Страница 11 из 39
С моих губ срывается визг, прежде чем я всхлипываю.
— Пожалуйста, пожалуйста, остановись.
— Остановиться? — его смех пропитан злостью с примесью угрозы, что засела внутри него. Я не могу сделать вдох, а дрожащее тело начинает дергаться и пытаться за что-нибудь ухватиться. — Ты всерьез думаешь, что можешь повлиять на то, что я хочу сделать с тобой? Я устанавливаю все правила, Хизер. Все. А теперь. Я сказал, встать, мать твою!
Я прилагаю все усилия, чтобы заставить свое тело подчиниться его приказу, но, прежде чем я оказываюсь в состоянии совершить этот подвиг, он с такой силой бъет меня кулаком в щеку, что я отлетаю к стене, и ударяюсь об неё, словно сломанная кукла.
— ВСТАВАЙ! — кричит он.
Я стараюсь, клянусь, стараюсь, но звук стремительного движения кровяного потока достигает моих барабанных перепонок наряду с болью, рикошетом настигнувшей голову, от чего вся комната плывет у меня перед глазами. Держась за стену для поддержки, я едва в состоянии встать на колени и как только мне это удается, комната клонится, и я падаю лицом вниз на каменный пол.
Сквозь кровь, застлавшую мне зрение, я смотрю, как Роман затаскивает моего дядю Джея в комнату и бросает его кучей на каменный пол. Краем глаза я улавливаю слабый отблеск чего-то серебряного, прямо перед тем, как Роман быстро перемещается ему за спину и оборачивает металлическую проволоку вокруг шеи и тянет на себя, одновременно упираясь коленом между лопаток.
Я могу только наблюдать с пугающей увлеченностью, как Роман душит моего любимого дядю, прежде чем шок поглощает меня, и благословенная тьма уносит сознание прочь.
Я понятия не имею, сколько времени прошло, когда просыпаюсь. После быстрой оценки на уровне приоритетов, я отмечаю, что нахожусь в своей постели, одета, и кроме небольшого дискомфорта в передней части головы и острой боли в челюсти, никакой другой серьезной боли я не обнаруживаю. Я сначала слегка двигаю ногами, потом руками и содрогаюсь от боли в затекших мышцах и костях.
— Aх, ты проснулась. Отлично. Пришло время тебе узнать, как будет потрачен остаток твоей жизни. Мне нужно, чтобы ты имела в виду, что это будет кратковременным соглашением, так как ты неизбежно меня подведешь, и мне станет скучно. Как только я теряю интерес, ты умираешь…все ясно?
Не зная точно, как нужно ответить, я просто киваю.
— Сначала я хочу, чтобы ты подавила любые неправильно понятые тобою представления о том, что ты проживешь достаточно долго. Ни один из нас не может позволить себе никаких иллюзий. Скоро ты утомишь меня, и мне придется тебя убить. Понятно?
Я открываю дрожащие веки и первое, что вижу, это торнадо из ангелов на моем потолке. Странно ли, что полотно напоминает мне о Романе? О красоте, которая имеет власть над жизнью и смертью. Красоте, в чьей власти покалечить, убить и уничтожить. Я пытаюсь вымолвить хоть слово, но во рту пересохло, словно он наполнен ватой, и я не в силах раскрыть рот.
Роман наклоняется надо мной, слегка подтягивая меня вверх, усаживает, взбивая подушку за моей спиной, чтобы я могла отдохнуть.
— Поскольку ты отказалась отвечать на мой ранее заданный вопрос относительно своего знания о двенадцати девушках, я целенаправленно раздробил твою челюсть и затем сделал шинирование, а для большего ажиотажа я позаботился о твоем неугодном дяде. Ты находилась в отключке почти две недели. Я уверен, через три-четыре недели, когда я сниму шины, ты будешь стремиться поговорить. Хизер, когда я требую, ты должна подчиняться немедленно, каждый раз. Тебе не понравятся последствия, если ты выберешь иное.
О, мой Бог, дядя Джей! Я молилась, чтобы у меня были галлюцинации, надеясь, что шок изрешетил мой разум отверстиями безумия и заставил меня видеть и слышать вещи, которые не происходили на самом деле. Я все еще не уверена в его словах, так как их смысл с трудом доходит до меня из-за проломанной лобной доли черепа. Он сломал мою челюсть? Затем сделал мне шинирование? Я до сих пор по уши в дерьме и впервые, включая предыдущие избиения, все мое обучение, мое время в академии, ночь, когда те три панка пытались напасть на меня, впервые в моей жизни я действительно чувствую страх.
