Страница 8 из 173
3
С утра Самохин не находил себе места. Оставаться в управлении он не мог. Давила тишина в кабинете. В сдержанном говоре за стеной звучало что-то тревожное. Тянуло туда, где слышались лязг тракторных кранов, грохот подтаскиваемых тягачами валунов, голоса осипших от усталости и долгого пребывания на морозном ветру рабочих.
Самохин понимал, что помощь его здесь не нужна (руководил наращиванием противолавинного вала, прикрывающего обогатительную фабрику, опытный инженер), но уйти отсюда не мог. В прошлом он и сам немало полазил по горам, а потому живо представлял, как работают наверху разведчики и как злой, леденящий ветер режет глаза, выбивая на ресницы слезу за слезой, и как они, падая на грудь, застывают мутными льдинками. Мысли об этом мешали сосредоточиться, отвлекали от того, что делалось на площадке. Порой хотелось самому взяться за ручки носилок и тяжкой физической усталостью заглушить растущее беспокойство.
Внимание Самохина привлекла группа новичков, работающих у тракторного крана.
— Кто так стропит рельс? — Он крупными шагами направился к рабочим. — Это же не дерево, а металл. Сорвется — мокрое место останется от человека.
Самохин увлеченно показывал, как следует острапливать рельс. Наконец-то понадобилось его вмешательство.
Стальной трос надежно прихватил рельс, когда Самохин заметил пробирающуюся по торной стежке курьершу. Женщина согнулась в глубоком поклоне порывистому встречному ветру.
— Приехали!.. — крикнула она издали.
Дальше Самохин не слушал. Он сорвал с головы шапку и, размахивая ею, побежал наперерез проходившему стороной тягачу.
Тракторист затормозил.
— К управлению! — Самохин поднялся в кабину. — Быстро!
Еще издали он увидел темную глыбу танка. Шихов вернулся. А Крестовников?
Самохин вошел в кабинет.
— Ну как? — спросил он. — Благополучно?
Шихов рассказывал о нелегком пути к дорожникам, а Самохин нетерпеливо посматривал на часы. Шестой час! Мог бы Крестовников вернуться пораньше. А если с ним что-то случилось?..
Самохин гнал недобрые мысли, а они становились все более назойливыми. Невысокий каменный хребет таил многие и разные опасности. Разведчики могли провалиться в укрытую снегом расселину, соскользнуть с кручи, попасть в небольшую «местную» лавину. Мало ли что может случиться в горах!
Самохин с досадой тряхнул головой. Что с ним? Шести часов еще нет, а он не может отделаться от зловещих предположений.
Время тянулось медленно. Невыносимо медленно! И все же минуло шесть часов. Четверть седьмого, половина…
— Надо бы снять с танка рацию и дать ее Крестовникову, — с досадой произнес Шихов. — Тогда бы мы могли получать с горы информацию о ходе разведки.
Самохин молча достал из ящика письменного стола пистолет с толстым стволом, банку с ракетами и вышел на крыльцо.
Звонко щелкнул выстрел. Ракета прочертила в воздухе дымную полосу и повисла над поселком.
Прошла минута, вторая.
Самохин нетерпеливо прошелся около управления. Достал вторую ракету. Неторопливо загнал ее в ствол пистолета, но выстрелить не успел. Над склоном Кекура, совсем, казалось, недалеко от поселка, взвился ответный белый огонек. Коротко завис он вверху, разгорелся и с нарастающей скоростью устремился вниз.
4
Крестовников вернулся в начале девятого. Пока его продрогшие помощники сгружали с прицепа заснеженную горную лодочку, он устало сидел на крыльце.
— Пройдемте ко мне, — пригласил Самохин. — Имущество приберут. Все будет в сохранности.
Он ни о чем не спросил промерзших до костей разведчиков. Прежде всего надо было обогреть их, накормить.
На столе появилась бутылка коньяку, мадера. Люся внесла сковородку со шкворчащей — только с плиты — колбасой.
— Садитесь, садитесь, — поторопил Самохин неловко замявшихся парней. — Ждать никого не будем.
И стал разливать коньяк.
— Не откажусь. — Шихов поднял рюмку, полюбовался на свет золотистым напитком. — Хорош!
