Страница 13 из 17
Духовная сторона лудомании[1] Достоевского
Ю. Селезнёв в своём исследовании «Достоевский» анализирует духовную сторону этой страсти Фёдора Михайловича: «…В Бадене, сняв номер из двух сообщающихся комнат, он оставил Полину (Аполлинарию Суслову – сост.) приводить себя в порядок с дороги, а сам куда-то убежал.
Ещё в первый приезд в Европу его вдруг нестерпимо поманило испытать судьбу на рулетке в одном из игорных домов. Тогда, неожиданно для себя, он легко выиграл десять тысяч франков.
С тех пор мысль о рулетке постоянно томила… Собственно, всякая азартная игра всегда имела на него какое-то непонятное притягательное, которому невозможно было противиться, влияние. Сначала он стыдился своего увлечения, потом нашёл ему оправдание: ему-де как писателю просто необходимо испытать на себе и эту страсть, владеющую натурой игрока. Затем вдруг ощутил невозможность и даже совершенное нежелание противиться этой страсти: в ней была своя поэзия риска и поэзия надежды, то всеохватывающее состояние переступания за очерченную судьбой черту, леденящее душу и вместе доводящее до восторга, о котором и Пушкин писал: «Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю…».
Да, игра – это бой, схватка с невидимым, но могучим и коварным противником – вечно усмехающимся над человеком, слепым роком; это дерзкий вызов случаю, отчаянная попытка своей собственной волей изменить круг предначертанности. И разве же не были в этом смысле игроками и Магомет и Наполеон? Разве не поставили они на карту и собственную жизнь, и жизни миллионов людей, круто изменив привычный ход истории? А Гомер и Шекспир?
Ведь выиграл же? И ад мёртвого дома прошёл – теперь он чувствовал неодолимое желание пройти и ад рулетки, этой игры с жизнью. Потому что это действительно ад или, вернее, один из кругов его, образ и символ преисподней. Жизнь, совесть, честь, любовь – всё святое бросается в общее, крутящееся пекло колеса рулетки, перемешивается с франками, талерами, слитками золота, тысячами, сотнями тысяч, может быть, и с миллионом – и… мгновения ожидания – адское колесо крутится, крутится, и кажется, в нём сосредоточена сейчас вся вселенная со всеми своими страстями, надеждами и возможностями, но – остановилось – и тут самый страшный, самый критический миг: кто выиграл, кто проиграл – ты или рок? Что на что обменяно? Нет, тут не просто корысть, тут в несколько минут переживаешь ощущение вечности…
Ещё в 59-м, в Семипалатинске, прочитал он надолго запавшую в сознание статью – «Из записок игрока», рассказывающую о нравах игорных домов Баден-Бадена, Гомбурга, Висбадена, Женевы, где порою в считанные минуты выигрываются и проигрываются целые состояния, где вчерашние нищие становятся миллионерами, а миллионеры – самоубийцами.
«В Висбадене, – читал он, – ещё очень недавно молодой человек, проигравший там всё своё состояние, в порыве отчаяния застрелился в игорной зале в виду многочисленной публики, столпившейся вокруг рулетки. Замечательно, что печальное событие это не прервало даже хода игры, и выкликавший нумера продолжал вертеть цилиндр с таким же хладнокровием, с каким приказал служителю вычистить зелёное поле стола, на который брызнул мозг из разможжённой головы игрока».
С тех пор Достоевский читал всё, что только было доступно ему об этом фантастическом мире игры с его любимцами и неудачниками, теоретиками и философами рулетки, с прожигателями состояний и умельцами, живущими недурно только за счёт небольших, но постоянных выигрышей.
В 62-м Достоевский не столько играл, сколько ещё и наблюдал за играющими, следил за выпадающими номерами, пытаясь если не осмыслить, то хоть угадать в общих чертах тайну выигрыша, отыскать хоть какую-то закономерность в этой цепи случайностей – не может быть, чтобы тонкость ума и чутьё человеческое не одолели грубость слепого случая, – убеждал он себя.
Конечно, не одна только дьявольская поэзия рулетки искушала его; тут усмехался и другой властный демон – миллион.
