Страница 2 из 13
– А теперь повторяй за мной: как рассыпаетесь вы в пепел, так и для меня, Евгении, мир будет чист и светел.
Во рту у Женьки пересохло от волнения, жаба сдавила горло. Заплетающимся языком она прошептала:
– Как рассыпаетесь вы в пепел, так и для меня, Евгении, мир будет чист и светел.
При этих словах карга зажгла свечу:
– А теперь уходи и не оглядывайся! Оглянешься – зло за тобой увяжется!
На дрожащих ногах Женька доковыляла до порога. В этот момент за спиной что-то зашипело и вспыхнуло. Она втянула голову в плечи и крепко зажмурилась, изо всех сил стараясь не оглянуться. Но в комнате уже наступила полная темнота…
* * *
Вечеринка была в самом разгаре: родители Егора уехали на дачу, и молодёжь оттягивалась по полной.
Женька ликовала: всё идёт, как надо. Сашка с мужем уехала на выходные в Усть-Качку. Обряд она провела в точности, как наказывала ведьма, вот, правда, с пеплом пришлось повозиться – никак не хотел растворяться, уж она трясла-трясла бутылку; но ничего – осел на дно. Накрыла лёгкий стол: то самое красное вино, фрукты, ароматические свечи. Постельное бельё Сашка тоже дала самое лучшее – шёлковое, цвета шоколада! И Егор, вроде, весь вечер поглядывает на неё по-особому.
Фу, как душно! Народу – толпа, все топчутся в обнимку, вроде как танцуют. Может, выпить слегка для тонуса. Только смешивать не стоит: вечером они будут пить красное, значит, и сейчас можно бокальчик. Женька огляделась по сторонам:
– Ребят, а можно красненького? – из-за спин и плеч кто-то протянул ей бокал вина.
Глава 2
– Ой, как башка трещит! – Женька с трудом перевернулась на бок и мгновенно натянула одеяло до самых глаз: – Пашка?!?!? – её затрясло от страшного предположения. – А ты чего тут делаешь?
– Дак как же, Женечка! Разве ты не помнишь? Ты вчера немного лишку выпила, и тебе нехорошо стало. Ну, Егорка и разорался: твоя подружка, вот и девай её, куда хочешь – у меня родители утром приедут. Я тебя и отвёз к Сашке. Приехали, а тут вино, свечи, ну, и всё остальное…
– Остальное?.. – Женька в гневе дёрнулась, но тут же со стоном рухнула обратно в подушки.
–Женечка, если у тебя голова болит, тут винца немного осталось. На донышке, но тебе хватит, чтоб поправиться…
* * *
О том, что беременна, Женя узнала, когда аборт делать было уже поздно – ребёночек зашевелился. Иногда такое случается даже с медичками.
Роняя тапки, кинулась к ведьме.
– Что, с подарком пришла? Вижу-вижу! – карга была настроена благодушно.
– Да что Вы видите?! Какие, блин, подарки?! – потеряв всякий страх, в отчаянии визжала Женька. – Ребёнок не от того! Что теперь делать-то?
– Знаешь, что я тебе скажу, милая, – разом громыхнуло изо всех динамиков так, что Женька скрючилась на стуле, закрыв уши ладонями. – Ты мне тут не ори: сама себе судьбу выбрала! Видать, там, – ведьма скосила глаза и большим пальцем ткнула себе куда-то за спину, – лучше знают, что для тебя хорошо!…
* * *
Расписали Евгению с Павлом быстро и без помпы…
* * *
– Ну, что, дружок, вижу – не забыл про старушку – с подарком пришёл!
– Да что Вы, как забудешь… Да я Вам по гроб жизни … – Паша смущённо переминался с ноги на ногу, тиская в руках пакет с коробкой конфет, баночкой красной икры и бутылкой шампанского…
* * *
– Ну, что, Эммочка?! Хорошо поработали – хорошо отдохнём. Доставай Ильча, а я пока стол накрою, – ведьма, в миру Розалия Марковна Заславская, бывший врач районной поликлиники, а ныне пенсионерка, начала доставать из кухонного шкафчика посуду и приборы:
– Гляди-ка, валенок валенком, а понимает, что шампанское следует закусывать икрой.
Её сестра Эмма, тоже одинокая пенсионерка, притащила из комнаты банку с головой и безо всякого отвращения водрузила в центр кухонного стола:
– До чего же он всё-таки на Ленина похож! – она умилённо сложила ладошки перед грудью.
