Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 15

Возвращаюсь к водопаду и прохожу сквозь него. На площадке напротив стоит мой преследователь. Он отдирает со своей подошвы кусок напольного покрытия. Я делаю что могу. Бегу и прыгаю. Почти лечу по воздуху. И приземляюсь на горку. Едва не вскрикивая от боли. Начинаю скользить по желобу, который поворачивает и изгибается. Под действием гравитации рана на руке начинает пульсировать. Горка и боль – вроде бы такое же невозможное сочетание, как велосипед без седла. До цели худо-бедно доберешься, но об удобстве забудь.

Я съезжаю на мягкую подстилку, встаю и чувствую, что что-то явно не так. С горки не доносится ни звука. Преследователя на ней нет. Верхней платформы мне не видно, но я предполагаю, что он должен быть там.

Я еще раз обхожу весь Замок приключений и бегом направляюсь к кролику. На это уходит время, но других вариантов у меня нет. Как нет и ключей ни к одной двери. Только входную можно открыть без ключа. На последнем повороте я останавливаюсь, выглядываю из-за угла и прислушиваюсь. Ничего не вижу и не слышу.

Я на всей скорости устремляюсь к кролику. Я бегу, и бегу, и вот-вот доберусь до кролика, когда у него из-за спины выступает грузная мужская фигура. Мне хватает доли секунды, чтобы понять, что произошло. Есть хорошее объяснение тому, почему он появился так быстро и бесшумно: на его подошвы налипли кусочки поролона. Он спрыгнул с платформы, но я этого уже не услышал.

В груди у меня закипает гнев.

Я играю по правилам. Опять.

Я продолжаю бежать. Единственное, что занимает мои мысли, это кролик. Я врезаюсь в грызуна и опрокидываю его на мужчину. Мы падаем на цементный пол. Мужчина видит в упор меня, а я – его. Он решается первым. Я едва успеваю частично высвободиться, когда он наносит удар ножом. Клинок рассекает мне бедро и вонзается в лист фанеры под нами, заодно пригвоздив к нему мои брюки. Я в ловушке. Я кричу и, размахивая руками, хватаю первое, что попадается под руку.

Кроличье ухо.

Оно успело снова расшататься и отвалилось.

Я хватаю это гигантское ухо и бью в том направлении, где должен быть мой враг. И почему-то попадаю… Встаю. Брюки с треском рвутся. Мужчина лезет в карман своей куртки. Третий нож? Нет, это было бы слишком. Но я должен торопиться, чтобы не дать ему времени метнуть его в меня – если это нож. Я наношу ему удар ухом, потом еще один, и еще, и еще…

Выпускаю из рук ухо. В зале пусто и тихо. Единственное, что я слышу, это звук своего дыхания. Оглядываюсь по сторонам.

Все выглядит как-то не так.

Парк приключений для всей семьи.

Мысли в голове путаются. Как вышло, что именно я несу за него ответственность? Это – и многое другое – вдруг стало непредсказуемым и вышло из-под контроля. Я – актуарий. То есть специалист по страховой математике.

Как правило, я не управляю парками приключений и уж точно не забиваю людей насмерть гигантскими кроличьими ушами из пластика.

Но, как я уже говорил, моя жизнь в последнее время не следует законам теории вероятности.

За три недели и пять дней до этого

1

Каннельмяки в сентябре. Не знаю ничего более прекрасного. Ярко-алые листья и самые конкурентные цены на дома во всем Хельсинки.

В воздухе раннего утра в этом окраинном районе витал запах осени. Научно доказано, что этот воздух – самый свежий в городе. Огромные красные и желтые листья серебрились гигантскими каплями росы, невесомыми зеркалами искрившимися в лучах восходящего солнца. Я стоял на балконе своей квартиры на четвертом этаже и размышлял о том, что нахожусь именно там и тогда, где и когда надо, и ничто на свете не заставит меня изменить это мнение.

Застройка вокруг железнодорожной станции Каннельмяки – наглядный пример наиболее удачного городского планирования во всем Хельсинки. От своей двери до станции я добирался за две с половиной минуты бодрым шагом. Поезд доставлял меня до работы в Пасила за девять минут, а раз в месяц до кинотеатра в центре города – за тринадцать. Учитывая расположение, квартиры в Каннельмяки стоили не так уж дорого и были отлично спроектированы: удобные, максимально функциональные. Никаких украшений, ничего лишнего.

