Страница 83 из 101
Серая вода, зеленая трава. И ромашки качаются, ныряют в траву и выныривают.
— Не оставляйте байдарки у воды, — предупреждает дядя Павел. Он скрывает радость, он солиден, взрослый человек, глава семьи. Тон у него самый бытовой. Как будто Белое море бывает в его жизни каждый день. — Здесь, на Белом море, сильный прилив. Я читал.
— А то мы приливов не видели, — ответил Профессор, тоже очень обыкновенным тоном. Подумаешь, приливы. Подумаешь, Белое море. Ну, море, ну, Белое.
И Адмирал тоже добавил, снимая торжественность минуты:
— Вон на берегу ромашки растут. Значит, не доходит до них море.
Дядя Павел ответил:
— Ромашки любят соленую воду. Я читал.
Он позвал тетю Катю, и они вместе отнесли байдарку подальше от воды, на высокое место.
Остальные не понесли. Они не поверили дяде Паше, но спорить с ним не захотели: пусть человеку будет спокойно, раз он ждет какого-то невиданного прилива.
Андрей, конечно, сразу поддался беспечному настроению тех, кто оставил лодки недалеко от воды. Они и палатки поставили не на бугре, куда отошел со своей палаткой дядя Павел, а внизу, среди ромашек.
— Люблю жить у воды, — заявил Капитан, — сквозь сон слушать плеск морской волны. Это меня убаюкивает.
— Как будто тебя нужно убаюкивать, — съязвил дядя Павел, — ты же еще молнию на спальнике не застегнул, а уже захрапел.
Утром море плескалось почти у самых палаток, а лодки мотались шагах в двадцати от берега, да еще вверх дном. Хорошо еще, что догадались их привязать.
Дядя Павел сначала ехидничал, а потом вместе со всеми ловил байдарки, выливал из них воду и сушил их на солнышке.
— А купаться можно? — Андрей спросил просто так. Купаться в походе всегда было можно. Но сегодня тетя Марина вдруг сказала:
— Подожди, Матрос. Посмотри, что это там? — Она показала в море. Андрей пригляделся.
— Кит! Кит! Честное слово! Смотрите скорей!
Самый настоящий кит всплыл не так далеко от берега. Высунулась из воды огромная спина, похожая на маленький темный остров. Потом кит выпустил фонтан. Это, наверное, чтобы не было сомнений: он кит, и никому не показалось. Да, да, именно кит.
Все сбежали к берегу. Китов они видели только в передаче «В мире животных» да еще в кино.
— Я его первый увидел! — настаивал Андрей. — Дядя Павел, а может, тут и акулы водятся? А, дядя Павел?
— Акулы не водятся. Да и кит сюда заплыл случайно — просто нам повезло.
«А мне-то как повезло!» — думал Андрей. Что теперь будет с Женькой! А с Надеждой Емельяновой что будет! Она с Андреем обращается, как будто он пустой человек. Нос воротит. Теперь она узнает: пустой человек не мог видеть кита. Своими глазами, в походе, на Белом море, куда он приплыл на своей байдарке. Все, конечно, очень обыкновенно. Но пусть она, эта Надежда Емельянова, попробует хоть сто метров на байдарке пройти. Тогда и поговорим.
— Ты чего задумался, Матросик? Купаться пойдешь? — Мама сидела рядом. Лицо у нее загорело, а глаза как будто посветлели, и волосы выгорели, стали светло-соломенными.
— Купаться потом. У нас есть гвозди?
Андрей взял топорик. На берегу валялись бревна, вынесенные морем, бревен было много.
— Зачем тебе гвозди? — Мама всегда почему-то заранее знает, когда надо начинать беспокоиться и запрещать. Но и Андрей знает, как это обойти:
— Плот буду строить, обычный плот, из бревен. Папа, можно я буду строить плот?
Мама ничего не успела сказать, отец отозвался:
— А что? Это мысль, я тебе помогу.
Плот. Само это слово вызывает какие-то невероятные картины: скитания, кораблекрушения, пираты, сокровища, штормы, отвага, соленые брызги. Словом, счастье мужчин, то есть мальчишек, то есть и тех и других. Да ведь бывают в жизни обстоятельства, когда между ними, мальчишками и взрослыми мужчинами, не так уж велика разница.
