Страница 90 из 101
Андрей обратил внимание, что в этом разговоре принимают участие только мужчины. Женщины молчали, ждали, что они решат. Вспомнился недавний разговор с Женей про экстремальные ситуации. Все верно: мужики решают, а настоящие женщины не суются под руку со своими советами и мнениями. И не скулят, не пищат. Молча доверяют — их мужчины найдут выход. Даже девчонки затихли. Даже Алешка помалкивал.
Адмирал не стал ни с кем спорить. Когда предстоит трудное дело, их Адмирал не тратит сил по пустякам. Значит, это дело Адмирал считал трудным. Он потуже затянул завязки у капюшона и зашагал прямо по лужам в деревню. Андрей подумал, что, хотя под кустами ивы тоже мокро, Адмиралу, наверное, было очень неприятно выйти под открытое небо — дождь лупил с бешеной силой. В таких мелочах тоже проявляется мужской характер.
Все остальные сидели на берегу и смотрели на реку. Глаза почему-то при любой возможности упираются в воду. Или в огонь. Стихия привлекает, притягивает взгляд. Капли вбивались в воду, как длинные гвозди. В промокшей штормовке лучше было не шевелиться, казалось, что так меньше воды льет за шиворот. Наверное, не только Андрею так казалось — все сидели не двигаясь. Даже не разговаривали. Им ничего не оставалось делать — они ждали.
И вот на дороге показался Адмирал. Он широко шагал, размахивал руками. Вид был победный.
— Покрепче привяжите байдарки, — сказал Адмирал, — берите только рюкзаки с одеждой. Остальное мы потом принесем. Палатки не нужны.
Все четко, ясно, обнадеживающе. Стало вроде теплее, хотя вода лилась по плечам, по локтям, по бокам.
Адмирал договорился, что они переночуют в пустом интернате. Прекрасно. Ночью у них будет крыша над головой. Сейчас они отводят туда женщин и детей, относят одежду, чтобы не мокла. Потом мужчины вернутся за продуктами.
— Сейчас не брать ничего тяжелого, — сказал Адмирал, — чтобы быстрее добраться до места.
Быстро привязали лодки к кустам — теперь не сорвет их ни ветром, ни течением. Поглубже убрали палатки, чтобы не промокли. Андрей повесил на себя свой и Юлин рюкзак. Два рюкзака — не очень легко. Особенно если рюкзаки мокрые, а ноги скользят по раскисшей глине. Они шли по селу, Андрею казалось, что из окон на них смотрят сочувственно. А может быть, насмешливо. Психи какие-то, скитаются под ливнем, не сидится им дома…
Андрею было жалко себя. Такое настроение у него случается хоть один раз за поход, обычно в дождливую погоду. Нормальное настроение, в меру плохое. Надо только уметь его скрыть. Андрей умеет.
Адмирал привел их в интернат. Белый оштукатуренный дом, нормальная крыша. Большая спальня, кровати. Что может быть лучше? Андрей сбросил у порога мокрые рюкзаки, чтобы не наследить. Пол был крашеный, очень чистый.
Юля стояла рядом, похожая на мокрого цыпленка.
— Отдохни, — сказала она Андрею, но и Женю поискала глазами. Бедный Женя, измок-то как сильно!
— После отдохну, — сурово ответил Андрей. От Юлькиного заботливого голоса он сразу почувствовал себя сильным и мужественным. Он должен закончить дело, трудное конечно, — а как же? Но это дело он, как и все, должен сделать. А потом — отдыхать.
Все рюкзаки лежали у порога. Теперь женское дело разобрать вещи, приготовить сухие, чтобы, вернувшись, мужчины могли сразу переодеться. Женщины во все века обеспечивают уют и тепло.
— Бр-р… — сказал Адмирал и вышел на крыльцо. Остальные — за ним. Капитан, Профессор, Андрей, Женька. Только Дима остановился под крышей, достал сигареты.
— Ты что? — спросил Женя.
— Догоню, покурю только, — ответил Дима.
Они пришли к байдаркам. Быстро темнело. Взвалили на плечи мешки с продуктами. Медленно пошли по глинистой дороге в гору. Дима так и не появился.
— Дать бы ему в рог, — сказал Женя Андрею. Он не назвал Диму, но было понятно, о ком он говорит.
— Нельзя, — с сожалением отозвался Андрей. — В рог дашь одному, а настроение испорчено у всех.
— А толково Матрос рассуждает, — произнес голос Профессора. Ребята не заметили в сумраке, как он оказался рядом.
Из-под опущенного капюшона голос Профессора звучал гулко, как из трубы.
Капитан взвалил на себя больше всех и теперь шел пошатываясь.