Дома построили в середине 1980-х, во времена господства рационального мышления. Некоторые люди называли эту часть города безликой, даже депрессивной, – возможно, потому, что видели только фасады, одинаковые коробки домов и общий серый колорит, что само по себе служит примером потрясающего единообразия. Эти люди допускали распространенную ошибку – не проводили точных расчетов.

Я знаю из опыта, что именно расчет указывает нам, что красиво, а что нет.

Район Каннельмяки был красивым.

Я сделал еще один неглубокий вдох и вернулся в квартиру. Прошел в прихожую, достал обувь и куртку. Застегнул «молнию» почти до верха. Узел моего блестящего галстука лежал ровно и симметрично. Я посмотрел на себя в зеркало и не увидел ничего неожиданного. К своим сорока двум годам я сохранил всего одно потаенное желание.

Мне хотелось, чтобы все было разумно.

Страховая математика – это дисциплина, которая сочетает в себе математику и статистический анализ, необходимый для оценки вероятности риска того или иного происшествия и установления размеров страховой премии, являющихся финансово приемлемыми для страховщика. Это официальное определение. Большинство людей не задумывается над ним, как и над множеством других официальных и потому кажущихся скучными определений. Даже когда они пытаются в это вникнуть, не многие обращают внимание на слова «финансово приемлемый», не говоря уже о том, чтобы поинтересоваться: а что они означают в данном конкретном контексте.

Страховые компании существуют, чтобы извлекать прибыль. В случае страхования от несчастных случаев она достигает почти 30 процентов. Немногие компании из других сфер деятельности могут похвастать похожими показателями за счет продажи всего одного продукта. Страховые – могут, потому что знают, что у людей нет других вариантов. Вы не обязаны страховаться – каждый имеет право на выбор. Но большинство предпочитает, как минимум, застраховать свой дом. Страховым компаниям известно также, что люди – существа хрупкие, а их способность влипать в неприятности даст сто очков вперед любому другому виду. Поэтому современные страховые компании всего мира высчитывают, как часто люди будут поскальзываться и падать у себя в саду; засовывать себе в разные отверстия те или иные предметы разных форм и размеров; высыпать тлеющие угли от шашлыка в мусорную корзину; врезаться друг в друга на новеньких гидроциклах; доставать с верхней полки шкафа вещи, заставленные рядом стеклянных ваз; напившись, напарываться на нож для суши и, запуская петарду, попадать в глаза себе или окружающим. В будущем году.

Как следствие, страховые компании знают две вещи. Во-первых, людям необходимо приобретать страховки. Во-вторых, определенное число людей, невзирая на предупреждения, неизбежно себя подожжет. В пространстве между этими двумя вещами – то есть между авторучкой и спичкой – как раз и работают актуарии. Наша работа гарантирует, что, даже если горе-поджигатель получит денежную компенсацию за свои неприятности, компания не останется в убытке, потому что компенсирует расходы за счет других клиентов.

Там я и пребывал, между заточенным карандашом и пылающим пламенем.

Моя работа находилась в районе Валлила. Новое офисное здание на Теоллисуускату достроили прошлой весной, и наша компания въехала в него, когда еще не высохла краска. Теперь, когда я каждое утро приезжал в офис, я всегда чувствовал одно и то же раздражение и разочарование. Подобно куску черного льда внутри, который отказывался таять: у меня больше не было кабинета. Вместо него у меня появилась рабочая станция.

Слово «станция» говорило мне все, что необходимо знать. Моя «станция» представляла собой узкое, заваленное бумагами пространство на краю длинного стола, торцом упирающегося в окно. Перед ним стоял точно такой же стол. Напротив меня сидел Мийкка Лехикойнен, младший математик, который регулярно рассказывал истории о выезде на шашлыки. Слева сидел Кари Халикко, младший аналитик рисков, имевший привычку подхихикивать себе под нос без всякого повода. Судя по всему, они принадлежали к новому поколению профессиональных актуариев.