Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 173



— Вы не хотите понять меня. — Люся не заметила шутки. — В такое время одна я, молодая, крепкая, сижу без дела.

— Вынужденное бездействие тягостно. Понимаю. — Тон Крестовникова стал мягче. — Но это не повод, чтобы идти в горы. Разведка не времяпрепровождение, а необходимость. А если вы вспомните, сколько времени нам отпущено на разведку, то поймете, что это тяжкая, даже рискованная необходимость. В таких условиях в горах нужны мужчины. А теперь… Не примите мои слова за новое проявление моего плохого отношения к вам, но на отдых мне осталось меньше четырех часов.

5

Весть о прорвавшемся в поселок танке бежала от дома к дому. Люди спешили в управление комбината, набились в коридоре, в приемной, обступили Анну Павловну.

Стоило Самохину выйти с Шиховым из кабинета, как негромкий говор в приемной затих.

— Позвоните в комитет комсомола, — сказал Самохин Анне Павловне. — Надо подобрать двух-трех крепких лыжников.

Он объяснил, какие парни нужны Крестовникову, и обернулся к сидящему в углу трактористу.

— Поедем.

Самохин вышел из управления и поднялся в кабину тягача.

Разрывая сугробы, грузная машина двигалась по улице, оставляя за собой широкую голубоватую канаву.

У обогатительной фабрики тягач остановился. За стеной ее, обращенной к Кекуру, выделялась на снегу уложенная углом высокая гряда крупных валунов. Промежутки между ними были забиты камнями, местами заполнены цементом.

Увиденное успокоило Самохина ненадолго. Так защитить можно лишь основные промышленные сооружения. А жилые дома? Ремонтно-механическая мастерская? Склады, гаражи, стоящие на отшибе от поселка, амбулатория и детский сад? Все это растянулось на добрый километр. Не прикроешь.

Самохин вернулся к тягачу и отрывисто бросил;

— В клуб.

По пути он мрачнел все больше. Парниковые рамы — гордость подсобного хозяйства — несколько дней не обметались. Некоторые из них не выдержали тяжести снега, провалились. Скотный двор замело с наветренной стороны по окна, а местами и по застреху. В снегу мягко голубела траншея, промятая к силосной башне.

У входа в клуб Самохин увидел Фетисову и Шихова.

— Ждем вас, — встретила его Фетисова. — Хотим вместе с вами потолковать с народом.

— Очень хорошо, — ответил Самохин и первым вошел в клуб.

В ярко освещенном зрительном зале было шумно. Люди сидели в верхней одежде, в шапках и походили на пассажиров', ожидающих посадки в поезд. Воздух был напитан устоявшимся табачным чадом.

— Вербованные, — Фетисова показала глазами на зал. — Почти все здесь собрались.

— Не только вербованные. — Самохин всмотрелся в державшихся особняком женщин. Некоторые из них пришли с детьми и узлами. — Не только…

Хмурые лица, недобрая тишина насторожили Самохина.

— Почему здесь в верхней одежде? — громко спросил он. — В шапках! С вещами! Как на вокзале!..

— Что ж, выходит, нам и помощи не будет никакой? — перебила его женщина с ребенком на руках.

— Будет, — ответил Самохин. — Сами себе поможем.

— Нечего нас уговаривать! — злобно бросил кряжистый детина в потертой стеганке. — Но маленькие. Видим, что на дворе творится.

— Зачем уговаривать? — спокойно возразил Самохин. — Придет время, прикажу выйти на работы…

— Прежде чем приказывать, обеспечьте нас! — закричали в зале. — Валенки дайте! Стеганки!

— Какой из меня работник? — подскочил к Самохину курчавый парень в узконосых туфлях. — В пальтушке! Полы путаются в ногах, снег гребут.

— Вас завербовали для работы на обогатительной фабрике, — по-прежнему сдержанно ответил Самохин. — На работающих в цехах валенок на комбинате нет. Тут и спорить не о чем. Надо будет — пойдете работать.

— Без валенок? — спросил курчавый. — На улице?

— Что ж, по-вашему, когда буря бьет корабль, матросы калоши требуют, чтобы ноги не промочить?