Они все вместе строили плот, вязали бревна веревками, вколачивали гвозди. И Профессор кричал:
— Снизу надо рейку набить! Ты что, Адмирал, плотов никогда не строил?
— Рейку — это когда нужно сделать калитку, — ехидничал Адмирал. — Плот крепится веревками, бревна должны быть подвижны. Эх ты, а еще профессор.
Толстой веревкой они связали бревна, подогнали их одно к другому. Они возились почти до обеда, и вот плот качается у берега.
Андрей взял в руки длинный шест и прыгнул на плот. Плот был крепким и надежным, как пол. И море было почти совсем тихое.
— Вперед! — крикнул Андрей и оттолкнулся от берега.
Он решил плыть туда, где утром видели кита. Вдруг удастся разглядеть кита вблизи? Вдруг кит фонтаном добрызнет до плота?
Плот легко отошел от берега, и сразу море оказалось не таким уж тихим, волны иногда захлестывали плот. Ну и что? Андрей стоял на бревнах крепко, босые ноги плотно обхватили гладкие бревна.
Оттого, что волны катились навстречу, Андрею казалось, что он
очень быстро удаляется от берега. Он очень удивился, когда услышал за спиной мамин негромкий голос:
— Капитан, ты меня удивляешь. Его несет в открытое море.
А Капитан ответил:
— Молчи, ничего.
Значит, он тоже стоял на берегу и смотрел, как его сын идет на плоту в открытое море.
Да и почему надо так уж бояться открытого моря? Плавать Андрей умеет? Умеет. Еще как. Кролем, самым настоящим. А не по-собачьи, как раньше. А что это справа? Неужели опять кит? Андрей всмотрелся. Нет, это не кит. Это Профессор плывет на своей байдарке. Он плывет вовсе не к Андрею, у него свои дела. Профессор, как обычно, изучает окрестности.
Откуда Андрею знать, что испытывает мама, когда ее сын уплывает в открытое море? Даже если его плот в десяти метрах от берега, даже если он прекрасно плавает и вообще сильный и смелый. Откуда ему это знать? Он и не знает, он стремится туда, где волны, киты, штормы и неизвестность.
А маме, конечно, хотелось крикнуть: «Вернись немедленно!» Хотелось, еще как. Но она не крикнула, она стерпела. Даже рот зажала ладонью, чтобы молчать. Молчала.
Почему она не вернула его? Наверное, потому, что она не только любящая мать, но еще и по-настоящему, без родительского эгоизма, заботливая. А заботиться надо не только о здоровье и безопасности своего сына, а еще и о том, чтобы рос он сильным, смелым, самостоятельным.
Андрей ничего этого, конечно, не понимал. Он был благодарен, что не мешают.
Профессор крикнул ему:
— Андрей! Хочешь, дам весло?
— Не! Я шестом толкаюсь!
— А назад? Назад труднее — ветер с берега!
— И назад могу! Смотрите!
Он действительно сумел повернуть тяжелый плот, ловко толкался шестом, благополучно вернулся на берег.
Тот поход никогда не забудется — он был первым.
Потом Андрей ходил с родителями каждое лето. И на Печору, где видел медведя. Миша показался ему добродушным, — ведь знакомы были в основном по сказкам. Неуклюжий, неповоротливый, немного бестолковый. «Колобок, Колобок, я тебя съем», но так и не съел. А на теремок вообще плюхнулся сверху. Зачем, спрашивается, плюхнулся? Так все мышки-лягушки хорошо там жили, дружно, песенки пели. Андрей помнил, как в детстве он очень расстраивался из-за несуразного Мишки. Но любил его все равно.
А тут вдруг сунул медведь в палатку свой поросячий нос. Андрей был в палатке один. Этот черный клеенчатый нос нисколько не испугал его. Он протянул гостю печенье:
— Миша, Миша.
Медведь повел маленькими красными глазками и рявкнул так, что Андрей отлетел в угол палатки. Потом вытащил огромную голову, попятился назад и умчался в лес, быстрый, ловкий, вовсе не косолапый. И не добродушный. Зверь, дикий, опасный.
Андрей увидел отца, который выскочил на поляну, когда медведь уже проламывался сквозь кусты бузины.
— Андрей! — громко закричал отец. Так громко он никогда не кричал.
— Я здесь, пап. Он ушел, чего ты?