Страница 17 из 101
Березы стояли не шевелясь в густой летней жаре. Он остановился, сел на траву, снял кеды и носки, пошел босиком по теплой траве, по теплой земле, осторожно переступая намертво завязанные узлы древесных корней.
Березовая дорога ушла вправо, на восток, а он свернул влево, на узкую и путлявую тропинку, которая довольно быстро пошла вниз, на самое дно оврага, потянулась среди кустов ивы, из которых золотыми копейками посверкивала вода. То была Переплюйка, река, совершенно соответствующая своему названию.
Михаил Сергеевич прошел еще немного и оказался около мостика. По этому мостику и по этой тропе взрослые «Маяка» ходили в безымянный поселочек при воинской части звонить из автомата в Москву. Вчера за ужином бородатый слышал, как Света Семина, вожатая пятого отряда, рассказывала Ольге Петровне, что чуть не упала в речку, когда взялась за перила.
Михаил Сергеевич осторожно пошатал перилину, быстро нашел ненадежную стойку. Но прежде чем приняться за дело, он сел на мост, свесив ноги к воде.
Переплюйка, очень чистенькая, ключевая, бежала в низких своих берегах гладко и скользко. Темно-зеленые длинные ветви ив с крупными листьями отражались в ней, подрагивали, покачивались, и от этого казалось, что они чадили зеленым прозрачным дымом.
Бородач, наверное, не сумел бы все это рассказать словами. Но легко представил себе, как привел бы сюда Женьку, посадил вот на это самое место, на старые, вымытые многими дождями и высушенные многими солнцами бревнышки, сказал бы: «Смотри… Здорово, да?»
От этих драгоценных и несбыточных мыслей ему стало до того грустно, что, если б не его столь внушительная борода, он бы расплакался, да и все.
Зная свое лекарство, он принялся за работу. Приладил захваченную доску, вколотил пару гвоздей. С качающейся еловой ветки сорвалась сорока и помчала, подметая хвостом ветер.
Бородач шатнул перила, для верности вколотил еще и третий гвоздь. Прошелся по мосту, проверяя, все ли в порядке. Мост был надежный и гладкий. По нему приятно было ходить именно босиком.
Грусть, однако, не проходила, а, напротив, все росла. «Надо в лагерь идти, — сказал он себе. — Приду сейчас, стрельну сигаретку. А чего, возьму вот и закурю!»
Несколько лет назад он был заядлым курильщиком. А потом бросил — на спор с Олегом Семенычем, а больше на спор с самим собой. Теперь он рассудил, что коли уж стрелять, то хотя бы первую сигарету надо стрельнуть у начальника — так будет честнее.
Начальник спал в своей комнатушке. Перед ним на низкой тумбочке стояла пепельница, полная окурков, и лежала сигаретная пачка — почти пустая. Бородатый покачал головой: надо же так отравляться! Тихо вынул сигарету, понюхал ее, передернул плечами и положил назад.
Тут начальник открыл глаза — усталые и красные, как у всякого человека, который мало спит по ночам, а потом пытается урвать часок днем.
— Чего ты, Миш?
— Сижу.
— Ясно, — сказал начальник и закрыл глаза.
— Закурить собирался…
Начальник снова открыл глаза. Они были у него коричневые и выпуклые. А у бородатого наоборот — синие и запавшие.
— Очень вредно, Миш, у любой лошади спроси. Капля никотина — и нет савраски!
Несколько секунд они смотрели друг на друга.
— Вы точно знаете… про лошадь? — спросил Миша, сохраняя полную серьезность. — Тогда не буду, конечно. Тем более, слово начальника — закон для подчиненного.
— Закон, говоришь? Так вот мое слово. Решил я тебе посватать Кабанову Людмилу… Ну, мне, само собой, за это шаль.
— С чего это вдруг вам шаль?
— Не знаешь ты, милый, народных обычаев: удачливой свахе — шаль. Это уж так водится.
Бородатый помолчал секунду, как бы раздумывая.
— Нет, знаете, не нуждаюсь. Я сам сейчас пойду и предложу ей руку и сердце. Без вашего посредничества. Понятно?
Он встал, и так решительно, словно правда направляется к Люсе.
Начальник снова откинулся на подушку, но глаза уже не закрывал. Думал о бородатом человеке. «Я ему про Люсю — он даже ухом не повел: шутка и шутка. Странно! Такой бескорыстный человек, а другого сердца не чует, будто последний эгоист».
