Страница 35 из 98
А если я Вам подскажу, что в бидоне было 35 л молока, как Вы будете решать задачу? «Тогда 700 + 595 =, а потом * 35». Подумайте. «Так. В одном бидоне 35 л, а в двух — 70 л, а и трех… Как же это: ведь здесь я умножаю, правда? А после тоже умножить надо… (пауза) нет, делить надо 35. Но все-таки не доходит, глубоко не проникает сюда (показывает на голову), не понимаю я чего-то».
Здесь выступает третий тип трудностей и ошибок в протекании интеллектуального акта — это нарушение уже собственно математических операций: больной не понимает сути операции умножения — не как это делать, а при каких обстоятельствах нужно делить, при каких умножать, вычитать и т. д.
Итак, у больного имеются большие трудности при решении арифметических задач, которые и ведут к трем типам ошибок: ошибки понимания грамматических конструкций, ошибки соотнесения их с определенными математическими действиями и, наконец, ошибки в понимании сущности собственно арифметических операций. Все это заставляет думать о том, что наибольшие трудности возникают при развернутой и осознанной деятельности по анализу условия задачи. В начале, при первом прослушивании (или прочтении) задачи, у больного сразу возникает непосредственное понимание общего смысла задачи, на основе которого он дает правильную общую схему ее решения. Как только больной приступает к осознанному развернутому анализу вербальной стороны задачи и ее математического содержания, резко возрастают трудности понимания се условия и создания плана решения.
Сделанные нами выводы о нарушении осознанного уровня и развернутого анализа условия задачи (составление схемы решения, запись решения), протекающего во внешней речи, и об относительной сохранности непроизвольного уровня анализа (понимание общего смысла), реализуемого во внутренней речи, согласуется с результатами, полученными нами в ранних исследованиях акалькулии[64].
В заключение необходимо сказать, что общее понимание у этой группы больных если и нарушается, то вторично, и у них больше нарушается понимание условия задачи, чем ее конечного вопроса и его связи со всей задачей. Вся деятельность этих больных целенаправленна, активна, высоко мотивированна. Интеллектуальная деятельность нарушается, но нарушается вторично, из-за дефектов в звене операций.
Полученные экспериментальные данные вполне объяснимы с позиций современных представлений в отечественной психологии о мышлении и речи. В то же время они подтверждают правильность некоторых теоретических положений, касающихся проблемы мышления и речи. Л. С. Выготский считал, что в области функционирования развитой человеческой мысли течения процессов мышления и речи не совпадают друг с другом. Он писал, что грамматическая форма любого предложения не совпадает с соответствующим ей смысловым единством и что обе стороны речевого мышления — фазическая и смысловая — неоднородны по своей природе. Это положение подтверждается экспериментальными фактами, которые показывают, что, хотя поражение теменно-затылочных отделов мозга и ведет к нарушению понимания логико-грамматических конструкций, понимание общего смысла или симультанной мысли остается относительно сохранным. Более того, именно сохранность понимания общего смысла становится средством, помогающим больным уловить значения конкретных речевых синтаксических конструкций. С другой стороны, эта концепция в психологии достаточно убедительно объясняет полученные нами экспериментальные и клинические факты, свидетельствующие о рассогласовании между сохранностью понимания смысла текста задачи и грубым нарушением понимания тех конкретных значений, которые стоят за логико-грамматическими конструкциями.
§ 3. Нарушение решения задач у больных с поражением лобных систем мозга
В отличие от больных вышеописанной группы, для больных с поражением лобных систем мозга характерна достаточная сохранность отдельных интеллектуальных операций: они без труда производят операции пространственного анализа и синтеза, не испытывают особых затруднений при удержании в памяти материала, хорошо владеют речью и др.
Однако все это протекает на фоне грубого нарушения структуры деятельности в целом. У этих больных, как правило, не возникает стойких намерений, а возникнув, они не детерминируют дальнейшего протекания интеллектуального акта. Нередко у них полностью распадается ориентировочная основа действия, к решению задачи они приступают без каких-либо попыток анализа условия. Полученные ими результаты не сличаются с исходными данными, ошибки не замечаются и не исправляются, и вся деятельность при решении арифметической задачи приобретает бесконтрольный хаотический характер. Организованное, направленное решение задачи, включающее предварительную ориентировку как в задании, так и в условии самой задачи, умение обобщать полученную из анализа условия информацию и на ее основе создавать программу решения, замещается у них непосредственными ответами на отдельные грамматические словосочетания в условии задачи, значение которых прямо указывает на определенные арифметические операции («в п раз больше, на п единиц меньше» и т. д.). Встречаясь со словами или целыми фразами, значение которых вступает в конфликт с нужными арифметическими операциями, вытекающими из условия задачи, больные с лобными поражениями мозга не могут оторваться от их непосредственного значения; это нередко определяет дальнейший ход решения задачи.
Такое пассивное отношение к грамматическому строению задачи, нарушение способности к усмотрению смысла, лежащего за грамматической структурой, и к обобщению представленных в задаче данных, полное отсутствие попыток выйти за пределы непосредственного понимания значения слов и словосочетаний характерно для больных с поражением лобных долей в отличие от больных с теменно-затылочными поражениями мозга, у которых эта сторона интеллектуального акта остается сохранной и служит опорой при компенсации дефектов, понимания значений отдельных логико-грамматических оборотов.
Если у больных с теменно-затылочными поражениями полностью распались стереотипы связей грамматических оборотов с математическими операциями и они компенсируют эти дефекты развернутым и осознанным анализом взаимосвязей и взаимоотношений или, схватывая общий смысл задачи, находят нужные математические операции, то больные с поражением лобных систем, наоборот, используют эти обобщенные стереотипы, не заботясь об их связи с конкретным условием задачи. Все эти дефекты обнаруживаются у больных с поражением лобных долей мозга уже при повторении условия задачи. Чтение (или прослушивание) условия задачи не вызывает у них активной ориентировочно-исследовательской деятельности. Задача не выступает для них как единая система, значение которой еще нужно расшифровать. Поэтому, как правило, они воспринимают и повторяют лишь отдельные фрагменты задачи, нередко замещая отдельные звенья инертными стереотипами, персеверациями, эхолалиями или побочными связями. Оказалось, что существенной является их неспособность удерживать конечный вопрос задачи. Часто даже при правильном повторении условий задачи ее основной вопрос либо замещается, либо выпадает совсем. Вместо нужного конечного вопроса больные, как правило, либо ставили промежуточный вопрос задачи, либо стереотипно переносили его из прежних задач, либо давали побочные связи, либо инертные штампы. Даже если задача повторялась больными правильно, то это повторение всегда нестойко и уже при повторном воспроизведении условия больные соскальзывали на побочные связи или стереотипы.
Существенно, что такое повторение всегда выступает у них как формальный акт, оно никогда не ведет больного к анализу системы связей, внутреннего контекста, к рождению схемы решения задачи, что отчетливо раскрывается в содержании процесса решения. С простыми задачами больные с поражением лобных долей мозга справлялись достаточно хорошо — быстро и правильно. Это понятно, поскольку простые задачи относятся к группе задач с хорошо знакомой структурой, закрепленной в прошлом опыте каждого грамотного человека, и решаются путем простого воспроизведения таких закрепленных связей. Решение же сложных задач, требующих активного анализа условий и нахождения программ нужных операций, в этих случаях оказывается грубо нарушенным.