Страница 9 из 154
— Я не думал, что она примет все это так близко к сердцу, - говорит Сергей Петрович и промокает платком покрытый испариной лоб.
— Не припоминаю, чтобы просил вас думать, - говорю я - и выражение его лица сразу становится смиренным. - Вы свое дело сделали и, надеюсь, будете делать дальше ровно столько, сколько потребуется. Уверен, что, имея вокруг столько современной медицинской техники, обязательно можно найти страшные и дорогие болезни, тем более у такого слабого ребенка.
— Олег Викторович, - доктор откашливается, и я на минуту подозреваю, что он до их пор не вышел из образа, - я как раз об этом и хотел с вами поговорить.
Я молча жду, когда ему надоесть корчить эти трагические паузы и он перейдет к делу.
— Дело в том, что мальчик действительно болен.
— Да неужели?! - С трудом сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться прямо в его морщинистую рожу, по которой идут уродливые красные пятна. С учетом всех обстоятельств, это было бы подозрительно. - Знаете, я как раз что-то такое подозревал, когда сегодня утром мне позвонила чокнутая нянька мелкого говнюка и в истерике начала орать, что ребенок задыхается и синеет! Но кто бы мог подумать, что без вашего дофига умного мнения, все это было просто ничего не значащей херней!
— Олег Викторович, у мальчика бронхогенная карциома. Я видел его снимки, диагноз, конечно, нужно будет уточнять дополнительными анализами, но я практически не сомневаюсь, что мое предварительное заключение подтвердится.
— А можно человеческим языком? - поторапливаю я.
— У него рак легких. Много новых образований на снимках и…
— Как это влияет на нашу договоренность? - перебиваю его возможные длинные разглагольствования.
Он пару раз моргает и снова вытирает платком мокрый от пота лоб.
— Это значит, что мальчику действительно требуется дорогостоящее лечение. Скорее всего, ему будет нужна операция. Возможно - трансплантация. Не в нашей клинике, потому что у нас нет ни нужного оборудования, ни специалистов для того, чтобы ее провести.
Он пытается бухтеть еще что-то, но я прикладываю палец к губам, призывая его заткнуться.
Мне нужно подумать.
Поворачиваюсь, сую руки в карманы брюк и концентрируюсь на своей стоящей за окном новенькой спортивной тачке. Сменил надоевший кабриолет на эту ярко-желтую малышку, хотя уже давно не сезон, чтобы рассекать на таких по дорогам. Но после бегства Ники я вдруг понял, что потерял вкус абсолютно ко всему - к женщинам, к удовольствиям, к возможности получить все, что захочу. Покупка нового автомобиля добавила каплю настроения в мои серые будни. Правда, моя эйфория была короткой и закончилась уже через несколько дней.
Проклятая маленькая Ника. Я перестал чувствовать жизнь с тех пор, как из моих рук ускользнуло то, что я не собирался отпускать.
Когда-то давно, когда в моей жизни не было дорогих вещей, и я был вынужден довольствоваться обносками из стоков, я пообещал себе, что доползу на вершину, даже если ради этого придется срывать других альпинистов. В сущности, именно так я и делаю до сих пор: вижу то, что мне нужно, а потом просто нахожу самый быстрый способ это получить. Вопросы морали перестали заботить меня примерно в то же время, когда я понял, что деньги закрывают все глаза и рты. А слепая беззубая совесть превращается в молчаливое «все правильно».
Я бы никогда не стал тем, кем стал, если бы спотыкался о мысли, сколько жизней и судеб я покалечу, добиваясь своего.
Больной засранец, даже если ему всего четыре года, не повод делать исключения.
— Око за око, родная, - говорю шепотом невидимому отражению Ники в окне, - зуб за зуб.
А потом поворачиваюсь к доктору и еще раз озвучиваю условия нашей договоренности:
— Я хочу, чтобы вы тянули время.
— Но это может быть… опасно, - заикается он.
Большой минус работы с вот такими «сообщниками» - они всегда хотят остаться чистенькими. Получить огромные бабки за то, что не испачкает их чистые, обработанные спиртом ручонки.
