Страница 13 из 98
Составьте краткий план к тексту. «План составить легко, я его уже представляю, но опять, как сказать план.
1. Сначала… значение тигра, нет… цвета… Значение цвета… для кого? Ага, вот я искал эту „для“ тигра, для его жизни. Значит, так. Значение цвета тигра для ее жизни.
2. Теперь… это вот… о силе… что он сильный.
3. И… расположение тиг-ра… нет, не расположение, конечно, а… как это сказать… где он живет, в общем.
4. И что ест… питается что… и все».
Из протокола эксперимента отчетливо видно, что у больного сохранны процессы общей предварительной ориентировки в тексте и способность к конкретному анализу его содержания, а также сохранны процессы отвлечения от несущественных при данной задаче элементов текста и выделения основных, главных его смысловых компонентов, т. е. сохранны исследовательские действия. Все это протекает на фоне грубого нарушения и понимания, и воспроизведения сложных логико-грамматических конструкций. Эти нарушения и привели к дефектам понимания значения слов и предложений. Однако понимание смысла текста в целом больному, как мы убедились, оказалось доступным. Этот эксперимент подтверждает психологическое положение о том, что смысл не всегда совпадает со словом: мысль сначала опосредуется смыслами, а затем значениями и потом, только словом. Поэтому наш больной, понимая общий смысл, постоянно находится (и это хорошо видно из протокола) в поисках сначала значений, а потом соответствующих им слов и предложений, чтобы выразить содержащиеся в тексте мысли. Об этом свидетельствуют также и другие опыты, в которых больному предлагалось прочитать текст и разделить его на смысловые части.
Оказалось, что для него не составило трудностей найти в тексте опорные смысловые пункты, он хорошо справлялся и с разбивкой текста на самостоятельные смысловые части, и с задачей, требующей от него укрупнения выделенных смысловых частей. Так, текст рассказа «Тигр» он разбил сначала на 6 смысловых частей, затем укрупнил их, и у него получились 3 части, при этом он объединил в одну смысловую часть две части текста, территориально разъединенные, все это говорит о сохранности и преобразующих текст действий.
С больным было отработано более 50 текстов разной сложности и разных типов, и каждый раз он легко разбивал текст на смысловые части, с большим трудом формулировал пункты плана и с еще большими трудностями пересказывал текст. Иногда больной мог в обобщенной форме сказать, о чем идет речь в тексте после прочтения его «про себя» на уровне внутренней речи, испытывая большие трудности при изложении конкретного материала.
Известно, что планирование текста является завершающей фазой в процессе его чтения, ему предшествует процесс перешифровки логико-грамматического строения текста на смысловую информацию с целью более полного ее понимания. Поэтому трудности больных описываемой группы, лежащие в дефектах понимания и выражения определенных логико-грамматических конструкций, проявлялись особенно четко в работе со сложным по своей логико-грамматической конструкции текстом, преимущественно описательного характера. Эти дефекты задерживали и затрудняли процесс понимания содержания текста, а следовательно, и его планирования.
Чтобы уточнить роль внешней речи в трудностях понимания и планирования высказывания текста, мы провели серию эксперимента, из которой исключили письменный заданный текст и заменили его текстом (высказыванием), самостоятельно придуманным больным. Больным в этом опыте предлагалось создать самостоятельно какой-либо рассказ («расскажите нам, о чем хотите»). В этих опытах с устной речью оказалось, что больные значительно успешнее справляются с планированием текста и глубиной его понимания. Характерно, что больным этой группы было значительно легче составлять план к событиям, переживаниям и знаниям, имевшим место в личном опыте и выраженным в устной речи, где усвоение логико-грамматической структуры текста не служило препятствием.
Приведем пример. «Я расскажу про свой день… как я живу. Я попытаюсь объединить все… рассказать не конкретный день, а общий, не общий, а… вообще мой день. Ну… первое… это конкретные дела — туалет, завтрак, обед… это я выпущу… это неважно… А главное — мои занятия, это первое.
1. Личные дела (душ, туалет, завтрак).
2. Самостоятельная работа речи (чтение, магнитофон, радио, письма).
3. Культурные занятия — свободное время».
Таким образом, мы видим, что больные значительно успешнее справляются с заданием, если им нужно составить план не к заданному тексту, а к собственному сочинению и выраженному не в письменной, а в устной речи. Поскольку в этом случае трудности перешифровки логико-грамматических конструкций не становились препятствием для протекания интеллектуального акта, так как больной самостоятельно составлял текст в доступных для его понимания грамматических конструкциях, то и понимание такого текста было полным. Чтобы понять механизм этого полноценного понимания, достаточно вспомнить, что мысль симультанна, а речь, в которую облекается мысль, — сукцессивна, и станет ясно, что у больного в этом случае процесс мышления идет в направлении: мотив → мысль → общие смыслы → значения слов → речь, где у больного нарушено последнее звено, а мысль и общие смыслы — сохранны, что и лежит в основе полного и полноценного понимания. Нарушенную же речь он компенсирует доступными ему грамматическими конструкциями, поэтому и план к самостоятельному тексту составляется без труда.
Больной не испытывал трудностей и при составлении плана к рассказам, предполагающим актуализацию прошлого опыта. Так, например, задание составить письменно план к воображаемому уроку по истории на тему «Петр I» больной выполнил следующим образом.
1. Россия при императоре Петре I.
2. Россия в конце XVI века.
3. Длительные войны для выхода к морям. Они — необходимые условия независимости.
4. Наука и просвещение — при Петре I и т. д.
Мы видим, что больному Б. принципиально доступны понимание устного и письменного текста, вычленение существенных и отвлечение от несущественных моментов в тексте, т. е. анализ и синтез, абстрагирование и обобщение — эти мыслительные операции первично оказались сохранными у больного. Выступающие трудности в планирующей деятельности вторичны, и они связаны с дефектами понимания логико-грамматической структуры речи.
Что касается самого процесса мыслительного акта при работе с текстом, то здесь оказались сохранными все фазы — мотив, выбор стратегии действия, контроль, но нарушенной была фаза, на которой выбираются и используются конкретные операции; в звене операций с речевым текстом и обнаружилось первичное нарушение. Другие фазы подвержены вторичному влиянию на протекание мыслительного процесса, в-частности, при решении задачи на понимание текста и его планирование нередко в начале деятельности с текстом появляются ошибки его понимания, непонимание смысла тех или иных частей текста и полное непонимание значения фраз. Однако по мере преодоления трудностей в понимании логико-грамматических конструкций и значений, стоящих за ними, трудности понимания смысла и основной мысли исчезали. Важным является и тот факт, что больной не утратил способности использовать свои знания для решения поставленных задач, а ведь известно, что мышление может протекать, только опираясь на память, а понимание есть осмысление объекта, отраженного в знании, и оно представляет собой формирование смысла знания в процессе действия с ним.
Те же дефекты обнаруживали и другие больные с поражением теменно-затылочных систем мозга, Разница касалась лишь степени выраженности дефектов устной экспрессивной речи; принципиальная структура интеллектуальной деятельности в работе с текстом у всех больных описываемой группы была одинаковой.
Методика проведенного эксперимента может служить тестом для выявления дефектов экспрессивной и импрессивной речи у больных с нарушением теменно-затылочных отделов мозга.