Я смотрю вниз и на мгновение смущаюсь от того, что вижу. Я одета в самый роскошный нежно-розовый атласный пеньюар, отливающий серебром, который я когда-либо видела. Опускаю взгляд и вижу свои ухоженные руки, покоящиеся у меня на животе.
Мой шок очевиден, ведь я пристально смотрю ему в глаза.
— Я могу быть дьяволом, мышка, но я не варвар. Пока ты остаешься в живых под моей крышей, ты будешь носить то, что нравится мне. Состояние твоих рук было ужасающим, на ощупь женские руки должны быть подобны цветочным лепестками. Они должны быть ухожены и покрыты лаком для ногтей, а не напоминать покрытые мозолями лапы с заусеницами.
Он вздыхает, словно утомлен или опустошен, прежде чем встает и направляется к полностью укомплектованному бару, расположенному в углу. Кресло, обтянутое кожей кремового цвета, пуфик и соответствующий кремовый диван расположены по диагонали друг от друга. Оба украшены нежно-голубыми и серебристыми декоративными подушками, и светло-серым одеялом.
Когда Роман возвращается и садится на кровать, то рассказывает о "напитке", который вручает мне:
— Спрайт с добавлением вишневого сока позволит увидеть, как ты справляешься с прозрачными жидкостями, а завтра мы попробуем немного теплого бульона. Я терпеть не могу рвоту, поэтому, если тебя стошнит, ТЫ будешь все убирать. Понятно?
Я киваю, не спуская глаз с хрустального стакана в моей руке.
— Вот.
Я резко поднимаю взгляд и зажмуриваюсь, когда вижу, как близко он держит руку от моего лица, готовясь к последующему удару.
— Я пытаюсь помочь тебе в данный момент.
Я моргаю, и отмечаю гнев у него на лице. Одной рукой он мягко обхватывает мою руку, держащую стакан, в то время, как другой направляет соломинку к моему рту.
— Разомкни губы настолько широко, как сможешь.
Я делаю это, поскольку мне приказывают, и он продвигает соломинку между моей щекой и зубами.
— Теперь закрой их и делай небольшие глотки. Я знаю, что ты можешь чувствовать себя обезвоженной, но не пей залпом, Хизер. Я сохранял твой гидробалланс и подпитывал, используя определенные внутривенные растворы.
После нескольких глотков я вынимаю соломинку изо рта и ставлю стакан на прикроватный столик. Роман остается неподвижным, не отодвигается от меня, сидя на краю кровати. Он поднимает руку и перекидывает мои волосы через плечо, пока окидывает блуждающим взглядом мое лицо. Кажется, он изучает меня по причинам, абсолютно мне неизвестным.
— Ты не покинешь снова этот особняк, Хизер … жизнью, которой ты когда-то жила, ты больше не управляешь, теперь она принадлежит мне, и это — единственная цель для моего развлечения. Пока ты делаешь, как я говорю, ты будешь вознаграждена роскошными удобствами, такими, как эта кровать, — он кивает в сторону кровати, — одежда, сшитая из самого прекрасного материала, — он дергает головой в сторону того, что я полагаю, является шкафом, — полностью укомплектованная и роскошная ванная со всеми удобствами, уютная комната, музыка, а также завтрак, ланч и ужин, приготовленный лучшими шеф-поварами, которых я нанял. Ты понимаешь, Хизер?
У меня дрожит подбородок и в глазах появляются слезы, а грудь разрывается, когда на меня обрушиваются подробные воспоминания о том, что Роман сделал моему дяде Джею. Я понимаю, что никогда не увижу его или моих братьев снова, никогда не обниму их, никогда не услышу их голосов. Я с трудом сдерживаю слезы, не давая им пролиться, когда киваю, и он продолжает свою зловещую речь.
— Я никогда не заходил так далеко. Женщины, которые были до тебя, готовы были пойти на убийство, чтобы оказаться на твоем месте. Твое знание об этих двенадцати девушках вызвало эти чрезвычайные меры. Теперь, будем надеяться, для твоего же блага, ты сможешь преуспеть двумя способами. Во-первых, не беси меня, потому что наступит момент, когда я предпочту перерезать тебе глотку после того, как вскрою тебя, чем буду иметь с тобой дело. У тебя есть одно преимущество в этом аспекте… ты не можешь говорить. Раздробление твоей челюсти, и последующее шинирование, возможно, кажется, более выгодным мне, но, положа руку на сердце, я сделал это для тебя. Во-вторых, в твоих интересах развлекать меня, и веселить любыми необходимыми средствами. Как только я прихожу в бешенство, ты станешь ничем иным, как комаром, которого я захочу прихлопнуть. Это тоже понято?