Я не спеша сокращаю расстояние между нами и нависаю над ним всем своим ростом. Трусу приходится втягивать голову в плечи, чтобы продолжать смотреть мне в глаза. Однажды Ника сказала, что у меня «тяжелая энергетика», что рядом со мной люди чувствуют себя как будто в клетке. С тех пор я ношу ее слова при себе, как визитку, вспоминая каждый раз, когда натыкаюсь на вот такой взгляд - как у побитой собаки, которая хочет получить сахарную косточку из одной руки, зная, что во второй может быть яд.
Ника, Ника, Ника…
Когда я верну себе мою маленькую статуэтку, она будет должна мне много, очень много таких же покорных взглядов.
— Я что-то недостаточно ясно сказал, Сергей? - Отбрасываю официоз и понижаю голос до еле слышного шепота. Докторишка нервно сглатывает и делает неясное движение головой. - Мальчишка должен остаться в больнице до тех пор, пока я не разрешу его выписать. Позаботьтесь о том, чтобы он получил все необходимое лечение по какому-нибудь сложному, но не смертельному диагнозу. И, конечно, возьмите все анализы, которые могут потребоваться, чтобы установить точный диагноз. Это ведь очень сложно, правда - поставить точный диагноз? Занимает много времени и требует многих проверок.
— Да, конечно. - Он спотыкается в двух словах и на полусогнутых отходит на безопасное расстояние. - Нужно все тщательно перепроверить.
— Вот и отлично, - улыбаюсь достаточно кровожадно. - Такое рвение и внимание к каждому пациенту заслуживает самой высокой похвалы.
К тому времени, как Ника появится на горизонте, моя сеть для нее будет готова.
И на этот раз она будет очень крепкой.
Глава седьмая: Венера
Глава седьмая: Венера
«Я вернусь в конце недели, Планетка. Пожалуйста, больше не игнорируй мои сообщения».
Я разглядываю сидящего в углу огромного плюшевого медведя - он реально вдвое больше меня - и уговариваю себя не расклеиваться. Мой Меркурий улетел всего несколько дней назад, но я чувствую себя той самой планетой, которая потеряла свою ось, свою орбиту и даже солнечную систему. Мне неожиданно холодно и пусто без него. Как будто мне была нужна эта короткая встреча, чтобы понять, насколько одинокой я была все это время. И что черная дыра в моей груди никуда не делась, хоть я изо всех сил пыталась зацементировать ее чужими людьми и фальшивыми эмоциями.
На фоне медленно накрывающей с головой тоски отступает даже физическая боль.
И это единственное, что хоть немного радует. По крайней мере теперь я смогу заниматься реабилитацией с удвоенным рвением. Сейчас это вообще единственное, что я могу. Кажется, сегодня меня хвалили все, даже железные ходунки.
Ближе к вечеру, когда я сижу с телефоном в руке и жду сообщение от Меркурия, звонит Алёна. Не знаю, как это правильно назвать, но даже привычный гудок телефона на этот раз кажется очень тревожным. Как будто где-то там, за стандартным пиликанием, мое подсознание слышит беспокойный колокольный звон. Или это просто чувство вины? После неожиданного визита Игоря и его откровений, я с ужасом жду звонка от Ольчи, потому что так до сих пор не решила, что делать - рассказать ей всю правду или подождать, пока время само все расставит по своим местам. А если рассказывать - с чего начать?
На этот раз Алёна звонит без видео-вызова, и когда поднимаю трубку, ее голос звучит как будто из какого-то обложенного кафелем бункера.
— Ты еще не спишь? - спрашивает она - и я машинально поднимаю взгляд на настенные часы. Половина девятого, и обычно я действительно уже в постели в это время, потому что моя первая капельница в шесть утра - и к тому времени мне нужно успеть привести себя в порядок, так что мой подъем примерно около пяти.
— Еще не ложилась. Что-то случилось?
— Коля в больнице.
Наверное, меня можно назвать жестокосердной, но я почти уверена, что за этой фразой скрывается что-то большее. Мой племянник родился недоношенным на пять недель, и фраза «Коля в больнице» стала привычной частью нашего обихода. Катя постоянно лежала с ним в больницах, постоянно его лечила, постоянно искала способ заработать на новые лекарства. А в последние месяцы (еще до моего отъезда) он подцепил какой-то тяжелый кашель и воспаление легких. Его выписали всего пару недель назад и сразу после этого Катя приняла решение ехать на заработки, чтобы хоть как-то сводить концы с концами.