— А ты что смотришь? — обратился Самохин к притихшей в непривычной обстановке Клаве Бурковой. — После такого похода рюмка коньяку не помешает.
Разведчики ели молча, даже сосредоточенно, наслаждаясь отдыхом, теплом. Никогда еще горячая колбаса не казалась такой вкусной. Не успели покончить с нею, как подоспела яичница. Снова поплыла над столом бутылка, кланяясь рюмкам. Ничто в комнате не напоминало об опасности, о тревоге.
Первым заговорил Крестовников.
— Вам, понятно, хочется знать, с чем мы вернулись оттуда, — он кивнул в сторону Кекура. — Я не могу точно определить, когда сойдет лавина. Но в том, что она сойдет, нет никаких сомнений. Вопрос лишь в сроке. Она может обрушиться ночью, а возможно, протянет еще неделю-две. Хуже другое: чем позднее она сойдет, тем сильнее будет ее удар.
— Утренний прогноз обещает прекращение осадков, — вставил Самохин.
— Это ничего не изменит, — ответил Крестовников. — Слишком много снегу нависло на горе. В особенности на восточной части склона. Под воздействием солнца и ветра на снежной поверхности со временем образуется толстая корка, или, как принято говорить у нас, гляциологов, «снежные доски». К весне, когда ее пригреет солнце, она может достигнуть толщины в метр и больше. Лавина обрушится, как масса рассыпного кирпича, несущегося со скоростью пятьдесят — шестьдесят километров в час. Представьте себе ударную мощь такого тарана!
Самохин не разбирался в тонкостях лавиноведения. Но как инженер он живо представил себе несущуюся по склону со стремительно нарастающей скоростью массу огромных кирпичей из слежавшегося крепкого снега. Сразу развеялся непрочный покой в доме.
— Что вы предлагаете? — спросил Самохин.
— Прежде чем предлагать мое решение, придется сделать кое-какие расчеты, — ответил Крестовников.
— Все же? — настаивал Самохин. — Не эвакуировать же предприятие?
— Что вы! — воскликнул Крестовников. — Эвакуировать — это оставить его на разрушение. Надо сделать все возможное, чтобы не допустить этого.
Горячность, с какой ответил Крестовников, несколько успокоила Самохина. Он достал из шкафа карту и, сдвинув посуду, разостлал ее на столе.
Все поднялись с мест, стеснились у карты.
С севера на юг карту разделяла темная гряда Кекура. Выделялась над нею скала со странным названием Петушиный Гребень и отметкой 1682 метра. Внизу, в лощине, голубой тесьмой вилась Тулва и уходила в продолговатое озерко — запруду гидроэлектростанции. От озерка отделялись уже две тесемки. Слева тоненькая — отводный канал, по которому в весенний паводок спускали лишнюю воду, не проходившую через рабочую часть плотины. Тулва вырывалась из-под плотины и круто сворачивала на запад. Впрочем, все, что было за поворотом реки и на западном склоне Кекура, никого в кабинете не интересовало.
— Обратите внимание на это место. — Крестовников взял карандаш и, пользуясь им, как указкой, обвел продолговатый круг под Петушиным Гребнем. — Здесь метелевый снег образовал длинную складку толщиной до трех метров. Несколько выше навис снежный мешок, представляющий наибольшую угрозу. Основа его — крупнозернистый сухой снег лежит на голом камне и практически не имеет сцепления. Достаточно незначительного увеличения тяжести снежного мешка или легкого толчка — и он скользнет вниз, приведет в движение снежный покров на склоне. Лавина сойдет широким фронтом. — Крестовников помолчал и добавил: — Значительно более широким, чем я предполагал.
— А точнее? — спросил Шихов.
— Для точного определения возможного фронта лавины следовало сделать не десяток замеров и проб снежного горизонта, а много больше. Я исследовал лишь вероятную точку отрыва лавины.
— Времени нет заниматься исследованиями, — поддержал его Самохин.
— Широкий фронт лавины заденет не только защищенную валом шахту, — продолжал Крестовников, — возможно, достанет и до поселка.
— Надо думать о поселке, — сказал Самохин. — Снег защитного вала не прошибет. Это же камень, бетон, сталь.