Я тебя (не) боюсь

– Вдовец? – Я пальцем рисую на холодном стекле.

– Элечка, не паясничай. В разводе он. Все с его женой в порядке. С новым мужем где-то в Европе живет. Ребеночек у них.

– А я вот не верю теперь ничему. Где гарантия, что эта анкета не липовая?

– Валентин Борисович не нанял бы первого встречного. Самира ему проверенное агентство подыскало.

Пальцы соскальзывают вниз, оставляя за собой запотевшие дорожки. Я лбом прижимаюсь к стеклу и шмыгаю носом.

– Ты разве не видишь, он пытается втянуть меня в свой бизнес? Сначала игнор, потом психотерапевт, теперь работа под чутким контролем и защитой телохранителя. Его не интересует, чего хочу я.

– Он не может дать тебе то, что хочешь ты, Элечка. – Няня тихонько подкрадывается ко мне и теплой ладошкой гладит по плечу. – Прежней жизни уже не будет. Но Валентин Борисович в силах научить тебя жить дальше. Он старается только ради тебя. Ты же его принцесса. Тебе надо развеяться, отвлечься. Универ, шопинг, ресторан, театр, салон красоты. Работа, о которой Валентин Борисович попросил. Вернись к своим картинам, в конце концов! Ты за полгода ни разу кисть в руки не взяла. Все полотна в студии запылились. А Никита? – вкрадчиво мурчит она.

Боже, Никита! Сколько оставленных без ответа сообщений и непринятых звонков! Я хотела, чтобы он забыл меня. Чтобы возненавидел и переключился на другую. Надеюсь, получилось, учитывая, что уже месяц, как от него ни слова. Он хороший парень. Нечего ему делать рядом со мной и врагами моего отца. Я опасна для него. Мы – опасны.

– Хорошо, – вздыхаю тяжко. – Постараюсь взять себя в руки. Выбора у меня нет.

– Все будет хорошо, Элечка, – улыбается няня.

– Да, – киваю. – Обязательно будет. Рано или поздно.

Глава 2

Привлекательная стройная шатенка со взглядом кошки. Модельная и художественная школы привили мне отменный вкус и чувство стиля. Я знала себе цену, умела себя красиво и уместно подать. Стерва на светских тусовках, ангел во плоти на благотворительных мероприятиях. Я лицемерила. Только сейчас, запертая в четырех стенах, это понимаю.

Целый архив фотографий с универа, вечеринок, банкетов, фотоссесий. Я была звездой и заводилой. Парни сохли и флиртовали, девчонки завидовали и ревновали. А сегодня я блеклая тень той прошлой Эллы Ярославцевой.

Раньше обо мне шушукались, не веря, что нос аккуратный от природы, а не благодаря ринопластике, что пухлость губ не результат силикона, а белоснежные зубы – родные, а не виниры под цвет унитаза. Теперь обо мне либо шушукаются с жалостью, либо забыли.

Я ненавижу свое отражение. Почти не смотрю в зеркало, потому что вижу в нем потерявшую смысл в жизни трусиху, слабачку, неудачницу.

Быстро чищу зубы, собираю волосы в хвост, надеваю джинсы и свитер и спускаюсь к завтраку. Прием пищи для меня – автоматическая заправка бака. Ем, чтобы прожить еще один день. В ужасе. В мучениях. В терзаниях.

– Тебе обязательно нужно ехать? – спрашиваю у отца, ковыряясь в тарелке. – Новый год на носу.

– Это свадьба единственного сына моего друга, Элечка. В свое время он мне порядочно помог. Отклонить приглашение будет грубо с моей стороны. До нового года я вернусь, – улыбается он, слабо ободряя меня заботливым тоном.

Отцу шестьдесят шесть, но он до сих пор хорош собой: статен, подтянут, выглядит моложе возраста. Я очень похожа на него. Всегда этим гордилась и обижалась, если кто-то видел у меня сходство с мамой.

– Пап, а Богдан не может заняться делами? – осторожно уточняю, пока у него приподнятое настроение.

Богдан – мой брат, папин сын от первого брака, – намного старше меня. Папе едва исполнилось восемнадцать, когда он впервые стал отцом. Брак молодых был недолгим, но он никогда не пренебрегал Богданом. Помогал деньгами, участвовал в его воспитании, оплатил учебу заграницей, женил его, помог раскрутить бизнес. Богдан благодарный сын и брат. Наизнанку вывернется, если его о чем-то попросить. Каждый день звонит узнать, как у меня дела. Часто навещает. В отличие от Руслана.

