Страница 7 из 101
Ветка между тем встала и, держа еловую шишку, словно Алла Пугачева микрофон, стала рассказывать о том, в какой школе она учится и чем увлекается. «Я люблю шить». Вот уж чего б Леня никогда про нее не подумал! А впрочем, откуда ему было знать, островитянину.
Потом говорили другие. Ничего особенного. Но удивило Леню, что они все спокойно так рассказывали, свободно как-то.
Они это для чего делали? Ну, немного чтобы похвалиться — это ясно. Но главное, объяснить: со мной интересно, я умею это и это. И вот этим могу пригодиться отряду.
Ну а зачем им пригождаться? Неужели они все такие единодушные?.. Разговорная шишка медленно приближалась к Лене Осипову… Из них потому и получался отряд, что они чего-нибудь отдавали — каждый: умею петь, шью, могу сыграть в волейбол за сборную. У них такая как бы получалась дружба в складчину.
А я?..
Встал Генка. И начал рассказывать уже в третий раз слышанную Леней историю про «Определитель птиц». И еще добавил, что они нашли гнездо и будут теперь с Леней следить за ростом птенцов.
— А как следить-то? — спросила Ветка.
— При помощи фотоаппарата. Фотографировать их три раза в день. И наклеивать в альбом, чтобы получилась фотоповесть.
Леня, забыв про то, что ему сейчас говорить, усмехнулся от души этой удивительно детский фразе и понял: все-таки он здесь Робинзон, а Генка — Пятница.
— А что, молодцы Леня Осипов и Гена Савелов, — сказала Ольга Петровна, — молодцы! Хорошо придумали.
Неожиданно для себя Леня встал. Генка, который еще не успел сесть, протянул ему шишку. Леня почувствовал, какая она ершистая и мягкая одновременно, какие у нее зрелые, оттопыренные чешуйки. Шишка, которая прошла из рук в руки по всему отряду.
И тут особое какое-то вдохновение снизошло на него. То самое вдохновение, которого он ждал. Только это было еще лучше… Он вдруг микрофоном-шишкой постучал о раскрытую ладонь.
— Чего? Не работает? — спросил кто-то с той стороны костра. — Слышимость плохая?
Впервые за эти несколько дней Леня улыбнулся, а не нахмурился. Вытянул руку вперед:
— Знаете здесь что? Здесь семена. Давайте их посадим, и вырастут новые деревья.
С удивлением все смотрели на него. Было тихо, только костер пылал и потрескивал.
Грошев, который был костровым, протянул Лене пустой коробок:
— Давай сюда их сыпь аккуратно.
Они стояли с Генкой — двое людей, которые пусть и отдельно стараются, а все равно не для себя. И это был не секундный подвиг. Костер горел, обдавая их жаром и красными ударами света. Все смотрели на них.
В лагерь возвращались без криков и песен, потому что младшие отряды уже спали. Да и не хотелось шуметь в такой тихий вечер.
Леня и Генка шли сзади. Ольга Петровна оглянулась несколько раз. Нет, все в порядке, просто у них такая манера — идти сзади.
Ветка потихоньку из головы отряда начала отставать, отставать…
— Эй, Осипов Леня, — сказала она, — а вам, случайно, помощники не нужны? Для этой… для повести…
— Конечно, нужны, — сказал Генка неторопливо. — Мы даже еще как следует гнездо не обнаружили. Мы только знаем ареал обитания этой птицы.
Ветка не решилась спросить, что это такое «ареал обитания», а лишь с чисто девчоночьим, трусливым восторгом подумала: «Как с ними интересно!»
Грошев, известный своей смелостью боксер-третьеразрядник, оглянулся через плечо и в глубине сумерек увидел Ветку, разговаривающую, елки-палки, с Осиповым… Ведь вот даже захочешь помириться — не сможешь! На мгновение он решил было пойти туда. И даже почти остановился. Но потом — нет! Пошел вперед, обгоняя всех.
«Странно, — подумала Ольга Петровна, — Вета активная девочка, а почему-то тянется к Лене Осипову — ну, самолюбив, а другого-то маловато. Или я ошибаюсь? Что-то я слишком категорично стала судить…»
Была она полноватая одинокая женщина лет сорока пяти. Ходила в тренировочных брюках, в пионерском галстуке, что вовсе не требуется от воспитателя, и в старомодных очках без оправы. Сын ей писал письма из армии — примерно раз в три недели.