Потом начальник стал вспоминать про свою любовь с первого взгляда. Увидел девушку. Узнал, как зовут, — Лариса. Через три дня познакомился. Через полгода женился… Хм… Или я забыл что-то? Неужели так все гладко у нас вышло?
Был он женат уже двадцать два года и восемь месяцев.
Пока шло занятие кружка «Умелые руки», откуда-то с юга-востока подул неожиданный ветер. Погода целый день стояла ясная и не такая уж сказать жаркая. А ветер подул. Летом с восточными ветрами в наши края чаще всего приходит гроза. Так случилось и на этот раз.
Рыже-синяя, перезрелая туча вдруг вылезла над березняком и всем лесным краем неба. Долго не раздумывая, она стала выбрасывать из себя молнии — особенно острые и тонкие при ярко светившем с запада солнце. Молодо и близко рявкнул гром… То бывают громы раскатистые, а этот, казалось, бомбил прямо над лагерем «Маяк».
— Михаил Сергеевич, — спросил симпатичный мальчишка, которого все звали Жека Таран, — а что на земле остается, когда туда молния вдарит? Вы не знаете, случайно?
Он этого не знал. Но, быстро представив себе физику процесса, ответил, что, по всей вероятности, выжженное пятно. И еще, наверное, камни и песок должны сплавляться.
— Как в кимберлитовой трубке? — спросил Грошев.
Ответить бородатому не пришлось. Почти в ту же секунду обрушился дождь, и сразу таким тропическим ливнем, что невольно все отложили свои дела и вообще как бы позабыли, что происходило секунду назад, повернулись к окну. Тугие веревки воды уже летели с крыши на землю.
«Эх, надо бы сделать желобок вдоль крыши и бочку дубовую найти, — подумал бородатый. — Говорят, девчонкам полезно голову мыть дождевой водичкой». Ему снова вспомнилась Женька, да так близко! Женька, которую он никогда не видел летом, а только все зимой, в тесных помещениях.
— Вот не везет! — как-то удивительно в тон ему сказал Грошев.
— Тебе-то чего не везет? — И бородатый улыбнулся.
— Хотели в футбол играть. Теперь… Пропал вечер!
Народ между тем уже привык к дождю, который все не переставал. Опять принялись за работу.
— А я к вам сегодня приду, — вдруг сказал бородатый, — расскажу одну историю…
По «Маяку», надо заметить, издавна ходила легенда, что, когда у Михаила Сергеевича случается особое настроение, он приходит в чей-нибудь отряд и рассказывает.
Последний раз это было в прошлом году, в отряде разнимателя драк Вадима Купцова. Теперь Грошев понес радостную весть к себе во второй.
«Зачем я это затеял? — спрашивал себя бородатый человек, производя приборку помещения после той обязательной приборки, которую делали ребята. — Вообще я какой-то сегодня нескладный… Олега разбудил — мало ему хлопот!»
Он залез под верстак, вынул из ящика свечу, зажег ее и подождал, пока немного обгорит, чтоб не казалась новой.
Потом по мокрым дорожкам он отправился в Замок покаяния, взял ключ от клуба и пошел наконец во второй отряд. Над лесом невидимым морем всходил чистейший озон и разливался по лагерю. Но Михаил Сергеевич уже не замечал этого.
Он лишь одним взглядом перекинулся с Ольгой Петровной и понял: все в порядке, она готова отпустить ребят. Сказал отряду, который настороженно смотрел на него:
— Готовы?.. Пошли. Только оденьтесь потеплее.
Еще пять минут заняли беготня и переодевания. Сам Михаил Сергеевич захватить что-нибудь теплое вовремя не догадался и был в своих обычных «горячих штанишках» и ковбойке с короткими рукавами.
Они пошли по дорожке среди насквозь пробитых недавним дождем, осыпающих капли кустов.
Остановились перед клубом. Бородатый вынул из кармана свечу — хорошую, уже бывшую в деле, с обгорелым хвостиком, как заметила известная балерина Алла Федосеева и еще некоторые.
Тихой гурьбой они вошли в темный и гулкий зал, поднялись на сцену, задернули занавес. Теперь единственным светом остался желтый шарик свечи. Бородатый человек сел на голые доски перед свечой, и все сели за ним. Здесь действительно было прохладно, чуть сыровато и глухо, как в пещере.