— Дай один мешок, — протянул к нему руку Профессор.
— Мне легко, — отвел руку Капитан.
Андрей еще надеялся, что Дима встретится им хотя бы на половине дороги. Нет, не встретился.
— А давайте один мешок вот здесь оставим, — предложил Андрей, — и пришлем его сюда. Пойдет как миленький.
— А что? — сказал Женя. — Это было бы справедливо.
— Кому тяжело, давайте. Я готов догрузиться, — отозвался Адмирал. — Рюкзак попался легкий.
— Не проявляй картофельное благородство, — сказал сердито Профессор.
— Что такое картофельное благородство? — спросил Женя.
— Спроси за ужином — расскажу. Сейчас у меня для этого неподходящие условия, — серьезно ответил Профессор.
И все рассмеялись, потому что в целом все между ними было хорошо и правильно. А тогда отдельно взятые инциденты, вроде Диминого дезертирства, уже не имеют такого большого значения.
Мешок с крупой взяли Андрей с Женей. Подняли его за скользкие клеенчатые уши и потащили. Ничего страшного. Только мокрые уши все время норовили выскользнуть из мокрых ладоней. А зато в таком мешке, сшитом из детской клеенки, крупа в любую погоду остается сухой. Юля и Вика шили такие мешки на машинке еще весной, делали двойные швы, теперь мешки совершенно надежны.
В окне интерната горел свет. Как тепло светится в дожде и во мраке окно, где ждут уставшего человека! Не зря и в песнях поется про такое окно. Символ, ничего не скажешь.
Они переоделись в сухое. Какое все было теплое, мягкое… Они поели. На плите кипел чай.
— Я уже отвыкла от таких удобств, — сказала Жадюга, подливая чай Профессору. — Кухня, плита, никакого тебе дыма.
Женя выдул третью кружку чая, он пил его вприкуску, смотреть на его румяные щеки было приятно.
— Красный ты, Женя, как после лыжной прогулки, — сказал Андрей.
— На себя посмотри, — сказала Юля и смутилась. Она стала кашлять — поперхнулась сахаром. Потому что с сегодняшнего дня тоже пила чай вприкуску.
— Что такое картофельное благородство? — спросил Женя, чтобы сменить тему.
— А что? Теперь расскажу. — Профессор сидел, уютно завернув спину в одеяло. — Теперь мне удобно. Слушай. Это было давно. Жадюга, когда это было?
— Лет двадцать назад. — Жадюга мыла в кухне посуду — она сегодня дежурила. Но она тоже слышала Профессора.
— Двадцать лет назад. А то и двадцать два. Мы все были очень молоды и красивы, правда, Марина?
— Я — да, а ты — не знаю.
— Я так и думал. Мы тогда ходили в пешие походы, байдарок у нас еще не было. Но походы были далекие, сил много. И все, что сейчас мы грузим в лодки, мы тогда грузили на себя. Рюкзаки — можете себе представить. И вот однажды после завтрака осталась вареная картошка. Что с ней делать? Ясно — кто-то должен положить ее в свой рюкзак. Дежурила в тот день Жадюга. Она собралась взять картошку себе, она благородна, наша Жадюга.
— За что и носит свое красивое прозвище, — вставил Капитан и тут же получил полотенцем по затылку. Жадюга стояла рядом с ним и внимательно слушала Профессора, поглядывая на Андрея и Женю. Ей было приятно слушать эту старую историю, приятно, что ее слушают ребята. Приятно, что все сыты, отогреты. На Диму она не смотрела, как будто его здесь не было. И остальные тоже не замечали его.
Когда вернулись с мешками, он пробормотал что-то вроде «ногу растянул», и Профессор ответил: «Ничего, срастется». Все. Больше никто о Диме не говорил. Он сидел тут, ел кашу, грелся вместе со всеми. Но был он отдельно.
— Рассказывайте дальше. — Женя подсел поближе к Профессору.
— Ну слушайте. Жадюга хватает котелок с картошкой: «Я понесу!» Мужчины, естественно, ей не позволили: как же, женщине, хрупкой, нежной, изящной, лишняя тяжесть… И стали спорить: Адмирал сказал: «Я понесу картошку». Капитан свое: «Я понесу. У тебя, Адмирал, рюкзак всех тяжелее». Я, конечно, тоже великодушен: «Давайте картошку мне». А Павел, великий рыболов и лучший в мире рыцарь, твердит свое: «Я понесу». Так мы бубним, утро проходит. И вдруг остановились и расхохотались. Лежат на траве всего три картофелины. Вот так бывает — спорили, доказывали, а чего? С тех пор есть у нас такое выражение — картофельное благородство.