«О, не говорите о корысти. Корысть здесь на последнем месте, корысть – это десяток, ну сотня, несколько сот франков на роскошный обед, на любовницу, на что угодно, а миллион! – миллион – это идея… Корысть – это Краевский, литературный ростовщик и промышленник, хотя и накопил, пожалуй, не один миллион, но – годами грабя авторов, нещадно эксплуатируя мозг и талант сотрудников и писателей. Здесь, на рулетке, здесь, только представьте себе: мгновение – и вы одним махом, одним дерзким движением вырываете у судьбы то, на что тратят свои жизни порой целые поколения. Здесь – всё либо уж ничего… Нужно только решиться, позволить себе переступить через страх риска – и…
А с миллионами можно много сделать, и главное – свобода: от постоянной нужды писать из-за куска хлеба, вечной зависимости от кредиторов, ростовщиков, работодателей, потому что писать из-за денег невыносимо и физически и нравственно».
В произведениях Ф. М. Достоевского часто упоминается игра в карты, употребляется карточная терминология. В «Братьях Карамазовых» описана игра «поддельной» т. е. шулерской колодой. В романах «Подросток» и, особенно, «Игрок» подробно рассказано об игре в рулетку.
Евгений Витковский об отношении Достоевского к преферансу
В книге «Русский преферанс» опубликовано небольшое исследование Е. Витковского об отношении Достоевского к игре преферанс:
«Достоевский оказался чуть ли не единственным из русских писателей, удостоившим преферанс ненависти. В 1848 г. (15 ноября) писатель впервые посетил дом Панаевых, где Белинский играл в бесконечный преферанс; 1846 год – год выхода «Бедных людей», первого произведения, принесшего великому писателю настоящую известность. Панаева, которой Фёдор Михайлович без взаимности увлекался тогда, вспоминает о том времени:
«Достоевский претендовал на Белинского за то, что тот играет в преферанс, а не говорит с ним о его «Бедных людях».
– «Как можно умному человеку просидеть даже десять минут за таким идиотским занятием, как карты! А он сидит по два и по три часа!» – говорил Достоевский с каким-то озлоблением. – «Право, ничем не отличишь общество чиновников от литераторов: то же тупоумное препровождение времени» (хотя есть сведения, что играть в банк Достоевский пробовал, но не увлёкся. – Е. В.).
Достоевского в полной мере постигло наказание, о котором вспоминает его дочь Л. Ф. Достоевская, припоминая известную пословицу «Кто не безумствовал в 20 лет, тот совершает безумства в 40». Именно во время второго заграничного путешествия Достоевского (август – октябрь 1863 г.) им завладевает настоящая игорная страсть, так ярко отразившаяся в «Игроке». Осуждая вполне невинную карточную игру, пусть даже и коммерческую, сам Фёдор Михайлович превратился в азартного игрока: страстью его стала рулетка. В письме из Парижа к В. Д. Констант от 1 сентября (по новому стилю) 1863 г. Достоевский описывает игру в Висбадене:
«Я, Варвара Дмитриевна, в эти четыре дня присмотрелся к игрокам. Их там понтирует несколько сот человек, и, честное слово, кроме двух, не нашёл умеющих играть. Все проигрываются дотла, потому что не умеют играть. Играла там одна француженка и один английский лорд; вот эти так умели играть и не проигрались, а напротив, чуть банк не затрещал. Пожалуйста, не думайте, что я форсю с радости, что не проиграл, говоря, что знаю секрет, как не проиграть, а выиграть. Секрет-то я действительно знаю…»
Что было дальше, общеизвестно – дикие рулеточные проигрыши Достоевского: «Проиграл вчера всё, всё до последней копейки» (в письме к жене А. Г. Достоевской от 20 мая 1867 г. из Хомбурга) – и чуть не удвоившееся по сравнению с возможным нынешнее «Полное собрание сочинений» Достоевского: классик писал и писал, ибо другого способа заплатить карточные проигрыши не видел.
1
Лудомания – болезненное пристрастие к азартным играм.