Страница 5 из 15
… Кто там?!.. фотограф… молодой?.. вроде да!.. вроде?.. да я не разглядела… дура ты, Надька… симпатичный? да я его не видела толком!
Надя появляется вновь. За эти две минуты она успела привести в порядок волосы и подкрасить реснички.
— Здравствуйте, Альберт, — она прикусывает губку от любопытства, — А почему вы так рано? Мы на раскопки только после обеда пойдём… И почему не предупредили… мы бы подготовились…
Надя засыпает меня словами. Пытается перехватить инициативу в разговоре и вернуть себе уверенность. На ней белая спортивная маечка с короткими рукавами и голубые шорты. Длиннее, чем позволяли себе модницы двадцать первого века, но тоже очень эффектные.
— Не надо готовиться, — говорю, — я за естественную красоту. Что естественно, то не безобразно.
— Как вы это хорошо сказали! — из палатки выныривает ещё одна девушка. Жгучие тёмные локоны. Спортивная фигура. Почти с меня ростом. — Юлия, — протягивает она ладошку.
— Альберт, — с серьёзным видом отвечаю на рукопожатие, — и это не я сказал, а Сенека. Римский философ. Не проходили ещё?
— Мы пока больше по славянам и древней Руси, — морщит носик Надя, — "Лепо ли бяшите братие… "
Юля фыркает от смеха.
— Что копаете? — интересуюсь.
В дни юности я достаточно покатался по раскопкам, чтобы поддержать разговор. Это прекрасный способ выпить на природе. Приятели-историки оборудовали себе на государственные средства загородные берлоги и не вылезали оттуда месяцами. У одного даже лЕдник был. По технологии шестнадцатого века. Про полевые бани я вообще молчу.
— Мезолит, — к нам присоединяется третья студентка. — У неё русая коса и немного простодушное округлое личико.
— Скука, — вздыхает Юля.
— Не скажи, — спорит с ней третья, — вчера Ленка трапецию нашла, так ей одной банку сгущёнки выдали! В одно лицо!
Судя по тону девушки, лицо у Ленки после такого непременно должно треснуть.
Сгущёнка — третья по значимости валюта советской эпохи после водки и колбасы. Особое хождение имеет среди туристов, геологов и прочего бродячего народа. Заветные синие баночки даже в нищие 90-е можно было найти на турбазах. А ещё её можно варить…
Страдания третьей девушки по сгущёнке понятны. Фигура выдаёт в ней сладкоежку. Она не толстая, но пухлая в нужных местах, а грудь просто роскошна. Для местных была бы идеалом красоты. Берёзовская Венера.
В этот момент вспоминаю Женьку. Ему бы понравилась.
— А вас как зовут? — обращаюсь к ней.
— Татьяна, — та слегка краснеет
Лагерь просыпается. Из большой шатровой палатки тянутся на водопой сутулые хмурые фигуры старшекурсников. Один, привлечённый шумом, сворачивает в нашу сторону.
— Посторонний? — оглядывает он меня, — кто такой.
Старшаку тяжко. Глаза у него красные, волосы всклокоченные. На тощей шее подпрыгивает кадык. Пивка бы ему сейчас. Смотрит недружелюбно. У него есть надежда сорвать всю свою похмельную боль на ком-то конкретном. Но я уже обзавёлся лояльным лобби.
— Серёж, это корреспондент! Из газеты! — повисает на нём Юля, не стесняясь тесного физического контакта.
— Не корреспондент, а фотограф, — встревает Надя, недовольная, что её опередили. Она, вообще-то, меня первая встретила.
— Серёж, а может его чаем напоить?! — предлагает заботливая Татьяна.
Серёжа морщится оттого, что его встряхивают. Его явно мутит.
— Дежурным скажите, — мотает он головой, — пусть напоят и накормят. Завтракать будешь? У нас оладушки. — Он протягивает мне ладонь, — Серый!
— Алик! — я принимаю правила игры и представляюсь неформально. — От оладушков не откажусь.
— К Николаичу его проводите потом, — говорит Серый и теряет к нам интерес.
Его куда больше притягивает двадцатилитровая фляга с водой, которая стоит недалеко от костра дежурных. Пожар внутри требует влаги.
— Да что там за оладушки! — проявляет неожиданную хозяйственность Юля, — небось горелые всё.
По её виду понятно, что она бы такого точно не допустила.
— Зато со сгущёнкой, — мечтательно добавляет Татьяна.
— Куда тебе ещё! — щиплет её за бочок Надя.
Девчонки резвятся вокруг меня, с гордостью поглядывая на остальных. Они ведут меня по лагерю, показывая камералку, "лежбище слонов", так называется шатёр, где обитают старшаки, продуктовый склад, лопаты и прочие достопримечательности.
Время от времени я вскидываю камеру и щёлкаю. Мои спутницы в этот момент почтительно замолкают. Официальный статус и то, что я "при деле", а не шляюсь просто так, поднимает меня в их глазах на серьёзную высоту.
Оладушки действительно плоские и подгоревшие. Юля тут же обращает на это внимание и затевает перебранку с некой Ленкой, одной из дежурных. Это привлекает ещё больше внимания и пока я завтракаю, свита вырастает как минимум втрое.
Самые первые, Надя, Юля и Татьяна заключают между собой военный союз и дружно обороняют меня от окружающих.
Парни на раскопках тоже присутствуют, но их оттёрли на задний план. Во-первых, их явно меньше. Девушки в этом возрасте вообще более склонны к авантюрным поступкам, таким как спонтанные поездки, сомнительные знакомства и ранние браки.
Мужской пол уже в это время больше ценит уют, комфорт и мамины котлетки. Большинство их однокурсников сейчас чихают в пыльных архивах. А девушки любят простых романтиков.
Те немногие, кто всё же приехал на раскопки, старательно изображают равнодушие и скуку, чтобы сберечь остатки хрупкой самооценки.
К палатке руководства я подхожу во главе небольшой толпы. Профессор Аникеев, про которого я уже наслышан, похож на лешего. Лохматый, с большой всклокоченной бородой. Принадлежность к цивилизации в нём выдают только очки. Профессор подслеповато оглядывает нас, кажется, опасаясь стрелецкого бунта. Известие, что я из районки его заметно успокаивает.
— Так, ваши уже были, — говорит он и описывает даму, в которой я узнаю Нинель.
Поражаюсь её расторопности.
— Руководство приняло решение дополнить фоторепортажем, — импровизирую, — советское студенчество на передовых рубежах науки… уникальные находки… популяризация быта пролетариев доисторической эпохи…
Аникеев, слушая эту чушь, морщится как от зубной боли. Девушки в восторге.
— Вы, надеюсь, в статье это писать не будете? — говорит он.
— Я только фото делаю, — поясняю, — статьи другие люди пишут. Специально обученные.
— Хвала небесам, — облегчённо вздыхает профессор, — тогда делайте свои фото. Только на раскоп мы ближе к вечеру пойдём, когда жара спадёт. Вас это устроит?
— Мне так даже лучше, — отвечаю, — освещение больше подходит.