Глава вторая
РАЗНИМАТЕЛИ ДРАК
Веснушки есть признак здоровья и хорошего нрава, как сказал кто-то, а кто — неизвестно. Но сказал он правильно.
Человек, о котором идет здесь речь, был еще и рыжий, голубоглазый, имел широкую, похожую на блин физиономию, большой рот с улыбчивыми розовыми губами, широкий нос и густые белесые брови.
И еще он был довольно-таки толст. Но не той толщиной, про которую кое-кто из ребят любит дразниться: «Жирный — поезд пассажирный!» — а иною, спортивной, которая бывает у штангистов и борцов.
Он, кстати, и был борцом.
И звали его Вадим Купцов.
В лагере ему жилось совсем не плохо, а вернее, даже очень хорошо. Он ездил в «Маяк» каждый год, начав свою жизнь пионерлагериста с пятого отряда. И вот теперь дорос до первого. Это само по себе многого стоит. Но главное, вот уже второе лето он считался в лагере разнимателем драк. Такая, знаете ли, появилась у него штатная должность — с тех пор, как он стал заниматься в секции классической борьбы.
Есть на свете ехидны, есть тихони и тихие сапы, есть обидчивые, есть и всякие прочие. А вот он — разниматель драк. Это, кстати, не самая легкая профессия на свете, и встречается она не часто. Ехидн, скажем, удается нам повидать на жизненном пути куда больше!
В это трудно поверить, но однажды Вадим Купцов разнял даже свою собственную драку, честное слово!
Случай произошел в прошлом году. Вадим тогда хоть и был уже в первом отряде, но среди самых младших: все семиклассники и даже несколько восьмиклассников, а он из шестого.
Ну, а когда ты младший, да еще рыжий, да еще «жирный», охотники поиздеваться найдутся всегда — это уж закон природы.
И действительно: затесался там у них один подлец-умелец, имени которого Вадим сейчас и вспоминать не хотел!
А может, тот человек был не такой уж и подлец, а просто любитель поездить на других бесплатно, — Вадим видел подобных в избытке, да и вы, конечно, тоже.
Началось с чепухи, с незаметных слов. Или просто Вадим решил их не замечать: «Купец! Дай рабочему человеку водицы испить» («рабочему», потому что его фамилия была Слесаренко). Да жалко, что ли? Налил воды из бачка — пей.
Потом еще что-то, еще. И все такие мелочи — внимания обращать не хочется. Тем более Вадим был самый младший, а этот Слесаренко — самый старший, в первом отряде сидел он чуть ли не третье лето.
Потом один раз после тихого часа: «Эй, Купец! Убери за рабочим человеком постель».
Стоп! Вот это уже дело серьезное.
Если ты хоть немного опытен в таких делах, то сразу поймешь: или надо тут же подчиняться и идти в услужение, или жди вооруженной агрессии.
— Знаешь что, Слесаренко, — сказал Вадим, — я вижу, тебе в школе не удается покомандовать, вот ты и решил в «Маяке» отыграться.
Как потом выяснилось, это была чистая правда.
— Ах ты купчина толстопузая! — сказал Слесаренко с некоторым якобы удивлением, и все засмеялись.
Сам же Слесаренко был на редкость худой.
— А я один раз иду, — сказал Вадим, — и вижу — на краю дороги лежит скелет… селедочный.
И все опять засмеялись. У них в тот год подобрался отряд не очень хороший. Будто зрители в Древнем Риме: дайте нам, мол, хлеба и зрелищ, а кто там прав-виноват, мы на это чихали!
Когда они пошли полдничать, этот Слесаренко сзади прыгнул на Вадима:
— А ну, купчина, вези рабочего человека!
Он как будто бы шутил, но уцепился-то крепко и за шею. Тогда Вадим прихватил правой рукой Слесаренкину ногу, присел, упал назад, перекатился через своего противника и встал. А Слесаренко остался лежать, так громко хлопая глазами, что казалось, это было слышно.
Однако он тут же вскочил. Тут же, насколько ему позволили складные руки-ноги.
— Ах ты гад купеческий! — И Слесаренко дал Вадиму пощечину. Всей пятерней шлепнул по румяной, довольно-таки упитанной Вадимовой щеке.