Мой племянничек старше меня на целых восемь лет, потому что Богдан, пойдя по папиным стопам, тоже заделал первенца еще до армии. До свадьбы с той девицей дело так и не дошло, а родившегося малыша она без зазрения совести повесила на Богдана. Чтобы не портить ему жизнь и молодость, отец взвалил воспитание внука на свои плечи. Кстати, моя мама, если верить слухам, не выдержала именно этого – его любви к Руслану. Была свято уверена, что нет у отца ко мне такого же обожания, как к сыну и внуку. Однако это не помешало ей бросить меня и уехать в Испанию со своим молодым любовником.

Сейчас Руслан живет отдельно. Учится самостоятельности. Пора бы уже. В тридцать-то лет!

Отец долго и упорно смотрит на меня, не говоря ни слова. Все понятно: это Богдан посоветовал ему привлечь меня к делам. Он давно возмущается, что я ничем не занимаюсь, никуда не хожу и становлюсь похожа на сморщенный овощ.

– Валентин Борисович, ваш телохранитель пришел, – докладывает горничная. Та еще вертихвостка. Все перед Русланом стелилась, а сейчас страдает, что съехал от нас.

– Не мой, – поправляет ее отец. – Эллы. Скажи Самиру, что ему не нужно позволение для входа в комнаты моего дома. Для него здесь все двери открыты. Он уполномочен быть членом моей семьи и хозяином этих стен в мое отсутствие. Главное – защита и сопровождение Эллы. – Он откладывает приборы, салфеткой вытирает уголки губ и встает. – Ну все, Элечка, мне пора. Водитель уже ждет. Не хочу опоздать на самолет. Будь хорошей девочкой. Я на связи.

Я встаю на непослушные ноги, едва сдерживая слезы. Обидно. Как он может мчаться на какую-то свадьбу, бросив меня одну?!

– И да, пока не забыл, Самир поживет здесь до моего возвращения. Пусть сам выберет себе комнату. Ты же проведешь ему экскурсию по дому? – Он целует меня в лоб и быстро отстраняется. А мне хочется к нему на колени, прижаться, вдохнуть родной терпкий запах, поплакать. Стать маленькой девочкой – его принцессой. – Лейла прогонит тебя по делам. – Отец сосредоточенно смотрит на наручные часы, а в следующее мгновение в его руках пиджак и кейс. – Я позвоню, как прилечу в Махачкалу.

Будто от этого мне станет легче.

До машины отца не провожаю. Не хочу выглядеть жалкой в его глазах. Он не останется, это ясно. Своими слезами только испорчу ему настроение в поездке. Пусть отдохнет, развеется на празднике.

Из окна фойе смотрю, как уезжает со двора машина. Без отца становится холодно, неуютно. Страх, который вот уже полгода мелкими коготками скребет по моим венам, обретает вес, задавливая меня. Все кажется враждебным: двор, охрана, прислуга, стены дома, даже воздух. Ледяной. Тяжелый. Отравляющий.

Ворота закрываются, и мое подсознание воспроизводит скрип заржавевших петель подвальной двери. Этот звук до сих пор преследует меня, напоминая, насколько близки свобода и неволя, сказка и ад, жизнь и смерть.

Выдохнув, разворачиваюсь с единственной целью – уйти в свою комнату, запереться и притвориться больной и немощной. Тогда Богдану придется самому заняться делами отца. Не заставит же он недомогающую сестру работать!

Стена. Мощная и непробиваемая. Именно ее представляет собой мой телохранитель. Я натыкаюсь на него, не ступив и шага. Он будто из ниоткуда вырастает передо мной и, не дав сообразить, как давно стоит за моей спиной, нависает сверху, сверля ярко-синими глазищами.

Я ощущаю его запах – бодрящий, сильный, горьковатый, с энергией его несокрушимости.

Мой взгляд скользит по его широкому лицу, опускается на яремную впадину, под которой вьется густой черный волос. Этот зверь безусловно выточен из камня. Его громадность впечатляет, пугает, завораживает. Потрясение, от которого захватывает дух и во рту становится сухо. Я пытаюсь сглотнуть, но тщетно. Все мышцы парализованы.

Сколько ему лет? Тридцать пять? Сорок? Навскидку и не скажешь. В глазах годы, на лице ни морщинки. Будоражащий мужчина. Обволакивает меня струящимся гипнозом. Горячим, как кипяток. Волнует своей кричащей смесью покоя и опасности. От него хочется бежать, за него хочется спрятаться.