Страница 20 из 31
Бен-Али-Баб задрожал, как паутина на ветру, и упал на колени.
— Повелитель Чинар-бека, — причитал он, — я честный торговец, спасался под ветвями твоего дерева от разбойников. Меня зовут Бен-Али-Баб…
— Наконец-то ты в моих руках! — громовым голосом вскрикнул Мур-Вей. Мне рассказали, как ты, пользуясь нашим отсутствием, торгуешь нашими домами… Ты превратишься в свечу и будешь мне светить столько, сколько тебе осталось жить! А когда придет пора умирать, свеча погаснет… Ха-ха-ха! — захохотал волшебник.
Бен-Али-Баб медленно, как во сне, поднялся с земли, откинул голову и, протянув руки по швам, стал извиваться: тело его становилось все уже и круглее, одежда превращалась в белый воск, а ноги быстро принимали форму бронзового подсвечника. Еще секунда — и коварный торговец превратился в свечу, вспыхнувшую желтоватым колеблющимся пламенем.
«Что же будет со мной?» — подумал Егор.
Вдоволь насмеявшись, Мур-Вей машинально взял со стола какие-то таблетки, проглотил их и милостиво спросил:
— Кто второй? Он мудрец врачеватель?
— Это презреннейший из презренных! — торопливо ответил Абдул-Надул. Для него ученая мудрость, что для ишака шашлык, — и он высокомерно глянул на Егора. — Отдай его мне, а уж я из него сделаю люля-кебаб.
— Бери, — согласился Мур-Вей. — Но прежде обеспечь моих строителей повидлом из своих слов: ты видишь, кирпичей скопилось много, а скреплять их нечем… Не будут же они пользоваться простой глиной или цементом!
Абдул-Надул мгновенно сел, скрестив ноги и, воздев руки к волшебнику, вкрадчиво заговорил:
— О наш родной и любимый Искандер Мур-Вей, единомышленник аллаха, справедливейший из судей, слава и гордость Кахарда, Волшебник Волшебников! Слушаю музыку твоего сердца — и уши мои увядают от восторга. Внимаю урчанью твоего желудка — и немею: сколько в нем переваривается трудов людских… А ту ученость, что хранит каждый глаз твой, не измерить! Слово, произнесенное даже дураком, но потом прошедшее сквозь твои уста, будто получает высшее образование и становится неиссякаемым источником истины, ибо лишь то верно, что произнесено одним тобой. Разве ты болен? Тысячу и один раз — нет! Это те больны, кто не видит твоего здоровья. О Благополучие Моего Счастья, есть надежный способ убедиться в справедливости моих слов: кто лучше тебя хвалит, тому и верь! А разве смогут соревноваться со мной остальные усладители твоего слуха, даже те, что проходили стажировку во дворцах эмиров и шахов! Еще несколько моих рассказов, и ты начнешь, вроде меня, чихать здоровьем, о Великий Повелитель Чинар-бека!
По мере того как Абдул-Надул говорил, Мур-Вей расправлял плечи, лицо его порозовело, а под конец он и вовсе стал выглядеть молодцом.
— Я верю тебе, — милостиво сказал он. — Такие слова, несомненно, целебны. А теперь ступай…
— Прощай и скорее выздоравливай, о Всемилостивейший! — восликнул Абдул-Надул. — Слушаюсь и повинуюсь.
С помощью невольниц Абдул-Надул взобрался на носилки, и все двинулись в обратный путь. Миновали ворота с мечами, прошмыгнули мимо сторожа-автомата и выбрались из ущелья.
На половине пути к своему дворцу Абдул-Надул приказал остановиться и сделал какой-то знак. Стражники подвели Егора к гладкой, как стена, горе.
— Отворись, чтобы полнилось, и закройся, чтобы не уменьшалось, — произнес Абдул-Надул.
Скала раздвинулась, а когда в образовавшуюся щель втолкнули Егора, сомкнулась за ним…
Сколько пробыл Егор в заточении, я не знаю. Да и сам он, рассказывая мне о тех днях, не мог этого определить. Во всяком случае, много дней, уже, наверное, прошли школьные каникулы, и Егор опоздал на занятия…
«Конечно, — размышлял Егор, — волшебники, как и люди, бывают всякие: добрые и злые, умные и глупые, способные и так себе… А вот каков характер Мур-Вея, кто его знает? С одной стороны, это хорошо: захотелось тебе чего-нибудь: вжик! — и готово… С другой же стороны, такая способность волшебника может оказаться опасной для окружающих. Ведь все зависит от его настроения, от того, что взбредет ему в голову».
Трудно бороться с волшебником: Егор никогда не имел дело с таким противником и не знал, как быть. Оставалось только выжидать.
Снаружи послышался непонятный шум. Егор отбежал в сторону. Скала раздвинулась, и в проходе появился тот самый робот, которого Абдул-Надул называл Месом.
Подойдя тяжелыми шагами к Егору, робот осветил подземелье фонарем, вмонтированным в грудь, и произнес:
— Великий Врачеватель повелел тебе явиться к нему.
Робот неуклюже повернулся и мерно зашагал по аллее. Шаги робота гулко раздавались в тишине Чинарбека: бум-оум-бум… Егор догнал его, пошел рядом, с любопытством рассматривая механического человека. Сомнений не было: это Чао.
— Почему тебя называют Месом? — спросил Егор.
— Я Механический слуга. Мое имя — сокращение этих слов.
— Неправда, тебя зовут Чао. Я знаю, кто тебя изобрел.
— Я Мес, — упрямо повторил робот. — Меня придумал волшебник, Повелитель Чинар-бека.
— Тебя обманывают, — убеждал Егор. — И вовсе ты не слуга, а помощник человека. Неужели ты не понимаешь простых вещей?
— О тот, кто называет себя Егором! — горестно воскликнул робот и остановился. Из его круглых глаз с длинными ресницами выкатились две масляные слезинки. — Я знаю и умею многое. Но мне так тяжело… Ведь я служу глупцу, не умеющему использовать меня с толком. Я понимаю, что создан для великих дел, а меня заставляют, как прислугу, подавать еду и подметать помещения…
— Мне жаль тебя, Чао, — искренне сказал Егор. — Если удастся, я докажу, что тебя обманывают.
— Ты первый по-человечески отнесся ко мне, — благодарно ответил робот.
— Давай дружить, — предложил Егор.
— Давай.
Они пожали друг другу руки. Видя, что до дворца Великого Врачевателя осталось совсем немного, Егор торопливо спросил:
— Не скажешь ли, что меня ожидает?
— Не знаю, — ответил Мес.
Покоев Великого Врачевателя Егор не узнал. В зале не было ни слушателей, ни невольниц. Их место заняли механизмы.
Два пылесоса бегали по коврам, электрические полотеры, треща, натирали пластмассовый пол. Механические щетки на длинных стержнях полировали стены. Электрический кофейник окутывал себя паром и оглушительно свистел, напоминая, что кофе готов.