Самохин увидел, что вместо делового разговора его затягивают в ненужные и лишь раздражающие рабочих препирательства. Сопровождаемый недовольным гулом, поднялся он на сцену, выждал, пока затих шум, и обратился к притихшему залу.

— Одни трудятся на морозе по двенадцать часов в сутки, а кое-кто тут… санаторий устроил.

— А ты посиди в этом санатории! — закричали из зала. — Давай к нам! Разговаривать легко, сверху-то!

Самохин понял, что начал неудачно, хотел поправиться.





— Минуточку!

Договорить ему не дали.

— Прежде чем требовать, обеспечьте людей!

— Мы тоже знаем свои права!

Чьи-то руки взяли его за плечи и отодвинули в сторону. Самохин оглянулся и увидел Фетисову.

Ее в поселке любили. Старожилы помнили, как она штукатурила первые здания поселка, мерзла в палатках и всегда оставалась спокойной и ровной в обращении с товарищами. Не изменилась Фетисова и после того, как стала членом парткома, а затем и секретарем. Рослая, по-мужски широкая в кости, с красным обветренным лицом, она не боялась острого спора, умела озадачить противника неожиданным доводом, простецкой на первый взгляд репликой.

Фетисова вышла вперед, спокойно ждала, она знала: ее будут слушать.

Шум в зале быстро спадал.

— Давай! — озорно крикнул кто-то. — Агитируй!

В недружном хохоте неожиданно прозвучал вопрос Фетисовой:

— У кого есть дети ясельного и дошкольного возраста?

Над головами торопливо взметнулись руки.

— Пройдите к сцене. — Фетисова показала, куда пройти, и снова обратилась к залу: — У кого дети школьного возраста?..

На этот раз она не успела закончить фразу, как женщины торопливо направились к сцене. Некоторые подталкивали перед собой детей.

— Я понимаю, почему вы пришли сюда, — обратилась к ним Фетисова. — Работать в такое время да еще и болеть душой за ребят…

— Ишь заливает! — закричали из задних рядов. — Охмуряет православных!

Выкрики утонули в гуле, из которого выделялись злые голоса женщин, возмущенно одергивающих крикунов.

— Начальник комбината принял правильное решение, — Фетисова выждала, пока зал затих, — укрыть детей в безопасное место. Тогда и родители смогут трудиться, не оглядываясь на дом. Кончим нашу беседу, пройдете со мной в фойе. Там я объясню, как собрать ребят и что дать им с собой.

Фетисова отошла в сторону. Неподалеку от нее надежной опорой сбились в плотную кучку женщины.

На место Фетисовой вышел Шихов.

— Демобилизованные по последнему приказу министра обороны… встать!

В зале послышался неровный грохот. Поднялось человек тридцать.

— Старшины, в проход.

Из рядов вышел коренастый крепыш в ладно пригнанной шинели.

— Постройте демобилизованных и выведите сюда, — Шихов показал рукой влево от сцены.

— Выходи строиться! — привычно подал команду парень в шинели. — Разобраться по два.

Он подровнял группу, вывел к сцене и, приняв привычно строевую стойку, доложил:

— Товарищ майор! Демобилизованные в количестве двадцати шести человек построены.

— Вольно! — Шихов осмотрел демобилизованных и обернулся к сидящим в зале. — А теперь потолкуем с остальными. Вернее, с теми, кто не желает работать.

— Да в чем работать-то! — вскочил с узла курчавый парень и выставил ногу в узконосой туфле: — Гляди!

— Полно тебе, — громко вмешалась Фетисова. — Который год живу тут, а не видела еще дурачка, чтоб приехал на север в таких-то бареточках. — И, не давая возразить себе, закончила под одобрительный смех: — Развяжи сидор свой. Развяжи! Если не будет в нем другой обуви, сниму с себя валенки и отдам тебе. При всех говорю. Сниму! Босая по снегу пойду!

— Давай, давай! — закричали со всех сторон опешившему от неожиданного поворота парню. — Разуй ее! Развязывай сидор!

— Да идите вы!.. — парень злобно выругался, и это прозвучало признанием своей вины.

Пока в зале угасал озорной шумок, Фетисова быстро сказала Самохину:

— Решайте с эвакуацией ребят. Нельзя оставлять их в клубе. Какой здесь покой! Матери будут бегать сюда, надо и не надо…