Страница 17 из 81
В темноте я сейчас видел еще лучше, чем тогда, когда осознал, что мое зрение необычное. А теперь эту способность научился переключать. Я мог видеть обычно, как все люди, мог включать ночное зрение, а еще мог видеть магию. Правда, с последним все обстояло куда сложнее, и я весьма плохо умел пользоваться этим зрением. Но если мне приходилось смотреть на магический предмет, я сразу же видел магический фон и даже мог по цвету определить его предназначение.
Я прошел вдоль забора, но кошки нигде не обнаружил. Зашел в конюшню и в курятник, но и там ее не было. Решил обойти задний двор и встретиться с Тай с обратной стороны. Но как только я вышел из курятника, услышал жалобный плач и всхлипы сестры.
Я поспешил к ней.
Тай сидела прямо на сырой от дождя земле и прижимала к груди безвольно обмякшую Иску. Сестра, зажмурившись, раскачивалась туда-сюда и горестно поскуливала.
— Эй, Тай, — я осторожно подошел и присел рядом.
— Кто-то ранил ее, Тео. Кто-то хотел убить нашу Иску, — отчаянно протянула Тай и отчаянно всхлипнула. — Кому она могла помешать, Тео? Она ведь самая хорошая и добрая кошка, она же никому никогда не вредила.
Тай гладила Иску, ее руки были перепачканы кровью, Тай еще не поняла, что кошка не ранена, она мертва.
— Дай ее сюда, посмотрю, — протянул я руки.
— Ее еще можно вылечить, Тео? Можно ведь? — с надеждой спросила Тай, уставив на меня полные слез глаза.
Я взял уже холодную и начавшую коченеть Иску из рук сестры. Она все это время не сводила с меня молящий взгляд. Я видел, как сильно она хочет, чтобы я сказал, что ничего страшного, что Иска путь и ранена, но мы ее вылечим, и она скоро поправится. Но я не мог ее обмануть.
Иске какой-то жестокий ублюдок перерезал горло. И я даже не сомневался, что этого ублюдка зовут Дез.
— Она мертва. Мне жаль, — сказал я.
Тай громко всхлипнула и зарыдала.
От ее слез становилось невыносимо. Я снова ощутил боль, эмпатия вернулась, и я чувствовал то же, что и Тай. Наверное, это произошло, потому что между нами была связь. Я чувствовал ее горе и отчаяние так же сильно, как собственное.
Мне захотелось успокоить Тай и забрать ее боль, как когда-то я забрал боль Эл. Я протянул руку и коснулся ее плеча, пожелал изо всех сил избавить ее от боли, но ничего не вышло. Унять душевную боль слишком сложно, куда сложнее, чем телесную. Для этого нужно завершить грань эмпатии, а я ее толком даже не открыл.
Я по-прежнему держал на руках труп Иски. Ее шерстка быстро намокала от моросящего дождя, но я все равно чувствовал под пальцами слипшиеся от крови клоки.
Мне хотелось, чтобы Иска была жива, чтобы Тай не плакала, не горевала. И это чувство было таким сильным, что я вдруг ощутил, как оно просится наружу.
Я знал это ощущение, оно было похоже на нахлынувшую волну, которая рвется из груди во внешний мир. Зарождение новой магии, открытие новой грани.
Я не знал, что делаю, это получалось само собой, инстинктивно. Словно бы я это делал уже когда-то, но позабыл. Я сжимал холодное, мокрое тело кошки и вдруг почувствовал, как от неё исходит тепло. Сначала оно было едва ощутимым, но затем становилось все жарче и жарче. В какой-то миг я даже начал опасаться, что просто сожгу кошку, но Иска вдруг шевельнула лапой.
Жар ушел из-под пальцев, кошка вновь стала холодной, я открыл глаза и наткнулся на взгляд Тай — ошеломленный, растерянный. Но она больше не плакала.
Я перевёл взгляд на Иску, она подняла голову и мяукнула, на миг в ее глазах сверкнуло зеленым и тут же погасло.
— Она жива? — осторожно и тихо спросила Тай.
— Видимо, я ошибся, — ответил я. — Она просто потеряла много крови вот...
— Ты ее исцелил, Теодор! — Радостно воскликнула Тай, вырывая из моих рук Иску и прижимая ее к груди. — Она жива, моя любимая кошка жива!
Тай целовала Иску, качала на руках, как ребенка, и не переставала радостно улыбаться.
Мне же стало тревожно. Я знал, что поступил неправильно. Не знал почему, но чувствовал, что в этом что-то неестественное. Я ничего не знал о некромантии, только то, что это весьма сильная и редкая магическая грань. Нужно срочно восполнить пробел в знаниях.
— Ты не должна об этом никому рассказывать, Тай, — я серьезно посмотрел на нее.
— Почему? — растерялась она. — Ты же исцелили ее. Целители в почете всегда и везде.
— Я не исцелил ее.
Тай в непонимании нахмурила брови.
— Я ее оживил, — шепотом произнес я.
Тай в ужасе округлила глаза, перевела взгляд на Иску, потом снова посмотрела на меня.
— Я никому не расскажу, — со всей серьезностью заверила она.
— Ладно. Пойдем спать, а то совсем промокнем, простынешь еще, — сказал я и помог подняться сестре.
Вдруг я почувствовал слабость, голова закружилась, и все вокруг закачалось, как в шторм на корабле. Я ощутил, как падаю, но удара почти не почувствовал. Я думал, что потеряю сознание, но я не провалился во тьму. Я смотрел на небо, затянутое тучами, мелкие капли падали на лицо.
И вдруг все тучи исчезли, точнее, я словно бы теперь смотрел сквозь них. Я подумал, что вижу небесный щит, но и это был не он. И оттого что я увидел, у меня в буквальном смысле перехватило дыхание.
Разноцветные волны заполонили все небо, свет от звезд был таким ярким, что я даже прищурился. Линии тянулись через весь небосклон: красные, синие, фиолетовые, розовые — столько насыщенных и сочных цветов. Это все больше походило на сон, на миг я даже засомневался, что вижу это всерьёз. Я решил, что все же потерял сознание и это все мне просто сниться.
Но тут надо мной нависло обеспокоенно личико Тай и заслонило собой этот невероятный, почти психоделический небесный пейзаж.
— Ты в порядке, братец? — испуганно спросила она.
Я попытался встать, в голове шумело, и слабость никуда не ушла, но все же я поднялся. Я взглянул на небо, но там снова были только тучи.
Уже лежа в постели, я все никак не мог уснуть и думал о своей новой способности. Некромантия открывала для меня множество возможностей. Когда я думал о том, как свергнуть Зейна Ворлиара и вернуть свое законное место правителя Виреборна, каждый раз я упирался в проблему, что у меня нет армии, нет ни единого союзника, который бы мог мне помочь. Я даже не знал, остались ли люди, преданные Девангерам. Ведь после взятия Сол-Меридии Ворлиар заставил всех аристократов ему присягнуть, а те, кто отказался — были казнены.