ношу его ребенка.

Глава 4

Варя

На приеме я откровенно скучала. Тимофей пробовал все коктейли подряд. Муж сестры налаживал деловые контакты. Эляна ходила за ним хвостиком. Бабуля так и вовсе куда-то пропала. Вероника пребывала в скверном настроении.

Еще бы, ведь здесь ей велено подыскать жениха по вкусу своего отца. Да уж, не завидую я ей.

– О, жалобщица, – слышу протяжный голос Тимофея, а через секунду он сам материализовывается передо мной. – Ну что же прячешься, если так хотела моего внимания?

По голосу понимаю, что Тимофей нетрезв, да и видела, сколько коктейлей он выпил. Меня захлестывают волнение и страх.

И самое ужасное, что я толком не могу ему ответить: рот болит, да и боюсь начать шепелявить. Если закрою глаза, он исчезнет?

Но Тимофей, конечно же, не исчезает, это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Стоит передо мной и шатается, скользя взглядом по моему сиреневому платью.

Мне кажется, что мне этот цвет не идет, бледной делает, но стилисту и моей сестре виднее. Спорить я не стала, собственно, мне было всё равно, в чем идти. Смотрю в замутненные глаза Тимофея и думаю, вспомнит ли он завтра об этом разговоре.

– Я не хотела твоего внимания, – вкладывая все силы в эту фразу, отвечаю.

Плевать на боль, я хочу доказать свою правоту.

– И поэтому выпросила комнату на моем этаже и уговорила возить тебя в университет, – едко упрекает он.

– Я ничего не просила!

Стараюсь не попадаться на глаза, да и не возил он меня, хоть, кажется, его отец думает иначе. Что-то такое говорил водитель, который вместо Тимофея обеспечивал мои поездки на учебу и с учебы.

– Конечно, ты не признаешься, Варва-а-ра, – издевательски тянет он мое имя. – Сестра уже научила своим приемчикам?

– Что? – Я совсем не понимаю этого парня. Вроде пьян, но, когда говорит мне свои злые слова, в его глазах так много ясности и презрения.

– Вот как раз один из них. Прикинуться наивной, ничего не понимающей овечкой. На жалость давить.

Глупо доказывать ему что-то, и я, вцепившись в сумочку, закусываю губу и смотрю в пол. Пусть интерпретирует сам мое молчание! Он на это горазд, моя помощь в этом не требуется.

Ненавижу, когда не могу влиять на мнение других обо мне. Разве я не показываю, что правильная и добрая? Что не действую с умыслом?

– Ты как-то изменилась, – слышу голос Тимофея ближе и вынуждена вскинуть голову.

Он рядом.

Всматривается в мое лицо, изучает прическу. Дотошный взгляд заставляет вспыхнуть. Я не привыкла, чтобы парни на меня смотрели, а тем более тот, от кого мое сердце заходится в тахикардии.

– Не знаю, может быть, – решаю ответить неопределенно. Что я еще могу сказать? Что сестра меня чуть в куклу не превратила? И я бы ей позволила.

– Лицо опухшее. Ботокс, что ли, вколола? Тебе не говорили, что это вредно в твоем возрасте? Я думал, ты умная.

Понятно. Вместо комплимента новой прическе и красивому макияжу очередное оскорбление, завуалированное под заботу.

– Умная бы не стала разговаривать с пьяным, – смелею, подстегнутая его бесконечными оскорблениями.