– Ещё бы не похож, – воскликнула Розалия Марковна, – Борюсик же с фотографии делал. Да ведь он это, вроде, при тебе говорил…– она потёрла лоб, –…кстати, надо позвонить племяннику: пусть заедет, проведает тёток. Заодно и динамики проверит – что-то они хрипеть, вроде, стали. И магний вот уж какой раз обещает привезти.
– Ой, опять начнёт занудничать, – Эмма махнула рукой и заговорила басом, передразнивая племянника Боречку:
– Доиграетесь вы, тётушки, со своей магией…
– А, пусть поговорит. От толчёного мела ещё никто не помирал: я ж, хоть и бывший, но всё-таки врач. Nolite nocere – не навреди! Ну, всё готово – садимся!
Дамы чинно уселись за кухонный стол и разлили шампанское:
– Ну, что, кормилец вы наш! За вас, Владимир Ильич! – края хрустальных фужеров легко коснулись стенок банки, издав мелодичный звон.
– Парнишка этот, Павлик – до чего приятный мальчик, – умилялась Эмма Марковна.
– Мальчик-то, может, и приятный, вот только ничего хорошего его не ждёт: своими руками судьбу себе выбрал, а этой щучке палец в рот не клади: по локоть руку оттяпает! Слыхала, как она верещала? Ей не парень нужен, а квартира в Перми да денег полный карман. Изъест она его, источит, как ржавчина…
– Роза! – Эмма Марковна с укоризной глянула на сестру. – Так если ты всё знала, что ж не остановила его, не отговорила?
– Ну, во-первых, инстинкт половой не заменишь головой, а, во-вторых, откуда ж я знала, кого он привораживать-то собрался! Поняла-то уж тогда, когда эта…– Розалия Марковна скривилась, – …со скандалом прибежала. Выходит: за что парень боролся, на то и напоролся… Ну, да у каждого – своя судьба! Попомни мои слова: не будет у них жизни! Давай выпьем ещё – за Пашино здоровье… – сёстры чокнулись и отхлебнули по глоточку.
– Нет, ну а эта-то – красота писаная, – захихикала Эммочка, которой шампанское уже ударило в голову, – пошла за шерстью, а вернулась стриженая.
– Точно! – поддержала сестру Розалия Марковна. – Ставила капкан на бобра, а попался ёж – из него воротника не сошьёшь!
– Недаром говорят: не рой другому яму!..
– В самую точку! Кстати, а ты никогда не замечала, как сильно обижаются люди, упавшие в яму, которую вырыли сами?
− Это ты сама придумала? − восхитилась Эммочка.
− По радио услышала, − отмахнулась Розалия Марковна.
* *
Женьке кое-как удалось закончить колледж – хорошо, преподаватели проявляли единодушное сочувствие к беременной выпускнице.
Больница, тяжёлые роды, а потом – послеродовая депрессия. Не хотелось ничего! Пашка со своим благородством конкретно бесил: утром, до работы, бегал на молочную кухню, вечером стирал пелёнки, гладил, готовил еду – ей назавтра. По выходным делал уборку и гонял на оптушку за продуктами.
Ну, хоть бы раз повёл себя, как мужик: стукнул по столу, хлопнул дверью! Не-е-ет! Только: Женя-Женечка-Женёчек! Ох, как она его ненавидела: каждый вечер ждала, что вот сегодня он, наконец, не вернётся – пропадёт без вести. Ведь другие же пропадают…
Как же её достала жизнь с ненавистным мужем на съёмной квартире и вечное безденежье: только на оплату жилья уходило не меньше десятки.
Когда стало совсем невыносимо – вернулись домой, в Прикамск. Всё ж экономия: не надо платить за съёмное жильё. У Пашкиных родителей – свой дом. Всё полегче!
Но и дома жизни не получилось. Пашкина мать только раз глянула на внука:
– Не наша порода! Пашка у меня богатырём родился. Кудри – как у маленького Ленина – из кольца в кольцо. Глаза – васильки. А этот: задохлик, три волосины на лысине, да и лицом – чисто Женька. А имечко-то придумали: Максик. У соседки так собачку кличут!
Помощи от свекровки тоже не дождёшься: есть захочешь – кухня знаешь где.
Одна радость: стиральная машинка имеется, не надо над тазом горбатиться.
Потому и решила Женька устроиться на работу – хоть на какое-то время отдохнуть от этого бедлама.
Бывшая одноклассница Катерина надоумила: во дворе Женькиного дома, где по-прежнему жила её мать и где она сама, кстати, до сих пор была прописана – детский сад. У Катькиной знакомой туда ребёнок ходит. Так вот, в этом детском саду медсестра – уже года три, как на пенсии, но до сих пор работает.